– Да, тот самый гроб, джентльмены, – сказал он, слегка шепелявя. – Табличка уцелела. – Встряхнул носовой платок и опять громко высморкался.

– Так вытаскивайте и вскрывайте, – проворчал сэр Герберт.

Гробовщик сунул платок в карман и сказал:

– Может быть, джентльмены, лучше выйдете на свежий воздух, пока крышку вскроют…

Церковные часы пробили шесть.

– Некогда! – бросил сэр Герберт.

– Мы должны убедиться… – тихо заметил Вуд.

– Ну ладно, – уступил сэр Герберт. – Только поскорее!

– Дженкинс! – крикнул Вуд констеблю. – Поднимайте гроб, вскройте… э-э-э… провентилируйте, оградите могилу, чтоб, не дай бог, никто не упал. Лучше стойте на страже. Охотники за черепами нам тоже не нужны.

– Слушаюсь, сэр, – угрюмо ответил констебль Дженкинс.

– Ничего, – сказал ему Вуд. – Как только доберусь до участка, пришлю к вам епископа для отпущения грехов.

Судя по выражению лица констебля Дженкинса в бледном утреннем свете, он заподозрил, что сам инспектор, вернувшись в участок, хлебнет сначала доброго винца.

– Ты что-то совсем притихла, – заметил Алан по дороге домой в темноте. – Не стоит при таком свете читать записки Джеффа.

– Не могу удержаться, – с сожалением призналась Мередит, закрыв коробку, лежавшую у нее на коленях.

Автомобильные фары высвечивают витрины магазинов, пляшут в лужицах на тротуарах. Кругом благословенная прохлада после душной тесноты у Пейнтеров.

– Жарковато было, правда? – Она вгляделась в профиль спутника. – Я считала твоим патологоанатомом доктора Фуллера. Не знала, что просишь советов у Джеффа.

– Фуллер наш штатный патологоанатом, и очень хороший, но не специалист по ядам. Поэтому когда мы с чем-то подобным сталкиваемся, то обращаемся к Джеффу. Кстати, он совершенно прав, утверждая, что умышленные отравления нынче встречаются реже, чем в прошлом.

Из паба на тротуар высыпалась толпа юнцов, и Алан сбавил скорость. Три парня сцепились, остальные к ним потянулись, как железные опилки к магниту. К счастью, в этот самый момент подъехала патрульная машина. Маркби нажал на акселератор и оглянулся на облегченно вздохнувшую Мередит.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я полицейский. Не могу миновать место потенциального происшествия, пока не удостоверюсь, что ситуация под контролем.

– Я побоялась, что сам вмешаешься, – столь же серьезно сказала она.

– При необходимости. Полицейский обязан принять меры в опасной, по его мнению, ситуации, будь он при исполнении своих обязанностей или нет.

– Тогда надо вызывать подмогу. Нечего изображать супермена, в одиночку бороться с преступниками.

Алан молчал, очевидно раздраженный критикой. Но у Мередит есть право на личное мнение, и, господи помилуй, в данном случае она, скорей всего, тоже попала бы в передрягу. Подвыпившие молокососы вполне могли наброситься на машину.

Тем не менее, когда затянувшееся молчание грозило перерасти в упрямое противоборство, Мередит сделала первый шаг:

– Я просто испугалась, и все. Не хотелось угодить в свалку. – Почуяла облегчение Алана.

– Не позволю, чтоб ты пострадала.

«Как убережешь меня от пьяной толпы?» – хотела спросить она. Не спросила. Вместо этого подумала, что сама привыкла о себе заботиться, вот в чем проблема. Если б была одна, оценила бы ситуацию и избежала бы неприятностей. Если б сидела за рулем, нажала бы на газ и проехала мимо. Но она не одна с тех пор, как переехала к Алану. Невозможно привыкнуть. Начинаются ссоры. Прежде ничего подобного не было. Конечно, они спорили, но не злились друг на друга. И он не утверждал, что ее бережет. Разве она слабоумная?..

Развивая мысль, Мередит невольно спросила:

– Ты обратил внимание, как Джефф с сестрой скандалят? Ему за сорок, как тебе. Ей за тридцать, как мне. Сведи их вместе, оба превращаются в четырехлетних детишек.

– Ну и что? Это не серьезно, – веско возразил Алан. – Мы с сестрой Лорой вечно скандалим.

