Ивкина неуверенно покивала, но тут же вскинулась снова:

- А этот точно куртку взял. Морда у него бандитская.

Я засмеялся, и Голес слабо поддержал меня, листая свои бумажки.

- Нет, серьезно! - девица обиделась. - Я этих крыс конторских, как облупленных, знаю. С виду-то приличные, а как стянуть, что плохо лежит, так они - первые. А потом на честных людей валят.

Мне вспомнилась какая-то давняя демонстрация в честь Дня Труда, когда люди в праздничной толпе поймали карманника и сдали его постовому. Он, кажется, разрезал сумку какой-то женщины и вытащил талоны и деньги - и этот человек действительно напоминал крысу быстрыми движениями маленьких темных глазок, поворотами юркой шеи и мелкими, бисерными жестами ловких длиннопалых рук...

Теперь и я - вроде него. Отличаюсь-то я только тем, что не выгляжу, как вор, в остальном мы - собратья. Но почему? Я украл куртку не ради обладания вещью, а из-за чего-то другого, что я не мог сформулировать. Это было человеческое чувство, очень странное, даже неестественное, но все же далекое от чистой корысти.

Ожил громкоговоритель, прошелестело: "Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин. Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин".

А я вдруг снова захотел признаться и едва удержался, чтобы не сказать Голесу: "Простите меня, это я - вор". Дознаватель молчал, читая какой-то длинный список фамилий. Ивкина молчала тоже, зыркая на меня неприязненно и хмуро.

"Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин".

"Странно, - подумал я. - Куда он уже успел запропаститься? Только что ведь разговаривали, несколько минут назад...".

Трубин вернулся минут через пятнадцать - один, с озадаченным лицом. Он даже постарел от волнения, и я увидел, что ему вовсе не сорок пять, как казалось мне вначале, а гораздо больше пятидесяти, и он - больной, усталый человек. Весь вид его говорил о том, что произошло что-то плохое, странное, неожиданное, и он был к этому не готов.

- Ну? - Голес поднял глаза от списка и улыбнулся всеми розовыми подушечками своего лица.

- Его нигде нет... - Трубин непонимающе развел руками. - Понимаете, он просто пропал.

Вот тут меня и кольнуло во второй раз: я увидел выражение лица продавщицы Ивкиной.

Понимаете, количество всевозможных гримас, подвластных живому человеку, все-таки ограничено. Он может удивляться, хмуриться, смеяться, недоверчиво смотреть, презирать, обижаться, да все, что угодно - но на нее лице вдруг появилось нечто новое, никогда раньше мной не виденное. Это было похоже на парадокс: глаза обрадовались, а рот неожиданно искривился, утратив губы и превратившись в тонкую изломанную трещину.

- Тот человек, со шрамом? - уточнил я, уже понимая, что его не найдут, не получится, и все это не просто так - он действительно в чем-то виноват, но не в том, в чем обвинил его я. Куртку он, конечно же, не крал, но...

- Ну да. Чемерин, - пробормотал Иосиф, опускаясь на жесткую скамейку. - Быть не может! Некуда здесь убежать, я предупредил на КПП, его просто не выпустят... Если только он в одном из блоков, но там ночью всегда заперто...

- О-очень интересно! - Голес вдруг весь подобрался, как охотничья собака, и стал странно жилистым, поджарым, быстрым. - Вот что, уважаемый, сейчас же объявляйте тревогу.

- Я не имею права... - начал Трубин, но не стал продолжать. Его ноги сами разогнулись, поднимая тело, и двинулись к телефонному аппарату.

- А вы, - Голес повернулся к Ивкиной, - пока задержаны.

Она взвилась, вскрикнула, готовая забиться в истерике, но на ее руках, зубасто лязгнув, защелкнулись наручники, вызвав у меня своим видом целую бурю воспоминаний.

- Вот так. - сказал дознаватель. - Для спокойствия.

И тут по громкоговорящей связи, заставив Трубина оторваться от телефона, прозвучала моя фамилия - то есть, не моя, а фамилия Глеба, моего родного отца. В женском варианте - и это было самое странное. Вкрадчивый голос озвучил ее, назвав неведомую женщину "специалист-два", и приказал немедленно подойти к главному входу, объяснив: "... прибыла няня с вашим ребенком".

