– Догадываюсь, зачем пришли, – язвительно сказал он. – Наслушались гнусных сплетен, которые разносит та самая Баттон.

Выглядит неплохо, заключил про себя Вуд. Темные кудри, роскошные усы. Инспектор однажды пробовал отпустить усы, но сдался под насмешливым взглядом дочки. Раскрасневшийся в данный момент Оукли был высок, отлично сложен, бриджи плотно облегали мускулистые ляжки. Да, такие мужчины нравятся дамам.

– Если не возражаете, сэр, у меня есть несколько вопросов, – сдержанно проговорил Вуд.

– Конечно, возражаю, будь я проклят! Хотя, пожалуй, лучше сразу покончить. Садитесь. А вы, – обратился Оукли к Паттерсону, – должно быть, записывать будете?

– Так точно, сэр, – задохнулся бедняга. – Если не возражаете.

Вуд испепелил его взглядом.

Оукли не потрудился ответить, сел в кресло.

– Ну, давайте. Спрашивайте. Мне скрывать нечего.

– Пожалуй, начнем со дня смерти вашей жены. – Инспектор прикрыл рот ладонью, прокашлялся. – Тяжелая тема, и мне очень жаль, что приходится ее затронуть.

– Правда? – Оукли издал краткий смешок. – Хотите меня одурачить? Ну что? Она умерла поздно вечером, после одиннадцати.

– Да, сэр. Это мне известно. Хотелось бы услышать, что было днем. Как я понял, вы ездили в Бамфорд и были в аптеке мистера Бакстера?

– И что? Все это обсуждалось на следствии после кончины жены. Она очень сильно страдала после удаления зуба. Доктор Перкинс прописал настой опия, что подтвердил на следствии. Я приобрел лекарство у Бакстера.

Паттерсон трудолюбиво записывал, тяжело дыша ртом, как обычно в минуты предельной сосредоточенности.

– Вы с женой были в добрых отношениях, сэр?

Вуд подметил искру в глазах собеседника.

– Чертовски неделикатный вопрос. Да, спасибо, у нас были прекрасные отношения. – Оукли помолчал, передернул плечами. – Случались иногда разногласия, как у любых супругов, однако несущественные. – Он внезапно взглянул прямо в глаза инспектора. – У меня не было ни малейших причин желать смерти жены. Помимо всего прочего, у нас был – есть – маленький сын. Неужели я стал бы лишать его матери?

Вуд не ответил, вместо того вновь сдержанно спросил:

– Как я понимаю, ваша жена была состоятельной женщиной?

– Действительно, у нее имелся кое-какой капитал.

Вуд выпятил губы:

– Насколько я слышал, довольно значительный, сэр. Неплохой доход от предприятий и фабрик, в том числе на севере… прядильни и торговля шерстью… И по-моему, еще столичная компания, «Лондон кемикалс», если не ошибаюсь…

– Не валяйте дурака, инспектор, – саркастически бросил Оукли. – Вам прекрасно известно название. Мне сообщили, что вы там побывали. Расспрашивали о моем последнем визите.

– Вы нанесли его за месяц до смерти жены, – сказал Вуд. – Решали от ее имени какие-то деловые проблемы.

Хотя это был не вопрос в точном смысле, Оукли все же ответил:

– Конечно. Моя жена замужняя женщина, на ней лежали дом и хозяйство. Она не могла разъезжать по заводам и фабрикам, расспрашивать про доходы и убытки! Вдобавок, когда мы поженились, ей было всего восемнадцать. К вашему сведению, я регулярно наведывался на все предприятия, с которых она получала доход. Если не присматривать, непременно возникнут проблемы.

«Совершенно верно, – мысленно подтвердил Вуд, – поэтому я за тобой и присматриваю». А вслух сказал:

– Вы хорошо известны в кругу любителей азартных игр, мистер Оукли.

– Не знаю, кто вас об этом осведомил. – Оукли помедлил, как бы ожидая услышать имя и фамилию. Не услышал. – И что?

– У вас есть долги?

Последовало молчание. Наконец хозяин дома ровным тоном заметил:

– Какой вы дотошный. Впрочем, понимаю: свое дело делаете. У меня есть долги, инспектор, как у всякого джентльмена. Я всегда скрупулезно расплачиваюсь. Спросите кого угодно. Каждый подтвердит. – Он так резко подался вперед, что Паттерсон с перепугу чуть не выронил карандаш. – Знаю, на что намекаете, и скажу – ни черта не добьетесь. Я никогда и никоим образом не злоупотреблял капиталом жены. – Снова откинулся на спинку кресла и спокойно добавил: – Обратного вы в любом случае не докажете.

