Я сходил на разведку: йлокков поблизости не наблюдалось. Те, что кишели на улицах, явно отступили. Они не слишком рвались в бой. Я увидел, как по ту сторону ворот отряд чужаков строится в колонну, несомненно намереваясь воспользоваться предательски открытым входом. Они заметили, что я закрываю его, и двое двинулись ко мне. Вертикальное положение они сохраняли с трудом, клонились вперед, точно нажимая лапами на педали, как и весь их род. Похоже, грызуны перешли к прямохождению не столь успешно, как ранние приматы. Они напоминали сурикат-переростков. Может, поэтому во всех известных нам А-линиях миром правят люди, а крысы прячутся и живут тем, что удается отщипнуть от людских щедрот. Как бы то ни было, я отошел туда, откуда удобнее было целиться, пальнул поверх голов (они явно еще не сообразили, что наше оружие способно убивать на расстоянии), и крысюки упали на четвереньки и шмыгнули в боковую улицу.

— Кишка у них тонка для ближнего боя,— заметил мой старший сержант, Пер Ларссон.— Нужно всего-то собрать силы и атаковать. Они побегут.

— Надеюсь,— отозвался я.— А сейчас, сержант, постройте народ и попытайтесь объяснить, что делать.

— Мы потащим туда всю толпу? — несколько удивленно переспросил он.

— Именно,— подтвердил я.— Скажем, двадцать человек в ширину, десять в глубину. Постройте их здесь, за воротами, убедитесь, что передняя шеренга вооружена и боковые ряды тоже, насколько стволов хватит. Задние пусть заряжают и передают вперед. Начнем шагом, поливая их прицельным огнем; а когда дойдем вон до того почтового ящика, — я указал на синюю будку с желтым рожком,— перейдем на ускоренный марш. Неся потери, приблизимся и сосредоточим огонь на их предводителе, кем бы он ни был.

— Есть, сэр,— рявкнул Ларссон, отдал честь и удалился, выкрикивая приказы.

Моя штурмовая группа выглядела не слишком внушительно: всего лишь криво-косо построенная толпа мужчин, что помоложе да поздоровее, да парочка крепких женщин, которые держали выданные им револьверы осторожно, словно опасаясь, что те укусят их за руку, но были достаточно бодры и даже рвались в бой.

Я забрал пистолеты у двух парней, стоявших сразу за мной и моим сержантом, попросил остальных постараться не подстрелить меня или Ларссона в спину и приказал открыть стрельбу и двинуться вперед, атъ, два, три, четыре. Они довольно неплохо держались, стреляли кучно и быстро. Йлокки продолжали заниматься своими делами, пока случайная пуля не попала одному в руку. Он заскрежетал, точно ржавая пружина, и побежал. Но не от нас, а от своих приятелей, которые повернулись к нему все как один, чтобы слопать живьем. Когда мы подошли ближе, он упал, и уцелевшие начали его грызть. Теперь наши выстрелы находили цели. Едоки сами становились едой. На редкость тошнотворное зрелище. Когда мы приблизились, оставались только мертвые и умирающие.

— А я вам говорил, полковник,—пропел Ларссон,— проще пареной репы!

— Они не побежали, сержант,— напомнил я ему.— Нам их не запугать. И едва ли это конец.

Не успел я договорить, как толпа вражеских бойцов выскочила из прохода между двумя складами и со всех ног бросилась к нам. Мои вояки перестали стрелять и тупо таращились на них. Наконец Ларссон заорал:

— Палите как попало!

Наши выдали бодрый огневой залп и положили половину первой шеренги, а также почтовый ящик. Остальные чужаки рассыпались в стороны.

Ларссон занялся перераспределением боеприпасов, забирая патроны у ребят с полными карманами и отдавая их стрелкам, которые ныли, что извели все свои.

— Тут бы с сотню эм-шестнадцать,— пробормотал сержант.— Хотя против таких трусов и наши пукалки, пожалуй, сойдут.

— Временно — да,— согласился я.— Надо бы обойти остальные входы да дать пару советов нашим парням.

Ларссон салютовал и принялся строить толпу штатских, в которую в качестве командиров групп затесались несколько солдат. К последним он для придания необходимого авторитета обращался «лейтенант, сэр» и отдавал честь. С одним из них, совсем мальчишкой, на вид лет шестнадцати, я уже сталкивался. Высокий блондин, как и положено шведу, к тому же настоящий офицер, младший лейтенант Хельм, как я выяснил. Он подошел ко мне и отсалютовал. Я козырнул в ответ и отвел парня в сторону.