- Боже мой! - вскрикнул Иосиф, бросая трубку на рычаги. - Этого нам только сейчас не хватало!

- А что? - еще не отойдя от шока, спросил я.

- Это Мила - ее вызывали! Ну, няня, ну, молодец!.. - по лицу его, как кислота, разлилась досада. - Решила смотаться домой и привела маленькую, ночью, вы представляете!.. Что же делать? Куда мы ее сейчас денем?..

- Мила, - повторил я, - ваша дочь...

- Что именно вас тут удивляет? - поинтересовался Голес.

- Фамилия.

- Естественно! По мужу, а как же, - Трубин снова взялся за трубку и заговорил в нее, стараясь, чтобы голос не дрожал: - Пропал Чемерин, в подвале нет, на этажах нет, по трансляции не отзывается. Объявляйте тревогу по городку, он - опасный преступник. На кафедре находится дознаватель Голес, который ведет дело. Уголовное дело. Это - его распоряжение.

Ему что-то ответили, он подумал и сказал:

- Возможно, и вооружен. Не знаю. У нас есть свидетель и... не знаю. Объявляйте тревогу.

Как звучит эта самая тревога, я не знал и представлял себе пронзительную сирену, как в шпионских фильмах, которые часто крутят в нашем служебном клубе. Но вместо этого просто снова включилась трансляция, и мужской голос, полный ледяного спокойствия, четко произнес:

- Внимание, всему персоналу! Немедленно занять свои рабочие места и доложить непосредственным начальникам! Взводу внутренней охраны срочно явиться на центральный пост! Всем ответственным лицам проверить наличие пациентов в блоках! Включить освещение территории!

За окном вспыхнул белый день, словно где-то неподалеку возникла и зависла в небе вспышка ядерного взрыва. Я подошел о окну, отодвинул край шторы и увидел, что на каждом столбе, дереве, крыше зажглись мощные лампы дневного света, соединенные друг с другом, будто паутиной, тонкими проводами. Их были сотни, если не тысячи, и ощущение нереального дня было удивительно полным, лишь темное звездное небо с черными штрихами облаков нарушало картину.

- Внимание, Чемерин, специалист-три, немедленно подойдите на центральный пост или свяжитесь с ним по телефону! - напористо продолжал голос в динамиках. - Всем лицам, знающим о местонахождении специалиста-три Чемерина, доложить на центральный пост!

Зазвонил телефон. Трубин сразу ответил, чуть задыхаясь от волнения:

- Кафедра!.. Да, товарищ главный врач, все действительно так. Здесь дознаватель и свидетели преступления, но... Минутку! - он повернулся к Голесу. - Вас просят поговорить.

Дознаватель кивнул и подошел к телефону, озабоченно прислушиваясь, не скажут ли по трансляции что-нибудь еще.

- Да, старший дознаватель Голес у аппарата!.. Я прибыл сразу по двум делам, о краже и взрыве в кафе. Да, дело о взрыве веду я. И я распорядился объявить тревогу. Как это почему? - лицо Голеса порозовело. - Вы задаете странные вопросы, гражданин главный врач. В городе орудует банда, грабит и калечит людей. Один из преступников, по моему предположению, находится у вас... Да, не отвечает на вызовы по внутренней связи, его сейчас ищут...

Я стоял, машинально прислушиваясь к разговору, и думал с удивлением, что складывается все хоть и в мою пользу, но очень и очень странно. Да, теперь ни у кого в мой адрес не осталось и следа подозрения - кроме, пожалуй, Ивкиной. Но она сама ведет себя подозрительно, так что...

Почему все-таки он скрылся? У меня хорошая зрительная память, и я узнал его почти через двадцать лет после встречи. Но он-то, конечно, не помнит худенького мальчишку в белой рубашке, который забрел однажды в запретную зону и шлялся там, изумляясь одинаковым столбам с порядковыми номерами. Сколько нас было на его памяти, таких вот мальчишек и девчонок! Не у одного же меня острым штопором сверлило внутри любопытство, наверняка - много было случаев.