Он поднял картину, чтобы я мог ее рассмотреть. На небольшом квадратном полотне маслом был изображен маленький мальчик в синей жилетке, сидящий за столом. В центре стола, покрытого льняной скатертью, на синем блюде лежало красное яблоко. Мальчик смотрел на это яблоко, как будто собирался его съесть. На копии была поставлена подпись художника и дата: «Шарден, 1744».

— Это не очень хорошая копия. Вы сразу бы это поняли, если бы видели оригинал. Но ведь вы его не видели?

— Нет.

— Очень жаль. Теперь, возможно, и не сможете увидеть. Это действительно великолепная картина. Просто великолепная. Лучшая из того, что есть у нас к западу от Чикаго.

— Я все-таки надеюсь, что смогу ее увидеть.

— Надейтесь, старина. Но она сейчас уже едет в Европу или Южную Африку. Люди, занимающиеся кражей картин, действуют очень быстро. Они пытаются продать картины до того, как станет известно, что это ворованные произведения. Огласка мешает получить за них хорошую цену. Вероятно, они продадут Шардена частному лицу в Париже или Буэнос-Айресе, и картина исчезнет.

— Почему вы говорите «они»?

— Потому что они действуют не в одиночку. Один и тот же человек не может украсть картину и продать ее. Необходимо распределение труда и специализация.

— Вы говорите так, как будто и сами специализировались в таких делах...

— Вы правы. В некотором роде я специалист. — Он слабо улыбнулся. — Но не в том смысле, в каком вы думаете. До войны я работал в музее.

Он нагнулся и прислонил картину к стене. Я взглянул на Сару Тернер. Она неподвижно сидела в кресле, закрыв лицо руками.

— А теперь, — сказал он мне, — думаю, вам лучше уйти. Я сделал для вас все, что мог. И могу еще кое-что подсказать. Те, кто крадет произведения искусства, не убивают. Это не того типа люди. Ваша гипотеза о связи пропажи картины и убийства — изначально ложная.

— Что ж, приму эту информацию к сведению. Большое вам спасибо.

— Да не за что.

Он иронически приподнял одну бровь и направился к двери. Я пошел за ним через пустой магазин. Большая часть товара была выставлена в витринах. Магазин производил грустное впечатление разорившейся лавки подержанных вещей. Тодд вел себя не как хозяин. Он, видимо, сдался.

Открыв дверь, чтобы выпустить меня, он сказал на прощание:

— Я бы не стал беспокоить Уолтера Хендрикса по поводу того, что говорила вам Сара. Ей не стоит верить. И Хендрикс не так гостеприимен, как я.

Он был прав.

Я не стал брать машину, а пошел на стоянку такси на противоположной стороне улицы. Там стояла желтая машина. Загорелый водитель читал комикс, на обложке которого была нарисована мертвая женщина. Водитель с трудом оторвался от увлекательного чтения, перегнулся через спинку сиденья и открыл мне дверь.

— Куда едем?

— К человеку по фамилии Хендрикс. Вы знаете, где он живет?

— На Футхилл-драйв. Я возил туда клиентов. Это за чертой города. Два доллара пятьдесят центов. — Его произношение жителя штата Нью-Джерси не соответствовало сицилийской внешности.

— Вы из Нью-Джерси?

— Из Трентона, — он улыбнулся, показав свои испорченные зубы. — А что, это имеет какое-нибудь значение?

— Нет. Поехали.

Когда движение стало менее напряженным, он спросил:

— У вас паспорт с собой?

— А что, там нужно предъявлять документы?

— Они не любят посетителей. Вы должны иметь визу, чтобы попасть туда, и документ о неприкосновенности личности, чтобы выбраться обратно. Старик боится жуликов или что-то в этом роде.

— Почему?

— У него для этого десять миллионов причин, как я слышал. Он владеет десятью миллионами долларов.

— И откуда же такие деньги? Где он их взял?

— Если вы мне скажете, где, я тут же все брошу, побегу туда.

— Побежим туда вместе.

— Слышал, у него крупное дело в Лос-Анджелесе, — сказал водитель. — Месяца два назад я возил сюда репортера из какой-то газеты. Он хотел взять у старика интервью. Что-то связанное с налогами.

— А что у него с налогами?

