— Вот где привелось увидеться, братишка! Неужели ты не рад своему брату, Эсайас? — Легрис широким шагом шагал ему навстречу.

Эсайас кисло улыбнулся:

— Разумеется, очень рад.

— У меня припасена хорошая выпивка. Пойдем, младший братишка, выпьем, посидим, как мужчины, а не как детки на маминой лавочке. Помнишь, как бывало?..

Эсайас с удивлением понял, что Легрис на самом деле считает, будто у них было счастливое время — там, в родительском гнезде. Будто наличие старших братьев обеспечило Эсайасу прекрасное детство. И если сам Эсайас вздумал вдруг пойти в святые отцы, то это было вовсе не обдуманное решение взрослого человека, а дурацкая выходка младшего братика, который и всегда-то был чудаковат.

Ну теперь все их былые детские шалости и маленькие разногласия вроде как остались в прошлом, началась великая война, оба брата в армии — так что самое время им встретиться и посидеть за выпивкой по-мужски, как выражается Легрис.

Неужели никто из Новеров так ничего и не понял? Не догадался, каким тяжелым, скучным и мрачным было из-за них детство Эсайаса? Как неприятны они ему — они сами, их шутки, их улыбки, все их разговоры? Эсайас был потрясен. Он не стал ничего объяснять Легрису. Если тот и сейчас предпочитает оставаться в неведении, глупо надеяться, что Легрис или другой из братьев догадается обо всем когда-нибудь потом. Может быть, завтра их всех убьют, и сложные отношения Эсайаса Новера со всем его семейством вообще не будут иметь никакого значения. Да, так, скорее всего, и случится. Поэтому незачем расходовать слова и душевные силы.

Эсайас рассказал Легрису о походе, в котором потерял две трети отряда. О пророке тумана, которого они захватили. И о том, как пленником заинтересовалась инквизиция.

История вызывала у Легриса живое участие. Еще бы! Младший Новер оказался героем. Кое-что Легрис уже знал, кое о чем слышал впервые.

— И что же, они даже не передали тебе, что там твой пленник рассказал инквизиции? — недоверчиво переспросил Легрис.

Эсайас пожал плечами:

— Я особенно их и не спрашивал. В конце концов, я рыцарь церкви, практически священнослужитель, я не должен задавать вопросы вышестоящим. Все, что необходимо для моего служения, мне сообщили, а остальное меня не касается.

— Да уж, в монастыре хуже, чем в армии, братишка, — согласился Легрис. — А я вот слышал, что обитель Святого Арвинна, где ты подвизался, впала в ересь Серого ордена.

— Невозможно! — воскликнул Эсайас. — Эта обитель принадлежала Алому ордену. Там не могло быть никакой ереси, потому что в Алом ордене нет…

— Серые захватили ее. Поговаривают о злодеяниях, которые там творились. Настоятель бесследно исчез и якобы оставил письмо, в котором призывает всех братьев обители перейти под покровительство Акира Бен Тагара, принять Серых как начальство — ну и прочие глупости. Даже я не верю в то, что старый настоятель из Алого ордена мог завещать своей пастве такую чушь! А в обители Святого Арвинна сделали вид, будто поверили каждому слову. Очевидно, совсем плохи там дела, если им пришлось поддержать такую вопиющую ложь…

Эсайас слушал с возрастающим ужасом. Мудрый наставник, настоятель обители Святого Арвинна бесследно исчез! И вдобавок написал то, чего написать никак не мог.

— Он мертв, — выговорил Эсайас с болью. — Вот что произошло. — Он покачал головой. — Какие жестокие времена!

— Да ты здесь совсем отстал от жизни! — вздохнул старший брат. — Никакие слухи до тебя не доходят. Чем же ты занимаешься целыми днями?

— Всяко не сижу в офицерском борделе и не сплетничаю. Тренирую солдат, — угрюмо ответил Эсайас. И прибавил в порыве откровенности: — А сам гляжу на них и все думаю: кто из них погибнет, кто выживет. И поможет ли им хоть немного вся эта тренировка? Мы ведь стараемся, подбираем доспехи, чиним оружие… Будет ли толк? Устоим ли мы?

— Ты слишком много беспокоишься о солдатах, — отозвался Легрис. — С такими мыслями войны не выиграть.

