- А сейчас?

- Сейчас не знаю, - она оглянулась на дверь. - Родителей твоих нет, может, им позвонить?

- Подожди, подожди... - сесть не получилось, и я снова рухнул на подушку. - Ты точно уверена, что это один и тот же?..

- Что я - дура?

- Ладно, Хиля, ты пока не выходи. Который час?

- Три.

- Отец скоро приедет. А пока дверь на засов закрой и сиди тут, со мной рядом. Я не думаю, что он что-то сделает, но все-таки... Зиманскому ты говорила?

- Да ну, зачем это еще... - Хиля поморщилась, но сквозь недовольную гримасу на ее лице вдруг проступила чернильным пятном какая-то ложь и тут же пропала. - Не надо ему знать, что я панику развожу. Ржать будет.

- Он вообще... заходил?

- Ну, пару раз. Котенка вот принес, груши достал для тебя, только ты есть не мог... я съела.

Ласка заползла мне на шею, под самый подбородок, и улеглась там теплым пушистым воротником.

- Хороший котенок, - я погладил ее.

- Хороший, только гадит, - Хиля улыбнулась, как мне почудилось, с облегчением. - Причем, куда попало. Маме твоей в туфли... Ругалась!.. Но я смотрю, родители твои - люди добрые, прощают ей, дурехе. Она же маленькая, и не захочешь, простишь. Я на нее ветеринарную карту уже выписала, послезавтра на прививки пойдем.

- Ложись со мной, - попросил я. - Холодно.

На самом деле озноб у меня прошел, я просто хотел обнять ее, может быть, защитить от неведомого человека, притаившегося на лестнице. Хиля забралась под одеяло, пригрелась, положив ласковую руку мне на живот, вздохнула:

- Я по тебе соскучилась, ты где-то был... в параллельном мире. Разговариваю с тобой, а ты и не слышишь... С ложки тебя кормила.

- И я ел? - мне стало смешно.

- А куда б ты делся?

- Слушай, а он не был похож на алкоголика? - мысль, вспыхнувшая в мозгу, заставила меня вздрогнуть. - Ну, мужик этот?

- На алкоголика?.. Нет, совсем не похож. Я тебе говорю - нормальный. Одет прилично, в шляпе, значок партийный... При чем тут алкоголики?

- Хиля, я тебе рассказывал про моего родного отца?

Ее тело мгновенно напряглось:

- Нет.

- Он сейчас в Санитарном - запил, когда мама его бросила. Не знаю, надолго или нет, но выглядит он ужасно, так что надолго, я думаю... У них же одна дорога: не помог Санитарный - в Карантин. И все, считай, не было человека.

Хиля приподнялась на локте и посмотрела мне в глаза:

- А раньше почему не говорил? Боялся, замуж за тебя не пойду?

- Боялся.

- Ну хорошо, а дальше-то что?

- Понимаешь, у них кто-то сбежал, мне люди в том районе рассказали, соседи... А Глеб - то есть, мой отец - вроде бы попросил кого-то разыскать мою мать. Во всяком случае, я так понял. Это неточно, но вполне возможно, что я прав.

- Зачем? - шепотом спросила Хиля. - Мать - зачем?

Я задумался. Нужно было как-то сказать, объяснить странную особенность отца (и мою, скорее всего, тоже), но фраза "можешь только с тем, кого любишь" казалась мне просто кощунственной, потому что следующим вопросом моей жены мог быть: "А меня ты, выходит, не любишь?". Поэтому о любви я решил не говорить вовсе.

- Там дело темное, Хиля. Мне кажется, это от обиды, он просто не смог понять, почему она с ним не осталась. Может быть, ждет, чтобы она приехала, поговорила с ним... Но ничего опасного, думаю.

- Вот именно - думаешь. Твоей матери нужно сегодня же сказать.

- Нет! - я испугался. - И обещай мне, что никому! Пожалуйста! Мне пришлось рыться в ее вещах, чтобы найти его адрес, я не могу... не могу...

Хиля тяжело вздохнула:

- Сложно все как... Но ты уверен, что это не опасно? Может, мы как-то... намекнем, что ли?..

В этот момент раздался звонок в дверь, и мы оба так вздрогнули, что Ласка, испуганно проснувшись, соскочила на пол и крысой юркнула под кровать.

- Лежи! - я придержал Хилю на месте. - У родителей есть ключи, а никого другого мы не приглашали.

- А если это Роза? - ее брови поднялись страдальческим домиком.

