— И без машины, а?

— Мою машину угнали.

— Не повезло. Сам я живу в Лос-Анджелесе, знаете ли. У меня большой «бьюик», с багажником и откидным сидением, отличная машина, скажу я вам. Жена держит его в гараже на колодках. Говорят, это сохраняет покрышки.

— Прекрасная мысль.

— Точно, — сказал он. — Хочется держать машину в хорошем состоянии.

Ко входу в административное здание вели широкие бетонные ступени. Надев куртку на мокрую рубашку, я вошел в стеклянные двери. Сидевшая за столиком информации холеная брюнетка встретила меня ослепительной профессиональной улыбкой. — Чем я могу вам помочь, сэр?

— Мне хотелось бы повидать заведующего.

Ее улыбка застыла. — Сегодня у него весь день расписан по минутам. Могу я спросить, как ваше имя?

— Арчер.

— По какому вопросу вы хотите с ним встретиться, м-р Арчер?

— Дело конфиденциальное.

— Насчет кого-нибудь из наших пациентов?

— В общем, да.

— Вы — его родственник?

— Нет.

— Кто тот пациент, которым вы интересуетесь, и в чем именно заключается ваш интерес?

— Я бы приберег это для заведующего.

— Возможно, вам придется прождать все утро. У него одно за другим несколько совещаний. Не могу обещать, что даже после их окончания он сможет выкроить для вас время.

Подано деликатно, однако меня отфутболивали. Поскольку никак нельзя было сокрушить ее твердую позицию сторожевого пса, я двинулся напролом:

— Вчера вечером сбежал один из ваших пациентов. Он буйный.

Она сохраняла безмятежный вид.

— Вы хотите обратиться с жалобой?

— Не совсем. Мне нужен совет.

— Может, я смогу помочь вам, если вы назовете имя пациента. Иначе трудно сказать, кто из врачей наблюдает за ним.

— Карл Холлман.

Ее тонкие брови взметнулись: она узнала имя. — Пожалуйста, присядьте, сэр, я постараюсь разузнать для вас что-нибудь.

Она подняла трубку одного из стоявших перед ней телефонов. Я сел и закурил сигарету. Утро было еще раннее, и я оказался единственным посетителем. Я огляделся — разноцветная мебель и блестящий кафельный пол были призваны поднимать настроение. Я и сам немного взбодрился, когда появилась стайка молодых медсестер и с веселым щебетанием двинулась по коридору.

Женщина за столиком опустила трубку на рычаг и поманила меня пальцем. — Д-р Брокли примет вас. Он сейчас у себя. Его кабинет в следующем здании по главному коридору.

Следующее здание оказалось громадным. Центральный коридор выглядел настолько длинным, что в нем можно было проводить соревнования по бегу на спринтерские дистанции. После службы в армии большие помещения угнетали меня: множество дверей и ходов, канцелярщина, свои правила игры, подкуп, спешка и ожидание. Лишь изредка встречаются люди, у которых хватает умения не дать громадной машине рухнуть под тяжестью собственного веса.

Дверь с табличкой, на которой значилось имя д-ра Брокли, была открыта. Он вышел из-за стола — среднего роста, средних лет мужчина в сером костюме в «елочку» и коротко, крепко пожал мне руку.

— Мистер Арчер? Сегодня удалось освободиться пораньше, и я могу уделить вам пятнадцать минут. Потом я должен проводить осмотр.

Он усадил меня на стул с прямой спинкой, стоявший впритык к стене, принес пепельницу, сел за свой стол у окна. Двигался он быстро, а когда сел, замер в неподвижности. Его лысый череп и внимательные, цепкие глаза придавали ему сходство с ящерицей, выслеживающей добычу.

— Насколько я понимаю, у вас жалоба на Карла Холлмана. Надеюсь, вы понимаете, что больница не отвечает за его поступки. Мы — сторона заинтересованная, но ответственности не несем. Он ушел отсюда без разрешения.

— Мне это известно. Он сам сказал.

— Вы — приятель Холлмана?

— Я вообще с ним не знаком. Он заявился сегодня рано утром ко мне домой, чтобы попросить о помощи.

— О какой помощи шла речь?

