Он откашлялся.

— Но встает очевидный и очень важный вопрос: с кем наши инженеры будут сотрудничать особенно близко? Они не хотят никакой дискриминации, консультироваться будут с каждым из вас, в пределах его освященных временем полномочий. И помощь будет оказана — насколько это возможно — каждому. Но в то же самое время ясно, что комитет в составе всех здесь собравшихся получится чрезмерно громоздким и неоднородным. Для установления общей политики нашим сотрудникам необходим небольшой, достаточно единый мерсейский совет, с членами которого они смогли бы по-настоящему близко познакомиться, а затем установить быстрые и эффективные процедуры принятия решений. Кроме того, все ресурсы этой планеты должны использоваться координированным образом. Например, некая Первая Страна не должна иметь права сидеть на запасах минералов, необходимых Второй Стране. Должна быть обеспечена полная свобода перевозок из любой точки в любую, и к этим перевозкам должны быть привлечены все доступные транспортные средства. Мы можем предоставить вашим кораблям экраны, однако не можем предоставить — в необходимом количестве — сами эти корабли. Не должна, естественно, полностью замереть и обычная деятельность, ведь народу нужно, например, есть. Итак, каким образом обеспечить справедливое распределение ресурсов и установить справедливую систему приоритетов? Думаю, все эти соображения делают совершенно ясной для вас, благороднорожденные, абсолютную необходимость некоей международной организации, организации, которая сможет беспристрастно поставлять информацию, давать рекомендации, осуществлять координацию. А еще лучше, если у нее будут свои производственные мощности и работники. Если бы существовала подобная, освященная законами организация! Но такой организации нет, и вряд ли есть время для ее основания. Простите меня за прямоту, но Мерсейя слишком обременена застарелыми неприязнями, ненавистью и завистью, чтобы за один день превратиться в гармоничное братство. Кстати, упомянутая мной международная группа будет нуждаться в тщательнейшем, повседневном контроле, чтобы с ее стороны не последовало попыток возвеличиться самой либо унизить других. Мы, галактические, можем обеспечить подобный контроль за одной организацией — но не за сотней.

Фолкейну очень хотелось курить, пот щипал ему кожу.

— Так вот, я не имею никаких чрезвычайных полномочий, перед моей командой стоит одна-единственная задача — предоставить рекомендации. Однако проблема настолько неотложна, что, скорее всего, будет принята любая предложенная нами схема, лишь бы поскорее приступить к работе. А мы обнаружили здесь одну группу, превосходящую по сфере своей деятельности все остальные. Она не обращает никакого внимания на барьеры, разделяющие ваши народы. Группа эта многочисленна, богата, влиятельна, дисциплинированна и высокоэффективна. Не сказал бы, правда, что именно таким инструментом хотела бы воспользоваться моя цивилизация для спасения Мерсейи. Честно говоря, мы предпочли бы, чтобы она вообще исчезла, а не укреплялась еще больше, однако, как говорится в нашей пословице, на безрыбье и рак рыба.

Он чувствовал, как нарастает напряжение, как неминуемо приближается гроза, слышал первые гневные восклицания и торопливо, не дожидаясь взрыва, закончил:

— Я имею в виду Гетфенну.

Дальнейшее не описать словами.

Но ведь он всего лишь предупреждал их о содержании своего доклада. Он мог заметить, что имеет и собственные счеты, которые откладывает в сторону из соображений всеобщего блага. Он мог даже, к вящему своему удовольствию, подкинуть несколько весьма изобретательных замечаний, касавшихся происхождения и предполагаемых привычек Хагуана, который только улыбался и чувствовал себя, по всей видимости, вполне уверенно. В конечном итоге несколькими часами спустя было решено тщательно изучить выдвинутое предложение. Фолкейн знал, чем кончится это изучение: у Мерсейи не было иного выхода.

Экраны потухли.

Мокрый как мышь, вымотанный и трясущийся, он смотрел в лицо Моррукана Длинного Меча. Столп навис над звездным пришельцем, его пальцы судорожно тянулись к рукоятке пистолета.