«Разумеется, не докажу, – мысленно согласился инспектор. – И министерство внутренних дел не желает возобновлять следствие. Тем более что на высоких постах сидят однокашники отчима Оукли».

В поисках более твердой почвы Вуд продолжил:

– Давайте вернемся к вашему визиту в «Лондон кемикалс». Вы правы, я там побывал. На меня произвел впечатление ассортимент выпускаемой продукции. Хозяйственные, садовые, сельскохозяйственные химикаты… крысиные яды…

– Большим спросом пользуются, – сухо бросил Оукли.

– Многие на основе мышьяка, – спокойно продолжал Вуд. – Лично я всегда покупаю мышьяк у Бакстера, расписываюсь в регистрационной книге, прячу банку подальше. Крыс в нашем доме сейчас нет. Порой мышка шмыгнет, но мышеловки с кусочком сыра вполне достаточно.

Казалось, Оукли готов спустить инспектора с лестницы, пальцы, вцепившиеся в резные дубовые подлокотники кресла, задергались. Пожалуй, было правильно взять с собой Паттерсона. Допрашиваемый дважды подумает, видя перед собой бычью тушу сержанта.

– Известно ли вам, сэр, что в процессе изготовления потребительских продуктов, содержащих мышьяк, выделяются в высшей степени ядовитые пары?

– Возможно. Я не химик. – Оукли взял себя в руки, но голос потрескивал от напряжения.

Вуд вздернул брови:

– Но наблюдали за процессом? Во время визитов на производство?

– Может быть. Точно не помню.

– Тогда знайте: пары мышьяка имеют сильный запах чеснока. Мне не нравится, – добавил Вуд. – Я не поклонник иностранной кухни.

– По-вашему, я во время визитов на фабрику вдыхал ядовитые испарения? – сухо спросил Оукли. – Не имею понятия, чем они пахнут. По крайней мере, пока от вас не услышал.

– Правда? – переспросил Вуд. – Давайте вернемся к смерти вашей жены. Прошу вас еще раз описать последовательность событий.

– Не понимаю зачем. Все это обсуждалось на следствии. Ну, давайте посмотрим. – Оукли нахмурился, сцепил пальцы. – Я принес в спальню жены настойку опия и воду. Хотел отмерить дозу, она отказалась, сказала, сама справится. Лампа на столике у кровати горела. Я пожелал ей спокойной ночи. Поужинал внизу в одиночестве. Выкурил в библиотеке сигару, просмотрел газеты. Потом сам отправился спать.

– Не заглянули к жене осведомиться о самочувствии? – с интересом встрепенулся Вуд.

– Нет, – очень тихо вымолвил Оукли. – Думаете, не сожалею об этом? Решил, что заснула. Не хотел беспокоить. Не заподозрил ничего дурного, пока Баттон не разбудила меня где-то между четвертью двенадцатого и полуночью. Точнее не скажу, не спрашивайте – не смотрел на часы. Баттон была в невменяемом состоянии, бормотала, что произошло нечто ужасное. Я сразу бросился в спальню жены. Она лежала на полу – видно, упала, вскочив с постели, – ночная рубашка на ней загорелась. Получила сильные ожоги. Я сразу послал грума за доктором, но он не смог помочь. К его приезду она уже скончалась.

В наступившем молчании тихо тикали позолоченные часы да сержант Паттерсон шелестел страницами блокнота.

– По-моему, – четко и медленно проговорил Оукли, – причина трагедии в том, что моя жена под воздействием опия потеряла контроль над собой. Такого же мнения придерживаются доктор Перкинс и коронер. Распространители зловредных слухов понесут ответственность.

Вуд ответил с таким же спокойствием:

– Экономка миссис Баттон действовала в тот момент весьма ответственно и храбро. Погасила пламя покрывалом с кровати. Однако через две недели вы ее уволили.

– Да, – холодно подтвердил Оукли. Видя, что инспектор ждет объяснений, неохотно продолжил: – Мне было неприятно ее видеть. Воскресали воспоминания. Стало невозможно жить под одной крышей. Я дал ей наилучшие рекомендации и выплатил жалованье за месяц вперед. Она отплатила мне гнусной ложью. – Оукли вскочил с кресла. – Теперь буду признателен, если вы уйдете. С минуты на минуту жду ветеринара. Больше не намерен отвечать на глупые вопросы.