– Просто замечательно.
Я подумал, что скрывать нечего. У «Дикобразов» отцу будет лучше, чем во всякой другой части. Все там – мои друзья, они уж позаботятся о нем, присмотрят, чтобы он остался цел. Надо дать телеграмму Эйсу – отец ведь сам никогда не скажет им, кто он такой.
– Пап, а ты давно в армии?
– Чуть больше года.
– И уже капрал?!
Отец невесело улыбнулся.
– Да, по службе теперь растут быстро.
Я и не спрашивал, что он имел в виду. Потери. Вакансий сейчас столько, что солдат на них не хватает. Вместо этого я спросил:
– Но, пап… А возраст твой не мешает тебе быть солдатом? Может, на флоте или где-нибудь в тыловом обеспечении…
– Я хотел в МП, и я здесь, – гордо сказал отец. – И я не старше, чем большинство сержантов, даже младше многих. Если уж я на 22 года старше тебя, так ты готов меня в инвалидную коляску засадить. А ведь возраст тоже дает некоторые преимущества.
Да, в этом что-то было. Я припомнил, как сержант Зим всегда прежде продвигал старших, когда раздавал наши салажьи шевроны. И в лагере отец наверняка был не таким тормозом, как я, – ему-то небось плетей не доставалось. Наверное, он стал младшим командиром перед самым окончанием учебки. Армии нужны солидные взрослые люди в среднем звене, организация эта весьма патерналистская.
Я не стал спрашивать отца, почему он выбрал МП и как попал на мой корабль. Просто от этого мне было тепло – много лучше, чем когда-либо, когда я удостаивался его похвалы. И зачем он пошел на службу – я, похоже, знал. Мама. Никто из нас и словом о ней не обмолвился – тема слишком больная.
А потом я перевел разговор в другое русло:
– А как ты все это время жил? Где был, что делал?
– Тренировался в лагере «Сан-Мартен»…
– Не в «Кюри»?
– Нет, это новый. Но шишки все те же, надо думать.
Только выпустили нас на два месяца раньше – выходных не было. Потом я просился на «Роджер Янг», но вместо этого попал к Добровольцам Макслаттери. Хорошая часть.
– Да, слыхал.
Добровольцы имели репутацию ребят жестких, крутых и серьезных в деле – почти как Дикобразы.
– То есть была хорошая часть. Я несколько раз ходил с ними в десант, и несколько ребят нашли себе могилу, а потом я получил это.
Он поглядел на свои шевроны.
– Когда мы ходили на Шеол, я уже был капралом.
– Ты там был? Я тоже!
В эту минуту отец стал для меня ближе, чем когда-либо в жизни.
– Я знаю. То есть уже потом я узнал, что вы там тоже были. А мы дрались миль на пятьдесят севернее. Мы отражали их контратаку, когда они полезли из-под земли, как летучие мыши из пещеры.
Отец передернул плечами.
– Так что, когда все кончилось, я остался капралом без части. Ее уже не было смысла восстанавливать. И меня отправили сюда. Была еще вакансия у Белых Медведей, но я договорился с сержантом по распределению, и, будто по волшебству, пришла заявка на капрала с «Роджера Янга». И вот я здесь.
– А когда ты пошел на службу?
Как только я задал этот вопрос, я понял, что этого не стоило делать, но надо было увести разговор от Добровольцев Макслаттери – человеку, потерявшему свою часть, лучше поскорей забыть о ней.
Отец сказал тихо:
– Вскоре после Буэнос-Айреса.
– Понимаю.
Некоторое время отец молчал, а потом мягко сказал:
– Нет, сынок, похоже, ты не все понимаешь.
– Сэр?
– Ммм… даже не знаю, как толком объяснить. Конечно, гибель твоей мамы сыграла большую роль. Но я пошел в армию не только чтобы отомстить за нее. Свою роль здесь сыграл и ты…
– Я?
– Да, ты. Я с самого начала лучше мамы понимал твой поступок, не стоит винить ее, ведь женщины смыслят в таких делах не больше, чем куры в плавании. Мне кажется, я понимал, почему ты пошел на службу, хотя и сомневался тогда, что ты сам это понимаешь… В конце концов, половина моей злости на тебя была из-за того, что ты сделал то, что – я всем сердцем чувствовал – должен был сделать я. Но причиной того, что я пошел на службу, ты, конечно, не был – только дал толчок да помог выбрать род войск.