— Надеюсь, вы понимаете, что затеяли,— сказал Моррукан, произнося каждое слово по отдельности.— Вы ведь не просто сохраняете эту банду навечно, вы придаете ей легитимность. Теперь они смогут претендовать на положение признанного элемента нашего общества.

— Но ведь это даже лучше, тогда они начнут придерживаться законов этого общества.

Горло Фолкейна болело, его голос звучал слабо и хрипло.

— Только не они! — Секунду Моррукан помолчал в задумчивости.— Но расплата неминуема. Если не найдется других желающих — вахи возьмут ее полностью на себя. А потом? Вы научите нас строительству межзвездных кораблей?

— Нет, если это хоть немного будет зависеть от меня.

— Вот и еще один счет. Хотя это, собственно, и не очень важно. Мы неизбежно узнаем очень много прочих вещей, а уж на их основе... что ж, галактик, этим делом займутся наши внуки.

— Неужели проявить самую элементарную благодарность ниже вашего достоинства?

— Нет. Среди моей расы тоже найдется вполне достаточно мягкотелых мечтателей, которые устроят самую настоящую оргию слез и восторгов. Но ведь ты вернешься домой, а я останусь на этой планете.

У Фолкейна не было сил спорить. Он сухо попрощался и попросил Адзеля забрать его отсюда.

Позднее, уже несясь сквозь межзвездную ночь, он устало слушал возбужденное верещание Чи:

— Ну я еще посчитаюсь с этими вонючками. Слезами заплачут, что пальцем прикоснулись ко мне.

— Ты что, намерена сюда вернуться? — удивился Фолкейн.

— Кой черт, конечно, нет! Но вот мерсейским техникам потребуются какие-то развлечения, и, как мне кажется, эти развлечения предоставит им Гетфенну, в их числе будут и азартные игры. Так вот, если я посоветую нашим ребятам захватить с собой некие миниатюрные приборчики, способные, в частности, управлять рулеточным колесом...

— Ну почему,— вздохнул Адзель,— в этом грозном и великолепном космосе живые существа обязательно ведут себя извращенно?

Губы Фолкейна слегка изогнулись в усмешке:

— Иначе было бы слишком скучно.

Когда волновой фронт сверхновой достиг Мерсейи, люди и туземцы все еще были заняты работой.

И вдруг ночь разлетелась в клочья. На юге вспыхнула звезда, лишь втрое уступавшая блеском самому Кориху, слишком яростная для незащищенных глаз. Землю затопило мертвенное, голубое сияние; деревья, дома, мельчайшие подробности рельефа вырисовывались четко, словно высвеченные застывшей в небе молнией. Леса наполнились плеском крыльев и тревожными криками зверей, в деревнях судорожно запульсировали барабаны: боявшиеся прежде темноты крестьяне тщетно взывали о ней, вознося к небу молитвы. Затем настал день, огненный и безжалостный.

Прошли месяцы, и звезда поблекла, постепенно превратилась в яркую, острую точку, едва заметную при дневном свете. Однако ночью, окруженная белым, темневшим на краю до синевато-фиолетового, сиянием и кружевной туманностью, переливавшейся сотнями призрачных, неземных оттенков (разбросанный взрывом газ светился под ударами жесткого излучения), она была прекрасна. В небе Мерсейи повисли огромные дрожащие полотнища полярного сияния, их шелест был слышен непрерывно, днем и ночью. В воздухе стоял грозовой запах.

А затем пошел радиоактивный дождь, и в этом уже не было ничего прекрасного. 

Жил-был король, надругавшийся над чужеземными торговцами... Теперь уже неважно, что он сделал с ними: это было давно и на другой планете, и той бедной девушки уже много лет нет в живых. Мы с Гарри Стенвиком подвесили короля вверх ногами на самом высоком минарете на глазах всех горожан, и с тех пор Торгово-техническая Лига была прославлена на той земле. Затем мы славно пошуровали на складе Галактической компании «Пряности и спиртные напитки» и там же поклялись в вечном братстве.