— Это весьма запутанная история, связанная с его семьей. Думаю, в ней много чистого вымысла. Похоже, его главным образом тревожит то, что он ощущает себя виновным в смерти отца. Он хочет избавиться от этого чувства. Поэтому он и обратился ко мне. Видите ли, я — частный детектив. Ему рекомендовал меня кто-то из его друзей.

Когда я назвал свою профессию, вернее, одну из профессий, температура упала. Доктор ледяным голосом сказал:

— Если вы пытаетесь получить информацию о семье, то я не могу вам ее дать.

— Да нет же. Я подумал, что лучшая услуга, которую я могу оказать Холлману, это вернуть его сюда. Я уже было уговорил его, и мы почти достигли цели. Но потом он заволновался и полез в драку. По сути дела, — мне не хотелось в этом признаваться, так как было стыдно, — он захватил меня врасплох и украл мою машину.

— То, что вы рассказываете, на него не похоже.

— Ну, может, я не так выразился, может, он и не украл. Он расстроился и, я полагаю, не понимал, что творит. Но он взял машину, а я хочу получить ее обратно.

— Вы уверены в том, что он ее взял?

Еще один бюрократ, подумалось мне, явный волокитчик, на уме лишь бумаги да циркуляры. Из этой братии. Я сказал:

— Сознаюсь, доктор. Машины у меня никогда не было. Все это мне приснилось. Машина выступала как сексуальный символ, и когда она исчезла, это означало, что я начинаю новый жизненный этап.

На его лице, когда он ответил, не промелькнуло никакого выражения — ни улыбки, ни хмурого взгляда: — Я хочу сказать: вы уверены, что машину угнал он, а не тот, другой? С ним бежал еще один пациент. Разве они не были вместе?

— Я видел только одного. А кто второй?

Д-р Брокли вынул историю болезни из картотеки и углубился в ее содержимое или только сделал вид, что читает. — Обычно, — сказал он, помедлив, — мы не обсуждаем дела наших пациентов с посторонними. С другой стороны, мне бы хотелось... — Он захлопнул папку и бросил ее на стол. — Позвольте я сформулирую вопрос иначе. Что вы собираетесь предпринять в связи с угоном машины? Разумеется, хотите, чтобы Холлмана привлекли к ответственности.

— Разве?

— А разве нет?

— Нет.

— Почему нет?

— Полагаю, его место в больнице.

— Почему вы так считаете?

— Он в бегах и может быть опасен. Он — крепкий парень. Не хочу прослыть паникером, но он пытался задушить меня.

— Правда? А вы не преувеличиваете?

Я показал ему следы на шее. Д-р Брокли на секунду забылся и позволил себе проявить чувство, похожее на сострадание, которое промелькнуло, словно проблеск света. — О черт, сочувствую. — Но сочувствовал он скорее своему пациенту. — Карл так хорошо вел себя последние несколько месяцев — никаких нарушений. Что же могло вывести его из себя, не знаете?

— Может, мысль о возвращении сюда — это случилось как раз на пути в клинику. Ситуация сложилась в некотором роде неординарная. Я позволил ему разговориться о семье, а затем допустил ошибку, начав с ним спорить.

— О чем — помните?

— О его товарище по клинике. Карл сказал, что тот — наркоман. И еще он утверждал, что этот человек дал ему компрометирующий материал на одного знакомого врача, некоего д-ра Грантленда.

— Я знаю его. Он — домашний врач Холлманов. Кстати, Грантленд способствовал направлению Карла в клинику. Естественно, Карл настроен против него.

— Карл обрушился на него с обвинениями. Не рискну воспроизводить их, во всяком случае другому врачу.

— Как вам угодно. — Лицо Брокли вновь приняло бесстрастное выражение. — Вы говорите, что источником информации послужил другой пациент, — наркоман?

— Именно так. Я посоветовал Карлу взвесить достоверность этой информации. А он решил, что я назвал его лгуном.

— Как фамилия наркомана?

— Он отказался назвать ее.

Брокли задумчиво сказал: — Человек, который бежал с ним вчера, употреблял героин. Он, конечно, такой же пациент, как все — мы ко всем относимся одинаково — но он совсем другой, нежели Карл Холлман. Несмотря на свой недуг, Карл по сути наивный и идеалистически настроенный молодой человек. Потенциально ценная личность. — Доктор разговаривал скорее сам с собой. — Не хотелось, чтобы он попал под влияние Тома Рики.