Тело убитой им Эльзы Кунгаевой Буданов приказал вывезти и тайно захоронить за пределами части. Выполнение этого поручения завершается надругательством его подчинённых над уже мёртвым телом девушки и только после этого последовавшим его захоронением.

Таковы реалии. Однако Буданов и его адвокат выстроили довольно прочную оборону своих позиций, чтобы, если и не избежать наказания, то сделать его минимальным, возведя при этом убийцу-полковника в ранг национального героя. Причём интересен тот факт, что сам Буданов интуитивно (не будучи ещё знаком со своим адвокатом) встал именно на эту позицию «тотального отрицания». Когда же они с адвокатом выстроили совместную линию обороны – а им почти удалось представить всё в выгодном для Буданова свете, – следствию, а затем и суду стало совсем непросто…

Редкий преступник в состоянии самостоятельно выстроить прочную линию защиты. Это дело адвоката. С адвокатом Буданову явно не повезло. В своих адвокатских кругах этот господин, безусловно, известная личность. Однако работа адвоката (кстати, как и спортсмена, и артиста) требует того, чтобы каждый раз доказывать, что ты лучший. Нельзя один раз достичь своего Олимпа и потом всю жизнь почивать на лаврах. В деле защиты полковника Ю.Д. Буданова данному адвокату достичь своего Олимпа явно не удалось. Впрочем, помешали этому и объективные причины, но о них ниже.

Итак, что же предложил адвокат своему подзащитному?

Прежде всего – ни в чём не сознаваться, а, следовательно, ничего не помнить. Как я уже говорил, и сам Буданов пытался самостоятельно действовать по этому принципу. Поэтому его первые показания на допросе 27 марта 2000 года отличались армейской прямотой: «не помню», «не видел», «не ездил», «не похищал». Правда, когда дошло до очевидных фактов, подтверждённых вещественными доказательствами и показаниями свидетелей, дело пошло хуже. Особенно странным выглядит его пояснение, что раз он зашёл к ней живой и невредимой, а потом её вынесли с повреждениями и мёртвой, да ещё обнажённой, то возможно, что он её и убил, но точно может сказать, что сексуальных посягательств не имел. Потом были показания, что он спал и ничего не знал о похищении и убийстве Кунгаевой. Всё это для него наутро стало новостью и откровением. Когда подчинённый ему личный состав сообразил, что «дело пахнет керосином», никто не стал «выгораживать» своего командира и практически сразу были получены признательные показания всех участников этого преступления. С этого момента у Ю.Д. Буданова осталось только два защитных приёма: действовал в рамках закона, но «погорячился» и – «болен на всю голову». Складывалась интересная ситуация: неожиданно в деле появился некий информатор Ш., который постоянно докладывал Буданову о том, что в конкретном доме живет женщина-снайпер, лет 40-45, муж её боевик, а одна из дочерей постоянно информирует его о действиях федеральных сил, их перемещениях и планах. В конце концов прозвучала (правда, уже на суде) даже фамилия осведомителя (мы не будем её приводить, скорее, это очередная ложь Буданова), который якобы приносил Буданову фотографии боевиков, где Эльза Кунгаева держала в руках винтовку с оптическим прицелом. Почему-то эту информацию Буданов не стал докладывать ни органам федеральной службы безопасности, ни органам внутренних дел. Он всё решил сделать сам, по «понятиям». Так он поступал всегда и считал это единственно эффективным средством «решения вопросов». Логика человека, откровенно презиравшего нормы человеческой морали и поведения. Это не осуждение и не оценка Буданова, это констатация очевидного факта, и в его истоках ещё придётся долго разбираться.

Как бы то ни было, но к вечеру того рокового дня у Буданова в мозгу созрела чёткая доминанта: есть женщина-снайпер, и он должен её «взять». На суде практически все подчиненные Буданова однозначно высказались о том, что он действовал самовольно, никаких попыток по организации взаимодействия с правоохранительными органами с целью задержания снайпера не предпринимал, командованию группировки о планируемых мероприятиях не докладывал. Особенно нелепо выглядит тот факт, что вместо 40-45-летней женщины-снайпера Буданов принимает решение захватить её 18-летнюю дочь. Как говорится – где смысл? Где логика?

И вот, когда предварительное следствие почти подошло к завершающей фазе, когда надо было уже выходить на обвинительный приговор, возникла «интересная» версия о том, что Буданов – психически больной человек, а значит, подлежит судебно-психиатрической экспертизе. Здесь оговоримся, что никакого эксклюзива в назначении Буданову судебно-психиатрической экспертизы не было. При рассмотрении уголовных дел, связанных с убийствами, обвиняемым практически в 100 % случаев назначают судебно-психиатрическую экспертизу. Особенность данного случая заключалась в том, что этих экспертиз было столько, что хватило бы на три уголовных дела.