- Нас нет дома. В кино ушли. Все, лежи и не двигайся.

Звонок повторился более длинно и настойчиво. Потом в дверь уверенно постучали.

- Надо посмотреть, - жалобно попросила Хиля. - Я открывать не буду, в глазок только гляну... Так ведь еще страшнее, если не знать... - она чуть дернулась, словно проверяя мои силы. - Только посмотрю...

Я отпустил ее. Если Хиля чего-то хочет, спорить бессмысленно. К счастью, человек она трезвый, а там, где разум сдается, на выручку ему приходит мощный инстинкт самосохранения. Поэтому мне осталось лишь лежать и прислушиваться, как моя жена идет по коридору, останавливается у входной двери и громко спрашивает: "Кто там?". Скорее всего, ей ответили что-то доброе и успокоительное, потому что после короткой паузы она вдруг засмеялась, щелкнул замок, и возник новый голос, бодрый, воодушевленный и удивительно знакомый:

- Шел, шел, смотрю - люди собрались, целая толпа, человек двести! На ровном месте! Оказывается, через полчаса затмение начнется. У тебя солнечные очки есть?

- Ты даже не спрашиваешь, как Эрик, - Хиля зашуршала, вешая что-то на крючок.

- Ну, и как Эрик?

- Между прочим, оклемался. Или Ласка помогла, или организм у него все-таки сильный. Слушай, а ты сейчас на лестнице никого не видел?

Я понял: это Зиманский, но странно, почему он не на службе. Мы-то в отпуске, а у него что, свободное посещение?

Голоса приблизились, открылась дверь комнаты, и Хиля, странно смущенная, вошла и поглядела на меня с упреком:

- Видишь, а ты говоришь - не открывай.

Зиманский заглянул вслед за ней, и я сразу заметил у него на лице выражение странного, беспокойного удовольствия, словно только что он устроил розыгрыш и вот-вот ждал результатов. На нем был повседневный костюм, который меня больше всего раздражал: светлый, мешковатый, больше похожий на пижаму.

- Привет, - я улыбнулся, покосившись на жену - она стояла, засунув в рот большой палец, и чуть покачивалась на месте. Это был признак сильного волнения.

Зиманский сделал серию каких-то гримас, которые можно было истолковать и как приветствие, и как досаду. Сгибаясь от тяжести, он втащил в комнату здоровенную картонную коробку, крест-накрест перевязанную толстым шпагатом, и с облегчением поставил ее на пол:

- Уф! Тяжелая, зараза. Это вам от меня - с некоторым опозданием, на свадьбу.

Я приподнялся:

- Только не говори, что это водка. Столько нам никогда не осилить.

- Ты так шутишь, что ли? Водка! - он неуверенно хихикнул, и беспокойство на его лице вдруг выросло до чудовищных, почти неприличных размеров.

- С чувством юмора у меня плохо. Ну, а что там тогда? Слишком уж большой и тяжелый у тебя сюрприз.

- Сейчас узнаешь, - Зиманский присел на корточки и вынул из кармана крохотный складной ножичек с наборной рукояткой.

- И куда Трудовая инспекция смотрит? - Хиля подошла и уселась со мной рядом, напряженно улыбаясь. - Человек использует служебное время в личных целях, а ему, между прочим, деньги за это платят, - она погладила меня по плечу. - Может, наябедничать на него, а, милый супруг? Напишем анонимку левой рукой, никто и не узнает. Зато удовольствия сколько!

- Почему - анонимку? - я не мог понять, шутит она или говорит серьезно. - Можно же просто позвонить.

- Анонимку интереснее!

Мы замолчали и уставились друг на друга. Остроумными людьми нас с Хилей назвать нельзя, и мы оба это знаем.

- Ты чего? - шепотом спросила она.

- А ты чего?

Со звуком "вжжик!" туго натянутый жгут с облегчением лопнул, путы распались, и Зиманский открыл коробку жестом фокусника, извлекающего кролика из шляпы:

- Оп!.. Прошу не падать в обморок. Такого вы еще не видели, - и, крякнув от усилий, он несколькими движениями разорвал картон.

Остатки коробки легли подобием неуклюжего цветка вокруг чего-то, что я действительно увидел впервые, и предмет этот, такой вроде бы обыкновенный и в то же время совершенно необъяснимый и непонятный, заставил меня на минуту забыть о болезни. Хиля рядом притихла, и я почти услышал, как колотится ее сердце.