Но на подъезде к городку шофёр, в очередной раз съехав на обочину, остановил машину. Для инструктажа? Но давать пояснения шофёр не спешил. И, повернув какой-то рычажок — в кабине тотчас заговорило радио — с самым серьёзным видом пригласил послушать. Новости были короткими, о побеге ни слова…

— Что, совсем ничего не сообщали? — осторожно спросил беглец.

— Не, по радио и по ящику ничего такого! Но уже разговоры уже ходят… А женщина тебя узнала? — заинтересовался вдруг Анатолий.

— Какая женщина? — опешил он.

— Ну, та, шо подвозила?

— Нет, нет, насколько я могу судить!

«Вот не будешь выдавать желаемое за действительное! Нет, в самом деле, зачем надо было выдумывать какую-то проверку, какую-то женщину…»

— Ну, от и хорошо! Если честно, я сам не сразу дотумкав… Тебя очёчки выдают, тут народ таких не носит, — рассуждал Шофёр.

«Очки? Причём тут это? Да, важная деталь, но не определяющая… И даже если он снимет очки, всё равно не поможет!»

— А планы наши такие: зараз отстреляюсь — сдам груз, разведаем обстановку, дальше у нас кормёжка, так до ночи и продержимся, — стал рисовать порядок действий Анатолий. И пришлось выдвинуть встречный план.

— Знаете, будет лучше и для вас, и для меня, если мы здесь, в Шилке, и расстанемся. Надеюсь, вы понимаете, насколько всё серьёзно… Спасибо, довезли, а дальше я сам. — Он говорил что-то ещё и ещё. Вот только приходилось напрягать голос: рядом по шоссе громыхали машины, о чём-то своём бормотало радио, шофёр постукивал крепкими пальцами по баранке, и это особенно раздражало.

— Значит, не доверяешь? — подытожил всё выше сказанное Анатолий. — Шо, моя кандидатура не подходит?

«На какую роль? Опекуна? Спасателя? Благодетель нашёлся!» — хмыкнул беглец, но промолчал. А шофёру и не нужен был ответ, у него своих мыслей хватало.

— …Ну, и где ты зараз другую найдёшь? Ничего, потерпишь как-нибудь, — посмотрел он на свои сверкающие часы. — Терпеть будешь недолго, восемь часов. Понял? Сказал посадю на поезд, значит, посадю, а то посажу — нехорошее слово, — ухмыльнулся Анатолий, и через паузу, скосив светлый глаз, поинтересовался:

— Ты токо скажи, по какому направлению будем наносить главный удар? Ну, в какую сторону ловить поезд?

— Смешной вопрос, — пробормотал взятый под опеку беглый человек.

— Ага, — тут же согласился шофёр. — Но, должен заметить, смех кончился, остались одни смехуёчки…

— Здесь, наверное, электрички ходят? На них и можно и без документов передвигаться…

— А як же, ходят! Тебе куда, до Читы? Придётся в Карымской пересадку делать. Как, годится? Я тебя серьёзно спрашиваю, а ты як той пацан! Шо тут думать? Раз от Оловянной попёрся на восток, то давай и дальше дуй в ту сторону! — убежденно рубил рукой Анатолий. — До того края ближе — две с половиной тысячи, а до Москвы все шесть тысяч. Чувствуешь разницу в километрах? Та дело не в них, тебе надо перебраться в другие края, там будет всё не так свирепо… Значит, на восток? — уставился он в подопечного. Тот неопределённо мотнул головой. — Ну, тогда поехали! — И, тронув фыркающую махину с места, шофёр вклинил её в поток машин.

— А где сидор, куда барахло подевалось?

— Подростки в Первомайском реквизировали… Детдомовцы, наверное… — спохватился беглец. — Извините, но карта тоже пропала…

— Чёрт с нею, с картою! Ты скажи, где ты шлялся, шо топота напала? — удивился Анатолий.

