— На улицу, — заявила девушка. — У нас бухгалтерия в одноэтажном домике. В саду.

— Не очень-то удобно, — заметил я.

— Зато больных не тревожат крики родственников, — ответила медсестра.

— Вы хотите сказать, родственников не тревожат крики больных?

— Нет. Больных — крики родственников. Которые расстаются с деньгами за их лечение.

Шутка была грубой, но я не выдержал и рассмеялся.

Мы вышли в сад через какой-то подсобный выход. Рядом стоял грязно-белый фургончик.

— О, Вадим! — обрадовалась моя проводница. — Довези нас с батюшкой до бухгалтерии!

— Стоит ли затруднять молодого человека? — спросил я.

— Что вы, что вы, — осклабился паренек, отбрасывая дешевую сигарету прямо на тротуар. — Конечно, я вас довезу.

Дверца фургона съехала набок. Я вошел в салон фургона, который оказался оборудован как пассажирский, несмотря на отсутствие больших окон. Тут же кто-то прижал к моему лицу мокрую тряпку. Я вдохнул что-то мерзко-приторное и отключился.

Очнулся с сухостью во рту и головной болью. Меня куда-то везли. Из трещащего радиоприемника звучала пошлая, крикливая музыка.

— Быстро очухался, — пророкотал гулкий бас. — Крепкий поп!

— А что? Им пахать не надо, работа на свежем воздухе, — отозвался молодой голос с хрипотцой. Я узнал Вадима, водителя фургона.

— Ты его обыскала, Ольга? — поинтересовался бас.

— Ясное дело. Только ключи нашла. Здоровые! И денег немного. Сложен он, надо сказать, неплохо…

Меня покоробило от лестной, в общем-то, оценки. С трудом открыв глаза шире, я осмотрелся. Надо мной нависал громила, голова которого упиралась в потолок фургона. Весил он пудов восемь. Широкая грудь, мощные руки… Мнимая медсестра, которую, как выяснилось, звали Ольга, устроилась возле дверей. Вадим управлял микроавтобусом. Насколько я мог разглядеть, мы ехали вдоль Дона.

— Сам бриллиант отдашь или его из тебя выколачивать придется? — спросил громила.

— Наверное, выколотить не получится, — ответил я. — Сложно отдать то, чего у тебя нет.

— Рентгеновский аппарат у босса на ходу, — бросил Вадим. — Просветим всего… Что это за привычка — камни глотать? Один порывался, теперь другой…

Кое-что я начинал понимать. Стало быть, Дмитрий все же хотел спасти камень. Но как он оказался среди бандитов? И как те завладели «Северным Сиянием»?

— Отпустили бы вы меня, — предложил я, не найдя для бандитов подходящего обращения. Чадами или господами называть их никак не хотелось, но и татями язык не поворачивался. Может, подневольные люди. Всякие обстоятельства в жизни случаются.

— Отпустим. Как алмаз отдашь, так и отпустим, — ответил громила.

Фургон резко свернул с дороги и въехал по сходням прямо на большой корабль — то ли сухогруз, то ли баржу — я плохо разбираюсь. Бандиты неплохо устроились!

— Выходи, — приказал громила. — Да не дергайся — чтобы тебя не покалечить.

— У меня и пистолет есть, — предупредил Вадим.

— Понял, — ответил я.

Грациозной кошкой выскользнула из фургона Ольга. Тяжело спрыгнул на дощатую палубу громила, чье имя мне было неизвестно. Спустился и я. Вадим остался в машине.

— Пойдем, — приказал бандит.

— Лиц своих вы не скрываете, — заметил я. — Стало быть, в живых меня не оставите?

— С чего ты взял? — быстро спросила Ольга. — Мы просто из страны уезжаем. Скоро и надолго. Да и не делаем мы ничего плохого. Даже камень твоему батюшке вернем. Чуть позже…

— Меньше болтай, лучше будет, — приказал громила. — Пошли, поп!

Я хотел было указать бандиту на неуместность такого обращения к духовному лицу, но не стал. И правда, как ему еще меня называть — батюшка? Какой я ему батюшка…

Посматривая по сторонам, я вместе с остальными спустился в просторную каюту. Здесь нас ждал всего один человек. Высокий, стройный, коротко стриженый. Молодой, но даже по позе видно — уверенный в себе. В штатском костюме, однотонных брюках и клетчатом пиджаке, но с военной выправкой. Стоял он спиной к входу, обернулся не сразу — спустя пару секунд после того, как мы зашли.