— Я видел, что такое — большие потери, — сказал Эсайас. — Упаси тебя Сеггер пережить такое!

— Лично я готов пережить и не такое, лишь бы пережить, — парировал Легрис. — Да что с тобой творится, в конце концов! Твой монастырь все равно уже пропал. Возвращаться тебе некуда.

— Вот разобьем силы Шаггона и выгоним Серых еретиков из Алой обители, — ответил Эсайас. — Если буду жив, сам лично и займусь. Я уже сейчас в состоянии командовать сравнительно большим отрядом, — не выдержал и прихвастнул он.

— Обители-то больше нет, спасать нечего, — сказал Легрис. И присвистнул, увидев, как вытянулось лицо Эсайаса, — Ты и этого не знал? Да, брат, ты точно сделался настоящим воякой. Видишь только то, что у тебя перед носом, а нет чтобы поднять голову да поглядеть по сторонам… Да хотя бы к сплетням прислушаться, ведь не помешает. Ладно, расскажу тебе, как все случилось. Вскоре после того, как Серые утвердились у Святого Арвинна, там появился чумной тотем. И… ты ведь знаешь, что происходит, когда возле какого-нибудь злополучного поселения возникает чумной тотем?

— Все… все погибли? — тихо спросил Эсайас.

Легрис энергично кивнул и допил вино.

— Точно. Ни одного человека не осталось. Они умерли быстро, в течение полутора дней… Как говорят. И обитель полностью поглощена. Там теперь только туман. Ни стен, ни собора… Говорят еще, в безлунную ночь сквозь туман видно, как ярко и мертво горит золотой Глаз Сеггера, что был изображен на главном монастырском храме.

Когда армия Шаггона спускалась с гор, казалось, будто это сходит лавина. Поток кошмарных существ, облаченных в темные доспехи, двигался под сумеречным солнцем Темной стороны. Эгертон возглавлял отряд, который насчитывал почти пятьдесят самых разных существ. Сам унгар пребывал в странном состоянии, похожем на транс. Его разум словно бы вытеснил сознания всех подконтрольных созданий. Управлять отрядом для Эгертона означало фактически то же самое, что управлять собственным телом. Приказал руке: «поднимись», рука поднялась; приказал ноге: «топни», нога топнула… Только вместо одного тела выступало некое коллективное тело, сложенное из подавленных и подчиненных личностей довольно мерзких с виду чудовищ. Эгертон не воспринимал их как подчиненных, как кого-то, кто представляет ценность сам по себе и обладает личным бытием. В этом Эгертон полностью отличался от Эсайаса Новера. Потеря любого из подчиненных не станет для тоаданца большой бедой и уж точно не оставит в его душе никаких шрамов.

Другое дело, что, повелевая своими монстрами, Эгертон переставал в полной мере осуществлять контроль над собственным телом. Он был погружен в своего рода медитацию и постоянно созерцал множество энергетических и ментальных нитей, за которые нужно было тянуть. Если бы какой-то недруг захотел убить Эгертона, он совершил бы свое преступление с легкостью, поскольку отреагировать вовремя на обычное физическое насилие Эгертон бы сейчас, вероятно, попросту не смог.

Поэтому Эгертон поступил так, как обычно и делают унгары в подобных сложных ситуациях. Он избрал одно из подчиненных существ для того, чтобы оно защищало своего командира.

Выбор оказался простым — вампир Сафрур. С ним пришлось побороться, и кристаллов на него унгар израсходовал больше, чем на кого бы то ни было другого из своего отряда, но зато потом, когда воля Сафрура оказалась полностью подчинена Эгертону, все пошло просто как по маслу. Сафрур оберегал персону командира с ревностностью влюбленного. У вампира оставалось лишь одно желание — находиться рядом с Эгертоном и слышать его голос. Угождать ему, сдувать с него пыль, отгонять от него мошек — все это приносило Сафруру неизъяснимое блаженство.

Тегамор в своем черном доме в Соултраде теперь научилась видеть Эгертона. Прежде только он подсматривал за ней, теперь же и она время от времени вторгалась в его жизнь насмешками.

«Что это у тебя там происходит? — веселилась она, в то время как Сафрур вертелся возле Эгертона, предлагая тому отполировать ногти. — Ты завел себе личного чистильщика ногтей? Ах ты грязнуля!»