«Так что же будет дальше?» – только и успела подумать я. А потом все-таки закрыла глаза и тихо вздохнула, остро сожалея лишь об одном: до чего же нелепо умирать вот так, ничего не выяснив и не поняв. Но, кажется, дурная ворона не даст мне досмотреть этот увлекательный финал до конца…

Неизвестно где и неизвестно когда

– Здравствуй, брат. – Ровный рокочущий голос разрезает безмолвное пространство, как ножом. – Ты, как всегда, не торопишься.

– Зачем звал? – отзывается ему из пустоты, как из могильного склепа, чей-то смертельно усталый баритон. Довольно молодой, но полный странного безразличия, если не сказать – абсолютнейшего равнодушия. – Кажется, мы все с тобой решили?

– Я не за этим. Не злись.

– Не злюсь: давно забыл, как это делается. Зачем ты меня потревожил?

– Хочу предложить новую Игру.

– Опять? – невидимый собеседник явно морщится. – Тебе не кажется, что это бесполезно?

Грохочущий бас издает странный смешок.

– Хочешь сказать, ты сдался?

– Нет. Но я устал от неудач. Ты зря надеешься, что новая Игра что-то изменит.

– На этот раз все будет по-другому.

– Ты говорил так в прошлую Игру. – У молодого, кажется, нет ни малейшего желания спорить. – И в позапрошлую тоже. Я слышу это от тебя уже который век.

– Теперь все изменится, – отчего-то упорствует бас. – Я нашел третьего Игрока.

– Неужели? – В голосе молодого впервые слышится легкая насмешка. – И кто теперь? Воин? Монах? Певец? Ребенок? Если ты помнишь, мы уже все испробовали, а результат все равно один.

– У тебя короткая память, брат.

– Тот раз не считается: ты выиграл случайно, – слегка оживляется молодой. – К тому же тот Игрок был единственным, кто смог пройти до конца. Но недолго там продержался.

– Его наследие до сих пор живо, – сухо напоминает бас. – Даже твоим марионеткам не удается стереть его с лица земли.

– Ну-ну. Сомнительное наследие, которое не нужно даже тебе.

– Ты закончил? – еще суше осведомляется бас. – Будешь слушать дальше или я возвращаюсь к себе?

Молодой на мгновение задумывается.

– Хорошо, говори.

– Я предлагаю слегка изменить Правила, – неожиданно заявляет бас и издает странный хрипловатый смешок. – Пусть на этот раз Игрок справляется сам. Никакой помощи, никаких подсказок, советов или намеков. Он идет совершенно один. С успехом или нет. Влиять на него не будем ни ты, ни я.

– А ты удержишься? – с нескрываемым ехидством осведомляется молодой и слышит в ответ недовольный рык. – Хорошо, хорошо… верю. Вернее, я тебе поверю, если услышу причину такого решения.

– Игрок непростой, – неохотно признается бас, снова возвращая себе человеческий голос. – У нас такого еще не было, поэтому и хочу попытаться.

– Что значит «непростой»?

– Увидишь, – уклончиво отвечает бас, словно не замечая проснувшегося интереса собеседника. – Раньше мы искали только силу. Потом стали искать силу и мудрость. Затем пытались использовать юность, но и это ничего не дало. Теперь Игрок будет иным. Совсем, надо сказать, иным. Он не знает о Правилах и об Игре. Вообще.

– Обман? – вдруг нахмуривается молодой, и от этого в пустоте проскальзывают опасные огненные искры, а где-то неподалеку гремит беззвучный гром.

Бас несколько отдаляется, словно не желая с ним сталкиваться, но потом спешит пояснить:

– Нет. Воля случая. Без нашего с тобой вмешательства. Только Игрок и его Путь. Возможно, это и есть выход?

– Не знаю… возможно…

– Так что ты решил? – с нетерпением спрашивает бас, напряженно ожидая ответа.

– Я устал держать на плечах небосвод, – вздыхает молодой. – И устал хранить за НЕГО Равновесие. С таким помощником, как ты… хорошо, приводи своего Игрока. Но если нарушишь Правила…

– Я помню: ты меня сразу испепелишь. И останешься держать небо еще одну вечность. Только теперь – в полном одиночестве, – довольно рыкает бас и с нескрываемым торжеством добавляет: – Скоро, брат, ты избавишься от своей ноши. Вот увидишь, это будет интересная Игра.