Я взглянул в приятное, с мягкими чертами лицо, вздохнул.

— Здравствуй, Виктор! Кто бы думал, что так свидимся?

Молодой человек на мгновение изменился в лице. Но замешательство длилось всего мгновение.

— Вот уж не думал, что ты — сын того самого Латышева… Латышевых-то полно… А уж чтобы купеческий сын в горячую точку поехал…

Ну, почему же нет? Поехал. И не я один. Во время второго чеченского бунта под Грозным воевал и мой старший брат, тогда в чине капитана. И я служил медбратом — в другой части, на другом направлении… Там мы и встретились с Виктором Кожиным — лейтенантом из мотопехоты.

Я отбился от части, и он отстал от своих. После того, как обстреляли и рассеяли колонну, которая шла к Ножай-юрту. Я был цел, а он, хоть и раненый — ему прострелили обе ноги — сохранил автомат. Машины ушли вперед, прочь из-под огня, мы остались около дороги, в грязной канаве. Хорошо, что оказалась там эта канава, ведущая, к тому же, в сторону гор…

Тащить его пришлось восемь километров. Два раза отстреливались. Точнее, отстреливался он. И даже уложил какого-то бородача с ружьем, который решил поохотиться в одиночку. Но ружье я брать не стал — и одного лейтенанта нести было очень тяжело. А второй раз насели трое «партизан» — из тех, кто напал на нашу колонну, и которых потом расстреляли с вертолетов. Удивительно упрямый народ! Уже спасаясь от основных сил, высланных на подмогу колонне, они обнаружили нас и решили продолжить свой джихад. Впрочем, последствия для них были роковыми. Перестрелку засекли то ли с разведывательного самолета, то ли со спутника, и прислали два боевых вертолета для них, а следом транспортный — для нас.

Как объяснил подобравший нас майор, решение уйти, принятое лейтенантом, было правильным. Две дежурных «вертушки» покружили вокруг подбитых автомобилей, но их отогнали мощным зенитным огнем. Один вертолет сбили из переносного зенитно-ракетного комплекса. И только через час местность была взята под контроль армией. За этот час бандиты, конечно же, нашли бы нас. И быстрая смерть в этом случае была бы лучшим выходом.

Лейтенанта я проводил до госпиталя, потом несколько раз навещал. Можно сказать, мы почти подружились.

Виктор рассказывал, что работал управляющим у Крафта, когда его призвали в армию. Был на хорошем счету. И после службы намеревался возвращаться на ту же работу. Платили хорошо, обещали перевести в Москву — сам Кожин был родом из Иваново.

Я провожал его, когда он демобилизовался по ранению. Потом написал несколько писем, но он ответил только один раз. Устроился хорошо, на прежнюю работу, вспоминает тот бой, поставил за меня свечку в церкви, как за человека, спасшего ему жизнь. Собирается переезжать в Москву.

Потом жизнь закрутила меня, и я не искал следов лейтенанта. Только поминал его в своих молитвах…

— Так ты по-прежнему на Крафта работаешь, Виктор? — спросил я.

— Почему ты так думаешь? — смутился на мгновение Кожин.

— Сердце подсказывает…

Громила удивленно вслушивался в наш разговор. А Ольга даже рот приоткрыла. Видимо, такого поворота событий они никак не ожидали.

— Служили вместе, — пояснил для них Виктор. — Так вот…

— И что теперь? — спросила Ольга.

— Дурак я, что лицо не закрыл… Вы-то в Турцию собрались, а меня он знает. Имя, фамилию, должность…

— Ну, должность я, положим, не знаю, — поправил я Виктора.

— Это уже все равно, — с каким-то странным, неприятным выражением сказал он. — Рассказывай, Никита, где алмаз?

— Ничего я тебе не скажу, Виктор, — ответил я. — Неужто ты наглость имеешь меня грабить? Или отца моего? Совсем стыд потерял?

— А что ты — спаситель мой? — оскалился Кожин. — Если бы не я — тебя бы бородач тот, с ружьем, подстрелил. И трое басмачей на куски порезали… Ты у меня дважды в долгу. Лишних, почитай, уже шесть лет живешь. Будешь запираться — ни перед чем не остановлюсь. Говори!