Отец помолчал.
– Я был в плохой форме, когда ты пошел в армию. Тогда я регулярно ходил к гипнотерапевту – ты и не замечал, верно? – но дальше выяснения, что я глубоко неудовлетворен, мы не пошли. Когда ты ушел, все это вылилось на тебя – но причина была во мне самом, и мы с гипнотерапевтом это знали. Что на нас надвигается беда, я понял гораздо раньше многих. Нам предложили военный заказ еще за месяц до объявления чрезвычайного положения. Мы полностью работали на военные нужды, еще когда ты был в лагере.
Все это время я чувствовал себя лучше, работая для смерти и не имея времени на гипнотерапевта. Но затем нервы расшатались еще пуще. Сынок, ты что-нибудь знаешь о штатских?
– Ну… по крайней мере, говорят они на другом языке, это точно.
– Да, ясней не скажешь. Помнишь мадам Рутман? Когда я закончил учебку, мне дали отпуск на несколько дней, и я поехал домой. Виделся там со многими нашими друзьями, прощался, и ее тоже видел. Ну, она щебечет, как всегда, и говорит: «Так вы, значит, уезжаете? Если будете на Фарэвэй, обязательно разыщите моих лучших друзей – Ригатосов». Ну, я ей как можно деликатней объясняю: мол, Фарэвэй оккупирована, и это невозможно. Но это на нее не произвело впечатления. Она сказала: «А, ну это ничего – они ведь не военные!»
Отец невесело улыбнулся.
– Да, понимаю.
– Но я забегаю вперед. Как я уже говорил, я был выбит из колеи. Смерть твоей мамы подсказала мне, что делать. Пусть даже мы были друг другу ближе, чем многие, я почувствовал себя свободным. Тогда я перепоручил наш бизнес Моралесу…
– Старику Моралесу? А он справится?
– Да. Должен. Теперь многие из нас проделывают такое, на что никогда не считали себя способными. Я отделил ему приличную долю – знаешь ведь, что сказано по поводу волов молотящих, – а остальное поделил на две части: половину на Армию спасения, половину тебе, когда вернешься. Если вернешься… Ладно, вздор. В конце концов я выяснил, в чем были мои проблемы.
Отец сделал паузу, а потом тихо сказал:
– Я хотел сам принять участие в драке. Я хотел знать, что я мужчина. Не просто производяще-потребляющее животное – мужчина…
И тут, прежде чем я успел что-либо сказать, из динамика на стене полились звуки: «…сияет в веках, сияет в веках – имя Роджера Янга!», и женский голос сказал:
– Персоналу корвета «Роджер Янг» собраться у катера. Причал Эйч, девять минут.
Отец вскочил и подхватил свои вещи.
– Мне пора. Держи себя в руках, сынок. И чтобы прошел эти экзамены без задоринки, я не посмотрю, что вырос, – выдеру так, что своих не узнаешь!
– Постараюсь, пап.
– До встречи!
Отец заторопился к причалу.
Придя в училище, я доложился сержанту флота, выглядевшему в точности, как сержант Хоу, у него даже не было той же руки. Разве что улыбки сержанта Хоу ему недоставало.
– Кадровый сержант Хуан Рико поступает в распоряжение коменданта, согласно приказу.
Он посмотрел на часы.
– Ваш катер прибыл семьдесят три минуты назад. Что скажете?
И я сказал ему все как было. Он задумчиво потеребил нижнюю губу.
– Да, все уважительные причины я знал наизусть. Но вы, похоже, добавили к ним еще одну. Ваш отец, ваш собственный отец, действительно назначен на корабль, с которого вы отбыли?
– Чистая правда, сержант. Можете проверить – капрал Эмилио Рико.
– Мы не проверяем все, что говорят наши молодые джентльмены. Мы просто отчисляем их, если выясняется, что они говорят неправду. Ладно. Парень, не решившийся опоздать, чтобы увидеться со своим стариком, нам в любом случае не подошел бы. Забыто.
– Спасибо, сержант. Могу я теперь доложиться коменданту?
– Вы уже доложили ему о своем прибытии.
Он сделал пометку в списке.
– Может, через месяц он и вызовет вас вместе с парой дюжин других. А пока – вот вам ордер на комнату, вот – экзаменационный лист, а начать можете с того, что спорете шевроны. Только не выбрасывайте – может, еще пригодятся. С этого момента вы не «сержант», а просто «мистер».
