— Она еще не нашлась?

Приехав в центр, я зашел в редакцию газеты. Вестей от Бетти все еще не было. У ее приятельницы Фэй Брайтон были красные глаза. Она сказала мне, что был какой-то подозрительный звонок, но собеседница не пожелала назвать ни имени, ни номера телефона.

— Она вам угрожала?

— Да нет, собственно, скорей была встревожена. Хотела узнать, не случилось ли чего с Бетти. А когда я спросила, почему это ее интересует, она положила трубку.

— Когда был этот звонок?

— Сегодня утром, около десяти. Я не должна была так говорить с ней, если бы я была более тактичной, она, быть может, еще что-нибудь сказала!

— Вам показалось, что она что-то знает?

— Да, показалось, — подумав сказала Фэй. — Или она боялась чего-либо, или чувствовала за собой вину.

— Что вы можете сказать об этой женщине?

— Я об этом думала. Правильная речь, как у образованного человека, но странный голос... — какое-то время она словно прислушивалась. — Возможно, она негритянка, образованная негритянка.

Я принялся вспоминать, как звали чернокожую медсестру из «Ла Палома». Миссис Хольман! Я взял у Фэй Брайтон телефонную книгу и попытался отыскать в ней эту фамилию, она там не значилась.

Мне нужно было связаться с местной негритянской общиной. Единственный, кто пришел мне в голову, был хозяин винной лавочки, у которого я купил две бутылки виски для Джерри Джонсона. Я направился туда и нашел его за прилавком.

— Еще немного теннессийского виски? — спросил он.

— Это всегда пригодиться.

— Две четвертушки? — он приветливо улыбался, забавляясь моими вкусами.

— На сей раз я попробую взять пол-литра.

Когда он упаковывал мне бутылку, я спросил не знаком ли он с медсестрой по имени Хольман. Он с интересом поглядел на меня, но отвел глаза, не желая присматриваться слишком долго.

— Кажется, я слыхал о такой, но лично ее не знаю. Я знаком с ее мужем.

— Она ухаживала за моей приятельницей, — сказал я, — в этом приюте, «Ла Палома». Мне бы хотелось сделать ей маленький подарок.

— Если речь идет об этом, мистер, — он указал на бутылку, — то я мог бы передать...

— Мне бы хотелось сделать это лично.

— Ну, как хотите. Миссис Хольман проживает неподалеку от пересечения Ноупел и Мартинес. Третий дом от угла, перед ним растет такое большое перечное дерево. Отсюда вам следует взять направление на юг, свернуть на пятом перекрестке и проехать квартал в направлении океана.

Я поблагодарил его, заплатил за виски и двинулся на юг. Перечное дерево представляло собой единственный зеленый оазис на всем протяжении улицы, состоящий из деревянных двухэтажных домиков. В его неплотной тени стоял кузов старого «Шевроле» 1946 года, служивший игрушкой стайке чернокожих детишек.

Миссис Хольман наблюдала за ними с крыльца. При виде меня она вздрогнула и непроизвольно метнулась к двери, потом облокотилась на нее и попыталась мне улыбнуться, но глаза ее остались напряженно-внимательными. — Добрый день, — сказал я.

— Добрый день...

— Это ваши дети?

— Один мой, — она не сказала, который именно. Чем могу быть вам полезной?

— Я все еще ищу миссис Сиддон. Мне очень тревожно за нее, и я подумал, а вдруг вы тоже тревожитесь...

— Не понимаю, почему вы так думали, — ответила она равнодушно.

— А вы не звонили в редакцию сегодня утром?

Она глянула на детей поверх моего плеча, они сидели тихо и неподвижно, словно в раскидистой тени перечного дерева им было не слишком хорошо.

— Может, и звонила... ну и что?

— Если вы могли сделать это, то можете также и поговорить со мной, миссис. Я не стараюсь впутать вас ни во что, я хочу найти Бетти Сиддон. Мне кажется, ей угрожает опасность, и вам, видимо, тоже так кажется.

— Этого я не говорила.

— И не нужно. Вы вчера вечером видели мисс Сиддон в «Ла Палома»?

Она медленно наклонила голову.

— Видела.

— Когда именно?

