Ибн Хайран, который давал неоспоримо остроумные и безупречно учтивые пояснения, был также слишком воспитан, чтобы привлекать внимание, особенно во время праздника, к признакам продолжающихся в городе волнений и стычек. Тем не менее некоторые из гостей замка обменивались осторожными косыми взглядами. Показанное им было явно рассчитано на то, чтобы их запугать.
И даже на нечто большее.
Странные особенности планировки нового крыла стали совершенно очевидны, когда они, разодетая толпа состоятельных горожан, прошли в тот конец трапезной, где начинался длинный коридор. Узкий тоннель, как объяснил ибн Хайран, построенный в целях обороны, вел во двор замка, где ваджи должны были совершить освящение и где их ждал принц Альмалик, наследник славного государства Картада.
Аристократия и наиболее преуспевающие купцы Фезаны по одному уходили в сопровождении воина-мувардийца по темному коридору. В конце его каждый из них, по очереди, мог увидеть сияющий солнечный свет. Они останавливались на мгновение, щурясь, почти ослепленные, на пороге света, а герольд выкликал названные ими имена приятно звучным голосом.
Когда они выходили, моргая, на ослепительный солнечный свет и шли вперед, чтобы склониться перед смутно различимой фигурой человека в белых одеждах, сидящего на подушке посередине двора, каждого гостя молниеносным взмахом меча обезглавливал один из двух воинов-мувардийцев, стоявших по обе стороны от арки тоннеля.
Мувардийцы, которым не впервые случалось проделывать такое, получали удовольствие от своих трудов, возможно, большее, чем следовало. Разумеется, никакие ваджи не ждали во дворе; это крыло замка было удостоено иного освящения.
Один за другим в течение этого добела раскаленного, безоблачного летнего дня представители элиты фезанского общества прошли по этому темному, прохладному тоннелю, а потом, ослепленные солнечным светом, вышли на белоснежный двор после звонкого провозглашения герольдом своих имен и были убиты. Мувардийцев отобрали тщательно. Никаких промахов. Ни одного вскрика.
Падающие тела быстро подхватывали другие воины их племени и оттаскивали в дальний конец двора, где стояла круглая башня на берегу нового крепостного рва, который вырыли, отведя в сторону русло протекающей поблизости реки Таварес. Тела мертвых скидывали в воду из нижнего окна башни. Отрубленные головы небрежно бросали в кровавую груду неподалеку от того места, где сидел принц Картады, якобы ожидающий появления самых выдающихся жителей самого строптивого из городов, которым он однажды будет править, если проживет достаточно долго.
По правде говоря, принц, отношения которого с отцом действительно не отличались теплотой, не был проинформирован об этом главном, давно спланированном пункте повестки дня. Своими действиями король Альмалик Картадский преследовал несколько целей. Принц даже поинтересовался, где же ваджи. Никто не смог ответить ему на этот вопрос. После того как первый гость появился и был убит, а его отрубленная голова откатилась довольно далеко от рухнувшего тела, принц перестал задавать вопросы.
Где-то посреди этого почти беззвучного, убийственного послеполуденного действа под ослепительным солнцем, когда стервятники начали во множестве слетаться ко рву и кружить над водой, некоторые воины, находившиеся в залитом кровью дворе замка, заметили, что у принца начал как-то странно, некрасиво дергаться левый глаз. Для мувардийцев это был достойный презрения признак слабости. Однако принц остался сидеть на подушке. И не шевельнулся, не заговорил, пока все не кончилось. Он смотрел, как погибают сто тридцать девять человек, склоняющихся перед ним в придворном поклоне.
Он так никогда и не избавился от нервного тика. От напряжения или восторга тик возвращался и стал надежным сигналом для тех, кто хорошо знал принца, что тот испытывает сильные чувства, как бы он ни старался скрыть этот факт. Тик также стал неизбежным напоминанием – потому что весь Аль-Рассан вскоре узнал о залитом кровью летнем полдне в Фезане.
Полуостров знал много жестоких деяний со времен нашествия ашаритов и до них, но это было особенным, незабываемым. День Крепостного Рва. Одно из наследий Альмалика Первого, Льва Картады. Часть наследства его сына.