— Не могу сказать. Это для меня слишком сложно, приятель, налоги и прочее. Я с трудом заполняю все эти налоговые бумажки.

— И что же случилось с репортером?

— Я привез его, а старик не захотел с ним встретиться. Он не любит, когда нарушают его спокойствие.

— Понятно.

— А вы случайно не репортер?

— Нет.

Он был слишком вежлив, чтобы продолжать задавать мне вопросы.

Мы выехали за город. Перед нами возвышались горы, сиреневые в лучах солнца. Серпантин дороги протянулся через каньон. Мы переехали через высокий мост и оказались на холме, откуда был виден океан. Свернув в сторону, такси въехало в открытые ворота, на которых висела надпись: «Проезд закрыт. Нарушители преследуются законом».

На самом верху холма дорогу нам преградили чугунные двустворчатые ворота, которые держались с одной стороны на каменном столбе, а с другой — на каменной сторожке. От ворот по обе стороны тянулась тяжелая железная сетка, огораживающая холм. Владения Хендрикса были размером с небольшую европейскую страну.

Водитель посигналил. Огромный парень в панаме вышел из сторожки. Он еще протиснулся сквозь узкую дверь и махнул нам рукой.

— В чем дело?

— Я хочу повидаться с мистером Хендриксом по поводу картины.

Он открыл дверцу такси и посмотрел на меня. Лицо его было покрыто старыми шрамами.

— А вы не тот человек, который приезжал утром?

И тут впервые за последнее время меня осенило:

— Вы имеете в виду высокого типа с бакенбардами?

— Да.

— Я как раз от него.

Он потер свой тяжелый подбородок костяшками пальцев.

— Ладно, думаю, все в порядке, — произнес он наконец. — Как вас зовут? Я позвоню, что пропустил вас.

Он открыл ворота. Мы проехали через голую лужайку, оказались в лабиринте кустов и, выбравшись оттуда, очутились перед низким длинным домом, окруженным с одной стороны теннисными кортами, а с другой — конюшнями. За домом на лужайке виднелся овальный бассейн, смотрящий в небо своим широко открытым зеленым глазом. Небольшого роста человек в купальных шортах сидел на краю мостков для ныряния в позе роденовского «Мыслителя». Он исчез из виду вместе с бассейном, когда такси по эвкалиптовой аллее спустилось вниз к дому. Горничная в фартуке и наколке ждала нас у дверей.

— Вам удалось проехать дальше, чем репортеру, — тихонько заметил таксист. — Может быть, у вас есть связи?

— Я знаком с лучшими людьми в городе.

— Мистер Арчер? — спросила горничная. — Мистер Хендрикс купается. Я проведу вас к нему.

Попросив таксиста подождать, я прошел вслед за ней в дом. Когда мы вышли из дома с другой стороны, я увидел, что «Мыслитель» вовсе не был низкого роста. Он просто казался таким, потому что был очень широк в плечах. Шея, грудь, ноги и руки у него были очень мускулистыми. Он был похож на чемпиона культуристов или супермена. В бассейне плавал на спине еще кто-то, чей покрытый пятнами коричневый живот разрезал воду, как панцирь черепахи. «Мыслитель» встал, поиграл мускулами и крикнул:

— Мистер Хендрикс!

Человек в воде перевернулся на живот и поплыл к краю бассейна. Его голова тоже напоминала черепаху. Она была лысая и вся в шрамах. Он встал по пояс в воде, подняв вверх свои тоненькие загорелые руки. «Мыслитель» нагнулся, вытащил его из воды, поставил на ноги и стал вытирать полотенцем.

— Спасибо, Делвин.

— Да, сэр.

Нагнувшись вперед так, что руки его болтались, как руки старой безволосой обезьяны, Хендрикс направился ко мне шаркающей походкой. Его колени и лодыжки были вздутыми и негибкими, как у больных артритом. Так, согбенный, он снизу поглядел на меня.

— Вы хотели со мной встретиться? — спросил он на удивление приятным и низким голосом. По голосу можно было судить, что он не такой старый, каким выглядит. — Зачем?

— Прошлой ночью из галереи Сан-Маркоса была украдена картина Шардена «Яблоко на столе». Я слышал, вы интересовались этой картиной.