Первая стационарная комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза в отношении Ю.Д. Буданова, 1963 года рождения, была проведена в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, где имелось отделение судебно-психиатрической экспертизы для лиц, содержащихся под стражей. Оговоримся, что по данному уголовному делу Ю.Д. Буданов ещё в мае 2000 года был амбулаторно освидетельствован внештатной судебно-психиатрической экспертной комиссией, в результате чего было вынесено решение, что у него выявлены признаки «органического поражения головного мозга с эмоционально-волевыми нарушениями и невротические проявления», однако решение экспертных вопросов данная комиссия на себя не взяла, в связи с чем 31 июля 2000 года Ю.Д. Буданов поступил на экспертизу в Новочеркасскую психоневрологическую больницу. Представляется важным полностью здесь привести вопросы, которые следствие поставило перед комиссией экспертов (по всем остальным экспертизам мы также будем стараться придерживаться этого правила).

"1. Имелось ли у Буданова какое-либо психическое заболевание на момент совершения преступлений и страдает ли он таковым в настоящее время, если да, то каким именно, в связи с чем, как давно?

2. Мог ли он отдавать отчёт своим действиям и руководить ими в момент совершения противоправных действий в отношении Багреева и Кунгаевой?

3. Было ли у Буданова в момент совершения преступлений сильное душевное волнение, временное расстройство психики, находился ли он в состоянии физиологического или патологического аффекта, если да, что конкретно у него было, как длительно протекало и чем было вызвано?

4. Могли ли действия Багреева, Кунгаевой или других лиц вызвать у Буданова состояние сильного душевного волнения, если да, то в силу чего, по каким причинам?

5. Годен ли Буданов к военной службе?

6. Нуждается ли Буданов в применении к нему принудительных мер медицинского характера?"

Следует отметить, что эксперты, работавшие по делу Буданова, проявили максимальную профессиональную пунктуальность во всех вопросах, так как понимали, что оно будет иметь большую социально-политическую окраску и что их экспертизу (явно далеко не последнюю) будут рассматривать, что называется, «под микроскопом» во всех инстанциях, а также все участники грядущего судебного процесса. Поэтому после месячного наблюдения за пациентом и проведения ряда специфических психологических проб, комиссия экспертов пришла к следующему заключению: «Буданов Ю.Д. страдал в период инкриминируемых ему деяний и страдает в настоящее время органическим расстройством личности и поведения в связи с травмой головного мозга [обратим внимание на эту часть диагноза, далее с этой травмой мозга будут происходить странные метаморфозы. – Авт.]. Преморбидно испытуемому были свойственны такие личностные особенности, как высокая активность, работоспособность, стеничность, требовательность, общительность, выраженное стремление к лидерству, педантичность, обязательность, стремление быть в центре происходящих событий и т. д., что укладывалось в акцентуацию истеро-возбудимых черт характера, удерживающихся в пределах границ диапазона психофизиологической нормы и на определённом этапе жизни способствовало успешному продвижению по службе и не нарушало социальной адаптации испытуемого. Перенесённые испытуемым на протяжении жизни черепно-мозговые травмы (контузии головного мозга), нахождение испытуемого с октября 1999 г. в условиях хрониостресса (нахождение в зоне боевых действий), а также перенесённая им в январе 2000 года острая психотравма (связанная с потерей личного состава в бою) с последующей фиксацией на психотравмирующей ситуации (чувство вины перед родственниками), накопление признаков «боевой усталости» с нарастающей дезадаптацией испытуемого (неадекватные вспышки гнева, ярости, агрессии, астения, инсомния, депрессивный фон настроения, подавленность, тревога, внутренний дискомфорт и т. д.) способствовали усилению и углублению свойственных ему ранее индивидуально-личностных особенностей на органически неполноценной почве и привели к формированию личностно-аномального симптомокомплекса с преобладанием эмоционально-неустойчивых и реактивно-лабильных черт характера, достигающих степени психопатизации личности со склонностью к выраженным аффективным «вспышкам» с выраженными социально-дезадаптивными тенденциями… Провоцирующим или «разрешающим» поводом для аффективно-взрывной реакции испытуемого в ходе конфликта с Кунгаевой послужили действия потерпевшей (нецензурная брань в адрес испытуемого, его близких, погибших товарищей, а также физическое противодействие)… Данная реакция испытуемого [убийство Кунгаевой. – Авт.] развилась по типу «последней капли», достигла степени безудержной ярости и характеризовалась внезапностью, бурным течением, кратковременностью, частичным сужением сознания, фрагментарностью восприятия с концентрацией внимания на аффектогене и последующей постаффективной астенией, завершившейся сном. Таким образом, в момент инкриминируемого ему деяния в отношении Кунгаевой Буданов Ю.Д. находился в состоянии аффекта, не мог в полной мере осознавать фактический характер и значение своих действий и осуществлять их произвольную волевую регуляцию и контроль…» Иными словами, в момент убийства Эльзы Кунгаевой Буданов был «частично вменяемым» – этот профессиональный термин означает, что обследуемый попадает под действие ст. 22 УК РФ.