— Там карьер странный… такой глубокий…

— Карьер? Возле горно-обогатительного? Ну, ты даёшь! На гада тебя туда понесло? Правильно говорят: как от мамки, так сразу тянет до ямки. А ты там с бабою не того этого… ну, которая подвозила? — ухмыльнулся Анатолий. — И правильно! Место глухое, можно и побарахтаться… Так, проехали! Проехали, говорю! Шо ты такой серьёзный? А насчёт пацанов, так скажи спасибо, живой остался. Скоко их было? Четверо? Ты ж понимаешь, мяса пацанам в этом детдоме не дают, дают рисовые котлетки, — старательно кого-то передразнивал шофёр. — Ты представляешь, пацанам четырнадцать-пятнадцать лет, а им рисовые котлетки! А они ж, як зверята в этом возрасте! Ото хлопчики и промышляют насчёт пропитания. Хорошо, в карьер не кинули! Убегать надо было, убегать!

И пришлось признаться: так я и убежал!

— Ну, и правильно. Ты знаешь, я сам злой, если не заправлюсь. Жрать хочу, спасу нэма! Так и ты ж, наверно, голодный. Зараз на склад, а опосля будем харчиться. До поезда далэко.

— А какой поезд? Есть что-то конкретное? — осторожно поинтересовался беглец.

— Есть один подходящий, в Читу приходит в восемнадцать, а в Шилку к двадцати четырём. Самое то! А Зойка, я ж тебе говорил, проводница знакомая, так она в девятом вагоне катается… Ну, а если не её смена, так мы с другими девчатами договоримся.

И на языке тут же завертелось: нельзя ли сейчас позвонить этой знакомой? Но пришлось сдержаться: не хотелось суетиться и открыто согласиться с предложением. И поступил правильно. А то Анатолию бы пришлось признаться: телефонный номерок девушки не помнит, как-то сам собой затерялся. И он истолковал бы эти слова превратно: мол, шофёр придумал проводницу… Не выясненным оставался до поры до времени и вопрос, на какой именно поезд собирается его посадить Анатолий. Нет, нет, поезд шофёр мог назвать чётко — «Москва — Владивосток», что пилит с запада через всю Россию под вторым номером, а с востока идет как первый. Но он таким подробностям не придавал никакого значения, а потому не стал засорять план по спасению мелкими деталями.

— Чита отсюда далеко? — с тайной надеждой на удаленность объекта спросил беглец.

— Та двести пятьдесят кэмэ, наверное, будет, — прикинул шофёр. И, не сдержавшись, беглец вздохнул: нет, он всё ещё близко от ищеек. Но наступила, как ему казалось, какая-то определённость, и теперь можно расслабиться, совсем чуть-чуть…

— Может, и помыться удастся? — понадеялся он вслух. Не хотелось бы садиться в поезд насквозь пропотевшим.

— Придумаем шо-нибудь! Как доедем, так и придумаем!

Городок, куда они въехали, был скучным местечком, может, потому речка Шилка и обходила его стороной, текла в двух километрах южнее. Но городок питала другая артерия — широкая полоса Транссиба. Правда, эта полоса, разделив городок пополам, жила своей, отдельной жизнью. Меньшая, с частными домами, жалась к невысоким лысым сопкам, но и та, на другой стороне железной дороги, отличалась только тем, что была разбавлена серыми пятиэтажками и двухэтажными кирпичными домами.

Анатолий зачем-то поехал через центр и стал показывать памятники: военный самолёт на постаменте, стелу в честь погибших в Афганистане — нечто серое и невыразительное, а потом ещё какое-то большое и странное сооружение. Этот памятник был всем сразу: и красноармейцам времен гражданской, и солдатам войны Отечественной, за плечи обоих обнимала Родина-мать.

— Это шоб два раза не вставать! — хмыкнул шофёр. Действительно, никого и никогда эта родина не берегла, а тут ещё и сэкономила. Но вдруг стало интересно другое: «А самолёт в честь чего?»

— Так тут же гарнизон на гарнизоне! А самолёты, как ты догадываешься, и без войны бьются.

А вот оранжевый самосвал, уверенно ориентируясь в улицах и переулках городка, скоро остановилась у каких-то зелёных железных ворот с красными звёздами. Беглец было напрягся, но за воротами оказался не военный объект, а всего лишь строительная база. Анатолий побежал в конторку, и через несколько минут вышел на крыльцо с высокой, рыжей женщиной. Он обнимал её за талию, а та смеялась и радостно ему выговаривала: «Ну, чёртов хохол! ещё пятнадцать минут, и меня уж точно бы не застал… А ты вечером назад, или как?»