– До встречи, – с легко угадываемой улыбкой отдаляется молодой, и пространство опять замирает в тревожном ожидании.

Забавное это дело – умирать, доложу я вам. Не страшное, не ужасное, не жуткое, а именно забавное. А что? Лечу себе куда-то, лечу, парю в кромешной тьме, как амеба в океане. Балдею на невидимых волнах бесконечного покоя, а куда и зачем перемещаюсь – непонятно. Но зато никто не зудит над ухом, никто не гаркнет, чего это я тут вытворяю. Никому до меня нет, наконец, дела… красота-а-а. Хотя царящая вокруг тишина, если честно, малость угнетает. Да и темно тут. Ни зги не видно. Только вдалеке что-то слабо поблескивает, но мне туда отчего-то не хочется лететь. Впрочем, если бы и захотелось вдруг изменить направление, то я понятия не имею, как это делается.

Странно. Мне почему-то совсем не больно, хотя, казалось бы, поломанные кости должны немилосердно ныть, доказывая хозяйке, что она бессовестная, безрассудная, безалаберная особа, которой в этой жизни делать больше нечего было, кроме как сигать с непроверенным парашютом с двадцатиэтажного дома. А тут – ни косточка не вякнет, ни сердце не дрогнет, ни шкура не зачешется. Словно я – и не я вовсе, а нечто аморфное, у которого даже тела-то своего не осталось.

С одной стороны, оно, конечно, и неплохо. По крайней мере, я могу думать о более важных вещах. Но вот вопрос: умерла я или нет? А если да, то куда меня занесло? Жаль, что оглядеться толком не получается – голова не ворочается… если, конечно, я ее еще не потеряла.

Забавное же во всем этом другое: всего минуту назад я так стремилась узнать, что же будет ТАМ, за гранью, искала ответы, старательно совала свой нос везде, куда не следует… и вот, наконец, узнала, увидела, прочувствовала… и опять разочарована! Представляете?!

Я попыталась посмотреть, где именно нахожусь, но снова не смогла: темно. Да что ж такое-то? Ненавижу быть беспомощной. И вообще: а где красивый золотой тоннель? Где яркий свет, на который мне следовало бы лететь? Где ангелы с крылышками, я вас спрашиваю? Елки зеленые, да я бы даже рогатым чертям сейчас обрадовалась, если бы они выскочили вдруг из темноты и замахали своими трезубцами! Заулыбалась бы им и руками радостно замахала: дескать, привет, ребята, заберите меня скорее отсюда! Потому что никак нельзя терпеть это отвратительное неведение, в котором ничегошеньки не происходит и в котором я только и знаю, что все еще… вроде бы… ну, хоть как-то… получается, живу. Вернее, пока я еще только мыслю, но это, по выражению одного древнего умника, все же значит, что я по-прежнему существую.

Ну, наконец-то!

Мгновенная вспышка ослепительного света вызвала во мне целую бурю положительных эмоций. То, что темно, я как-нибудь стерплю – никогда темноты не боялась, но вот угнетающее молчание, в котором даже крикнуть не получается, это уже слишком. Надеюсь, мой полет закончится чем-нибудь конкретным? И меня не распылит на мелкие атомы прямо тут, в этой унылой глуши?

Э-эй! Меня кто-нибудь слышит?! Вытащите меня отсюда-а-а!

А в ответ – беззвучный гром.

Удар по содрогнувшемуся в тревоге пространству.

Новая вспышка. Затем – мощный толчок в спину и подозрительное ощущение, что меня самым некрасивым образом вышвыривают из уютного лона Вечности. Не понравилась я ей, что ли? Или не надо было орать, хоть и мысленно, но во весь голос? Вдруг тут все мысли звучат, как истошный вопль в длинном тоннеле? Или у кого-то на мой счет возникли иные планы? Где тут Бог? Или кто за него? Ау! Ответьте! Меня кто-нибудь слышит?!