Бойня еще не закончилась, когда пятый удар колоколов снова позвал верующих на молитву. К этому времени количество птиц над рекой и рвом подсказало жителям, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Несколько любопытных детей вышли за городские стены и прошли немного на север, чтобы посмотреть, что привлекло такое множество птиц. Они принесли известие в город. В воде плавают обезглавленные тела. Вскоре после этого в домах и на улицах Фезаны зазвучали вопли.
Такие отвлекающие звуки не проникали, конечно, за стены замка, а птиц не было видно из красивой, украшенной арками трапезной. После того как последний гость ушел из нее по тоннелю, Аммар ибн Хайран, человек, который убил последнего халифа Аль-Рассана, в одиночестве двинулся по коридору и ступил во двор. Солнце к этому моменту уже находилось на западе, и свет, к которому он шел по длинному, прохладному, темному коридору, стал добрым, приветливым, почти достойным того, чтобы его воспели в стихах.
Глава II
После того как в самом начале похода на юг Альвару удалось выбраться из почти катастрофического положения, он стал считать это путешествие самым веселым временем в своей жизни. И неудивительно: он много лет лелеял мечты о нем, а реальность не всегда разрушает юношеские мечты. По крайней мере не сразу.
Будь он по натуре менее рассудительным, он мог бы даже дать больший простор той фантазии, которая ненадолго посетила его, когда они свернули лагерь после рассветной молитвы на их пятое утро к югу от реки Дюрик: ему показалось, что он уже умер и попал, по милости Джада, в рай для воинов, и ему позволено скакать за капитаном Родриго Бельмонте по летним равнинам и степям вечно.
Река осталась далеко позади, так же как стены Карказии. Они миновали огороженные деревянным частоколом крепости Баизу и Лобар, маленькие, едва оперившиеся форпосты в пустоте. Отряд теперь ехал по диким высокогорным пустошам ничейной земли, пыль вздымалась позади, а солнце нещадно жгло их – пятьдесят всадников Джада, отправившихся к сказочным городам ашаритов по приказу короля Вальедо.
А юный Альвар де Пеллино был одним из этих пятидесяти, отобранный после неполного года службы в коннице Эстерена, чтобы сопровождать великого Родриго – самого Капитана – в походе за данью в Аль-Рассан. Воистину, бывают на свете чудеса, и даруются они без объяснений, если только это не ответ бога, скрывающегося за солнцем, на молитвы матери Альвара во время ее паломничества на остров Святой Васки.
Поскольку это было по крайней мере возможно, теперь каждое утро, на рассвете, Альвар обращал свое лицо на восток и благодарил Джада от всего сердца и снова клялся на стали меча, врученного ему отцом, оправдать доверие бога. И Капитана, разумеется.
В армии короля Рамиро было немало молодых всадников. Наездники со всего Вальедо, многие в роскошных латах и на великолепных конях; происхождение некоторых уходило корнями в прошлое, к Древним Людям, которые правили всем полуостровом и называли его Эспераньей. К Древним Людям, которые первыми познали истины бога-солнца и построили прямые дороги. И сейчас почти каждый из юных всадников охотно согласился бы выдержать недельный пост, отказаться от женщин и вина, даже совершить убийство ради возможности учиться у Капитана, находиться под пристальным наблюдением холодных серых глаз Родриго Бельмонте целых три недели. Стать членом его отряда, пусть даже только в этом единственном походе.
Видите ли, человек имеет право мечтать. Три недели могут стать лишь началом, а потом события будут развиваться, мир раскроется, словно очищенный и разделенный на дольки апельсин. Молодой всадник может лежать ночью на попоне и смотреть вверх на яркие звезды, которым поклоняются последователи Ашара. Может воображать, как прорубается сквозь ряды неверных, чтобы спасти самого Капитана от опасности и гибели, как в разгар сражения его замечает сам Родриго, а потом, после победы, он пьет неразбавленное вино рядом с Капитаном и его уважают и дружески приветствуют остальные воины отряда.