— Ранним вечером. Она приехала к миссис Джонсон и они тихо разговаривали в одной из пустых комнат. О чем был разговор, я не знаю, но вышли они оттуда вместе и уехали в машине мисс Сиддон, не сказав мне ни слова.

— Значит, прошлой ночью миссис Джонсон дважды ходила домой?

— Выходит так.

— А когда она вернулась, в «Ла Паломе» была полиция, не так ли?

— Возможно.

— Вы прекрасно знаете, что это было именно так, миссис. Они должны были сказать вам, чего ищут...

— Может, они и говорили, я не помню, — она говорила очень тихо, была очень смущена и стояла неподвижно.

— Вы не можете не помнить этого, миссис Хольман. Полицейские искали Милдред Мид и Бетти Сиддон и наверняка расспрашивали вас о них.

— Может, и расспрашивали... Я очень устала, у меня масса хлопот, а позади нелегкая ночь...

— День может оказаться еще тяжелее...

— Как вы смеете угрожать мне?! — вдруг взорвалась она.

Играющие в «Шевроле» дети застыли в пугливой неподвижности. Одна малышка — видимо, дочка миссис Хольман — закрыла личико ладонями и начала тихо всхлипывать.

— Как вы смеете лгать мне? — спросил я у ее матери. — Я вам не враг и не хочу подвести вас, но вы себя сами подведете, если не скажете мне правды.

Она посмотрела на плачущего ребенка за моей спиной.

— Хорошо, — выдохнула она, — пусть будет так. Миссис Джонсон просила меня не говорить никому, что обе они — миссис Мид и мисс Сиддон — были в «Ла Паломе». Я знала, что это мне дорого обойдется и должна была понять, что в конце концов все это выльется на меня!

Я снова вернулся на Олив-Стрит. В ярком полуденном свете дом Джонсонов выглядел странно уныло, словно длинное старческое лицо с застывшей на нем гримасой неодобрения в отношении наступивших времен.

Я оставил машину на другой стороне улицы и попытался представить, что произошло внутри дома и что может там происходить в данный момент. Даже если Бетти там, я не знаю, удастся ли мне ее найти. Дом старый, он полон закоулков, а я его не знаю.

По улице в направлении клиники промелькнула маленькая «Тойота», сидящий за рулем мужчина напоминал Лэкнера, адвоката Фреда Джонсона. Он остановился кварталом дальше, вблизи места, где был убит Пол Граймс. Я услыхал стук дверей «Тойоты», но не знал, вышел ли кто-нибудь из нее, так как машину заслоняли деревья.

Я достал из машины бутылку виски и револьвер и разместил все это в карманах пиджака, потом перешел улицу и постучал в дверь дома Джонсонов. Из-за угла дома до меня долетел тихий шелест и я прижался спиной к стене, сжимая в руке взведенный револьвер. Густые кусты у крыльца слегка колыхнулись и до меня донесся тихий голос Фреда Джонсона:

— Мистер Арчер?

— Да.

Фред перепрыгнул через балюстраду. Он был очень бледен и выглядел, словно человек, все свое детство проведший в бегстве от всяческих бед.

— Где ты был, Фред?

— У мистера Лэкнера, он подвез меня.

— Ты считаешь, тебе до сих пор нужен адвокат?

Он склонил голову, чтобы я не видел его лица.

— Пожалуй...

— Почему?

— Мистер Лэкнер советовал мне ни с кем на эту тему не говорить.

— Возможно, ты будешь вынужден говорить на эту тему, Фред.

— Я знаю, это он мне тоже сказал. Но он хочет, чтобы говорил я в его присутствии.

— Куда он направился?

— Побеседовать с капитаном Маккендриком.

— О чем?

Он заговорил тише, словно собственный дом мог его услыхать.

— Я не могу этого сказать.

— Ты кое-чем обязан мне, Фред, я ведь помог тебе избежать тюрьмы, если бы не я, ты сейчас сидел бы в камере в Копер-Сити.

— Но я обязан также своим отцу и матери...

Я схватил его за плечи, он дрожал, усы свисали на прыгающие губы, как символ его болезненного, ранимого мужского достоинства.

— Что совершили твои родители, Фред? — спросил я самым ласковым тоном, на какой был способен.

— Я не знаю... — он с трудом проглотил слюну, а язык его двигался между губами, словно крошечный зверек в поисках выхода.