— Мало просто расстреливать их кучками, сэр,— заявш! он, прежде чем я успел вставить хоть слово.

— Отлично,— согласился я.— Тогда за дело.

Район сразу за восстановленной городской стеной заполонили маленькие примитивные домики с огородами и пристройками. Весна в Южной Швеции еще никогда не была столь очаровательна. Врагов поблизости не наблюдалось: с трудом верилось, что странные, чуждые крысо-подобные захватчики кишат в сельской местности, убивают одних людей и берут в плен других. Мы заметили парочку тварей, затаившихся в укрытии амбара или конюшни, но никакой упорядоченной деятельности они не вели. Возможно, Рихтгофен сумел вернуть происходящее в столице под свой контроль и перерезать путь вражеским подкреплениям. Я находился на грани эйфории, когда увидел первый танк.

Он был огромен. Сперва я принял его за небольшой амбар, но затем амбар пошевелился, развернулся и навел на нас связку пушек-разрушителей изрядного размера. Я велел Хельму укрыться, и через мгновение взрыв сотряс каменные стены рядом, и грязь, щебень и гравий замолотили по спине, сбивая с ног. Я перекатился и встал как раз вовремя, чтобы полюбоваться, как комья земли продолжают сыпаться вместе с кирпичами через десятифутовый пролом в стене за спиной, в который было видно, как одна часть горожан улепетывает, а другая сбилась в кучки и таращится на дыру в стене. Я шагнул в пробоину, крикнул, чтобы все бежали в укрытие, и вернулся проверить, чем занят враг.

Танк, широкий и низкий, с длинным передним «крыльцом» и обнесенной перилами площадкой по всему периметру, приближался медленно, давил каменные стены и небольшие здания, то задирая, то опуская уродливое рыло. Выбежал мужчина, погрозил механизму кулаком, но был проигнорирован. Танк добрался до стены, не обращая на нас внимания, точно мы были ему не ровня, и остановился.

Я подозвал свою группу и велел ей рассеяться по лесам и отыскать командный пункт майора. Холмы на восточной стороне города густо поросли лесом. Все скрылись, кроме Хельма.

— Думаю, вам понадобится помощь, полковник, да большая, прямо как эта штуковина,— произнес он.

Я согласился с ним и задумался, что делать дальше. В этот самый миг лейтенант поинтересовался:

— В чем состоит ваш план, сэр?

— Ах да, план,— прошептал я.

Мой взгляд упал на крепкую с виду каменную уборную в нескольких ярдах, за скромным домиком. Сорная трава вокруг нее была подстрижена коротко и аккуратно. Вражеский танк остановился совсем рядом.

— Лейтенант,— попросил я,— прикройте меня. Пойду погляжу на эту заразу.

— Но, полковник,— запротестовал Хельм.— Почему бы мне не отправиться на разведку, а вы прикроете.

— Кто из нас, — уточнил я,— старший по званию?

Он заткнулся и взял винтовку наизготовку. Я метнулся к пристройке и, прячась за ней, украдкой рассмотрел танк, если это был танк: сооружение больше походило на потрепанный упаковочный ящик, но я разглядел гусеницы, почти утопленные в мягком дерне. Признаков жизни не наблюдалось.

Я решил подобраться поближе. Вышел из-за хлипкого прикрытия уборной, чувствуя себя начинающей стриптизершей, делающей первые шаги в лучах рампы, и внимательно оглядел танк в поисках проявлений активности.

Ничего — пока я не подобрался на расстояние в десять футов и не учуял исходившую от механизма вонь подгнивших апельсинов. Запах чужаков. Тут распахнулся люк, и из него высунулись заостренная морда и узкие плечи йлокка. Ручками-обрубками он придерживал крышку, пока вытаскивал остальную часть чрезмерно длинного тела. На спине тусклой шинели, внизу, проступала красная полоса. Вокруг глаз-бусинок виднелись какие-то белые струпья, в уголке рыла пузырилась пена. Он медленно сполз вниз, точно дряхлая крыса, которая ищет тихий уголок, чтобы умереть. Казалось, поначалу он меня не заметил, но потом все же обнаружил и повернулся ко мне. Дважды он открывал рот впустую, а на третий раз прохрипел: