– Ты чего это меня толкаешь, а? – прорычал он. – Всем по башке, что ли, настучать?

– Слушай, сейчас я тебе настучу! – не выдержал Олег и схватил Никитина за грудки.

На подмогу ему тут же двинулся Роман, и даже Добрынин сделал шаг вперед.

– Олег, не надо! – дрожащим голосом вскрикнула Маша.

Никитин, вырываясь из рук Губина, яростно матерился. Добрынин схватил его с другой стороны, а Олег, повернувшись к Роману и Оксане, тихо сказал:

– Давайте, идите быстрее отсюда. Мы с ним сами управимся.

Роман не согласился с таким предложением и остался на месте. Олегу пришлось повторить просьбу, а Оксана потянула жениха за рукав и шепнула:

– Пойдем, пойдем, он без нас лучше успокоится!

Роман нехотя двинулся за ней, обернулся у выхода, окинул взглядом картину и, вздохнув, вышел за дверь.

– Убью! – бился в руках Никитин, теряя, однако, силу.

– Давай домой, живо, а то сейчас и в самом деле врежу! – пообещал Губин.

– Куда это давай? – окрысился Сергей, но тон его стал ниже. – Там водка моя осталась, я не уйду, пока не выпью.

Маша стремглав кинулась в комнату, притащила оттуда начатую бутылку водки и сунула ее Никитину.

– Вот, забирай свою водку и уходи!

– Это чего я, в подъезде ее пить должен? – запротестовал тот. – Как лох, что ль, последний?

– Это твои проблемы! – рявкнул Губин, подталкивая Никитина к двери.

– Да вы чо, охренели, что ли? – заорал Никитин.

Олег, потеряв терпение, швырнул Никитина в руки Добрынину, сам резко шагнул к двери и, распахнув ее, пинком отправил Никитина на лестницу. Следом полетели его ботинки и куртка. Затем Олег яростно захлопнул дверь и повернул два раза замок.

– Эх и дурак! – покачал он головой. – Ну и дурак! Рожают же таких дураков!

– Это мы сами, извиняюсь, дураки, что вообще его в компанию пустили, – заметила Маша.

– Все от безбожия, от того, что духовной жизнью не живем, – укоризненно заметил Ювеналий.

– Слава богу, хоть этот идиот угомонился, – вздохнула Маша, имея в виду Шатилова. – Спит вон на диване.

Шатилов действительно устал от алкоголя и с открытым ртом, немилосердно храпя, спал на диване, свесив ноги на пол.

– Так, пускай просыпается и тоже двигает отсюда, – никак не мог успокоиться Олег. – Мне надоело это все!

– Может, не стоит его трогать? – вступилась Лавриненко. – А то сейчас тоже буйство учинит. Говно не трогай – оно и не завоняет.

– Мне вообще здесь этого говна не надо! – заорал выведенный из себя Олег и круто повернулся к жене: – Вот, твои одногруппники, между прочим! Друзья, тоже мне, нашлись! Я таких козлов в дом не приглашаю!

– Олежа, ну кто же знал, что они совсем соображать перестают, когда выпьют? – оправдывалась Маша.

– Как будто это в первый раз!

– Ну, в таком состоянии он действительно в первый раз, – заметила Маша. – Раньше все же поспокойнее себя вел. И потом, ты же знаешь – их в дверь, они в окно. От них же невозможно отвязаться!

– Слава богу, что ты последний год учишься. Дальше, надеюсь, они о себе не напомнят.

Тут, словно издевательское подтверждение слов Маши, откуда-то с улицы послышался пьяный голос:

– Губины – пидарасы!

Олег и Маша одновременно вздрогнули, повернувшись в сторону балкона, со стороны которого доносились выкрики.

– Губины – пидарасы! И лесбияны! – продолжал орать потерявший остатки разума Никитин. – А Тонька – первая лесбиянка!

Олег кинулся к окну. На противоположной стороне улицы, покачиваясь из стороны в сторону, стоял Никитин с бутылкой водки в руках. Он отпивал из нее прямо из горлышка, откашливался и продолжал горланить:

– А Тоньку вообще никто трахать не хочет, она Губину за это платит! Губин, ты не волнуйся, я сам за твоих лесбиянок возьмусь, хочешь?

Маша, услышав эти фразы, побелела и вцепилась в руку мужа. Она была готова разрыдаться. Даже у непробиваемой Антонины начали подрагивать пальцы. Она взяла сигарету и скрылась на кухне.

– Ну, сейчас я ему! – кидаясь в прихожую, прошипел Олег.

В это время там обувался Ювеналий Добрынин, собираясь к заутрене. Увидев перекошенное от ярости лицо Олега, он остановил его.

– Не нужно, не нужно насилия, – замогильным голосом заговорил он. – Сейчас я с ним сам поговорю, по-христиански. Нужно излечить душу его заблудшую.

– Какую душу? – рвался Олег. – Его только кулаком по морде можно излечить. И то ненадолго.

– Не нужно, Олег, – вышла из кухни Антонина. – Лучше не обращать внимания на этого дурака, он сейчас сам уйдет. Неужели ты не видишь, что он нарочно нас провоцирует? Сейчас ему надоест собственная невостребованность, и он домой пойдет.

– Господи, бедная Люба! – вздохнула Маша. – Какое счастье, что она не пришла, а то ей больше всех досталось бы.

Лавриненко презрительно усмехнулась.

– Вот видите, Ювеналий… Вы говорите, что по-христиански мало кто поступает. А Люба – яркий пример милосердия. Представляете, жить с таким человеком, спать с ним в одной постели…

Ювеналий строго сдвинул брови и серьезно посмотрел на Лавриненко.

– А вы мне симпатичны, Ювеналий, – неожиданно томно сказала Антонина. – Я вам позвоню как-нибудь, поговорим на христианские темы, можно?

– Хорошо, – сухо ответил Добрынин. – Только после праздников.

– Разумеется, – согласилась Лавриненко, улыбнулась на прощание уже окончательно собравшемуся Ювеналию и пошла обратно в кухню.

Крики за окном стихли. Олег подошел к балкону и выглянул. Он увидел медленно удалявшегося Никитина, который на ходу отпивал водку, что-то продолжая говорить, но уже как бы себе под нос. Отойдя уже на довольно приличное расстояние, он неожиданно повернулся и выкрикнул:

– Козлы!

После чего запустил опустевшей бутылкой в дом Губиных. Бутылка разбилась о металлическую решетку лоджии первого этажа. Никитин чуть-чуть подождал, словно желая, чтобы жильцы вышли и стали бы с ним разбираться, но так и не дождался. Постояв, покачиваясь, на одном месте, он наконец решительно завернул за угол дома и скрылся в темноте.

– Ну и дурак, – снова закачал головой Губин, продолжая всматриваться в темноту.

Он видел, как вышел из подъезда Ювеналий и, оглядевшись по сторонам, пошел в противоположную сторону. Олег, подождав еще немного, вернулся в комнату.

– Выпить что-нибудь осталось? – спросил он у Антонины.

Та отрицательно покачала головой. Олег выругался сквозь зубы и тут обратил внимание на Шатилова. Подошел к нему и начал трясти его за плечо. Дмитрий очнулся не сразу, с трудом сел на диване.

– Шоу окончено, – прокомментировал свои действия Губин. – Гоу хоум, плиз!

– Какой хоум, ты чо, Олег? – скривился Шатилов. – Дай поспать.

– Здесь тебе не гостиница. Давай, двигай!

– Да ты чо? Я мешаю, что ли? – начал юлить Шатилов, начинавший понимать, что все разошлись, и удивляясь, что рядом с ним нет его закадычного дружбана. – А Серега-то где? Ушел, что ли?

– Ушел… – нехорошо ухмыльнулся Олег. – Выгнали мы его.

– Вы-гна-ли? – удивился Шатилов. – Да вы чего? Пацана обидели… Стоп, подожди… А почему? Он буянил, что ли?

– Ты что, не знаешь дружка, что ли, своего?

– Да ну… Да Олег… Ну, это ерунда какая-то, – на Шатилова вдруг напал приступ миролюбия. – Это он выпил просто лишнего. Завтра наверняка с бутылкой приедет – извиняться.

– Мне чихать на его извинения, – сухо ответил Губин. – Давай собирайся, я устал уже от этого Рождества.

Шатилов покачал головой, окинул мутным взглядом стол.

– Слушай, Олег, а выпить нет, что ли, больше?

– Нет, – так же сухо ответил Губин. – Я за пивом собираюсь в ларек.

– А… и я с тобой, – засуетился Шатилов. – У меня и бабки кое-какие остались.

– Давай, собирайся, – подтолкнул его Олег, понимая, что поход за пивом в ларек – самый удобный предлог спровадить Шатилова из квартиры.

Дмитрий неуклюже встал, обогнул стол, чуть не упав на Антонину, не удержавшись на повороте. Та брезгливо отодвинулась.