Машина подъехала к дому и остановилась.

– Правда, – неохотно признала Мередит. – Только вы с Лорой не соперники, в отличие от Пейнтеров. Я просто думала, что они уже переросли соперничество. – Отсюда возникло другое соображение, и она сухо добавила: – Впрочем, я единственный ребенок, о чем могу судить?..

С тем и вошли в коттедж, Алан включил свет в прихожей, звучно бросил на телефонный столик ключи от машины и спросил:

– Еще хочешь вместе искать новый дом?

Голубые глаза смотрят пристально, как на преступницу, застигнутую на месте преступления. Но она не обвиняемая. Не обязана предъявлять алиби и оправдания. Ему нужна правда, а она не может ответить, поскольку не знает. Все равно что-то надо ответить. И она ответила вопросом на вопрос, проходя мимо него на кухню и с излишней осторожностью ставя коробку с бумагами:

– Зачем спрашиваешь? Потому что усомнился?

– Я не усомнился. Просто не понял, почему ты спросила Джулиет не о продаже, а о сдаче коттеджа.

Ах вот в чем дело! Мередит отвернулась от кухонной раковины:

– Понятно. Слушай, я практичная женщина, правда? Если мы будем жить вместе, твой дом не годится, и надо подыскивать что-то другое.

– Знаю. Никогда не рассчитывал с кем-то здесь жить. Надо было куда-то впихнуть вещи и где-то поспать.

– Понятно. Я сама не рассчитывала с кем-нибудь жить. Надо было впихнуть вещи и где-то поспать… А вдруг у нас не получится, Алан? Я не хочу сжигать за собой все мосты. Они как бы меня подкрепляют… То есть если вдруг понадобится, то у меня есть собственный дом. Если сдам – оплачу закладную. Потом посмотрю и, возможно, продам. – Она открыла холодный кран, вода хлынула в чайник. – Не думай, будто я тебя не люблю. Скорее в себе сомневаюсь. Давно стараюсь объяснить.

Он подошел к ней сзади, обхватил за талию, поцеловал в затылок.

– Понимаю. Только я тебя сюда слишком долго заманивал. Не верю своему счастью.

– И не верь раньше времени. Возможно, еще пожалеешь, что я переступила порог.

– Не пожалею, – сказал он. – Никогда.

Она склонила голову с улыбкой. Между ними воцарился мир. Никто не желает скандалить.

И все-таки, сунув в ножны оружие, Алан спросил:

– Надеюсь, не собираешься шарить в коробке Джеффа?

Мередит ощетинилась, слыша вызов в тоне:

– Конечно, собираюсь. Интересуюсь местной историей.

Чайник вскипел.

– Чай или растворимый кофе? – уточнила она. – Могу приготовить какао.

– Только избавь меня от какао, – буркнул он. – Прибереги до старческого маразма. И местную историю ко всем чертям. Идиотская жуть.

– Вовсе нет. Что тут плохого? – Иными словами: «Какое тебе до этого дело? Неужели мы разойдемся из-за семейной истории Оукли?» – Меня интересует ситуация с человеческой точки зрения, – осторожно пояснила Мередит. – Муж обвинялся в убийстве жены, которую прежде любил.

– Правда? – сухо переспросил Алан. – Кора Оукли была очень богатой. У мужа ничего не было, кроме усадьбы, обремененной долгами.

– Значит, она любила его.

Алан видел, как Мередит раскраснелась, как старается не смотреть ему прямо в глаза. Ее что-то тревожит. Между ними что-то не так. Господи боже мой, только не это! Только чтобы не повторилась история с Рейчел! Как они были счастливы после женитьбы… Следовало догадаться, что долго так продолжаться не может. Рейчел ненавидела его профессию. Не хотела быть женой копа. Всегда считала это временным помешательством, от которого можно оправиться, найти себе хорошее место, которое ей больше понравится. С бесконечными корпоративными вечеринками и поездками, светскими обедами и ужинами в парадных нарядах.

Мередит отреагировала на молчание. Подняла голову, устремила на него большие ореховые глаза. Тушь размазалась, и поэтому Алана захлестнули эмоции, сильные до боли. Это и есть любовь, думал он. Неудивительно, что многие боятся ее. Она тоже боится. А он что – тот самый дурак, которому закон не писан?