Американцы хохотали до слез.
— Как же вы узнали об этой героической истории? — спросил Лавенс.
— Говорят, русские в своих газетах фельетон об этом напечатали.
— Да, что ни говори, тяжелая у вас работа! — смеясь, сказал Лавенс.
— Дорогой майор, я все-таки иду в бар. — Капитан встал. — Не составите ли вы мне компанию на часок?
— Увы! — Майор показал на телефон. — Должно звонить начальство.
Субботин вышел вместе с капитаном. У входа в бар они остановились.
— Может, зайдете? — спросил капитан.
— С удовольствием…
Они сели рядом у стойки и заказали коньяк.
Спустя час Субботин уже знал, кому на аэродроме раньше всех известен точный адрес выброски. Капитан рассказал, что летчики узнают этот адрес очень просто — в метеобюро. Синоптики получают адреса раньше всех.
Уже глубокой ночью Субботин зашел в метеобюро. Дежурный спал, положив голову на сцепленные руки. Субботин разбудил его и строго спросил:
— Как с погодой на моем завтрашнем ночном маршруте?
— Это на Кипр, что ли? — зевая, спросил дежурный.
— Какой там Кипр? В Советский Союз!
— Советский Союз… Советский Союз… — бормотал дежурный, отыскивая какую-то бумагу. — Вот. На ноль часов завтрашняя перспектива выглядит так: район Барановичи — облачность, дождь… в общем, то, что надо. Район Бреста то же, а вот в районе Витебска хуже: там будет ясно. Но нам сказано: полеты не отменяются. Более свежие данные будут завтра на пятнадцать ноль-ноль.
— Спасибо, дежурный. Спокойной ночи.
50
В субботу утром на аэродром приехал Гарц. В это время курсанты под руководством парашютного инструктора занимались подгонкой снаряжения. Занятие происходило на лужайке возле домика, где жили курсанты. Субботин сам проверял точность подгонки и в это время незаметно делал микроснимки каждого курсанта. Заметив мчавшуюся к домику машину Гарца, Субботин приказал курсантам построиться в шеренгу. Сделан еще один снимок — групповой.
Получилось нечто вроде парадного смотра. К вылезшему из машины Гарцу подошел Субботин:
— Проводится последнее занятие. Подгонка снаряжения.
Гарц подошел к шеренге:
— Здравствуйте, господа…
— Здравствуйте, мистер! — вразнобой ответили курсанты.
Субботин сделал еще один снимок: Гарц перед строем курсантов. Этот снимок очень пригодится, когда Гарц и другие начнут уверять мир, будто посылка диверсантов в Советский Союз — чисто внутреннее дело русских…
— Я приехал, чтобы проводить вас в путь, — продолжал Гарц. — Вы должны знать, что с момента старта самолетов у меня будет только одна обязанность: держать связь с вами, а после выполнения вами задания обеспечить ваше возвращение сюда. Для нас незыблем простой принцип: каждое сделанное дело заслуживает благодарности. Я не могу сказать, что вам предстоит дело легкое. Но я не могу и сказать, что оно невыполнимое. Особенно когда я знаю, какая колоссальная техническая мощь мобилизована, чтобы помочь вам и в деле и чтобы благополучно вернуться на Запад. И все же… все мы понимаем, что лично ваша заслуга в выполнении заданий будет весьма значительна. Достойной будет и благодарность. Дело, на которое вы идете, может вам стоить жизни, если вы совершите промах, ошибку. Но оно и обеспечит вам всю вашу дальнейшую жизнь после возвращения. Я хочу, чтобы вы это знали и всегда помнили. Вот на днях возвращается ваш товарищ по школе мистер Барков, блестяще выполнивший очень трудное задание. В отношении его я получил очень простой приказ: предложить Баркову обеспеченную жизнь в любой стране по его выбору. Будут в свое время получены такие же приказы и о вас… Последнее. Всегда помните: вы не просто солдаты, вы солдаты политики. Великой освободительной политики, от грядущей победы которой зависит судьба и вашей великой родины. Желаю вам успеха…
Гарц спросил, нет ли к нему вопросов. Отозвался один Константин Ганецкий.
— Можно ли, — спросил он, — в случае крайней необходимости просить защиты у вашего посольства в России?
— Ни в коем случае! — мгновенно и со злостью ответил Гарц.
Курсанты продолжали заниматься подгонкой снаряжения, а Гарц, позвав Субботина, направился в домик. Субботин шел за ним, думая о двух вещах: неужели Гарц сказал о возвращении Баркова правду? Почему в его речи было так мало политики?
В комнате Субботина Гарц сел к столу и задумался. Лицо у него было рассерженное. Субботин стоял возле двери.
— Как вам понравился вопрос вашего курсанта? — спросил наконец Гарц.
— Вопрос глупый, — пожал плечами Субботин.
— Идиотский! — выкрикнул Гарц. — И он свидетельствует об отсутствии политического понимания своего дела.
— Вы правы… Я, между прочим, недоумеваю, почему вы почти ничего не сказали им о политической сущности операции.
Гарц метнул на Субботина бешеный взгляд:
— «Почему, почему»! Тупоголовые деятели в генеральских мундирах есть всюду! И у нас они есть! Видите ли, новое веяние объявлено! Политика-де для перемещенных — ненадежная гарантия. Главное — деньги, ожидание райской жизни!
— Между тем русские как раз очень склонны именно к политике, это уж в их советских привычках, — сказал Субботин.
— Я тоже так думаю. Ну вот, а в результате у них возникает мысль бежать в посольство. Это же от полного непонимания политической сути операции!
Так Гарц приоткрыл Субботину очень важное обстоятельство: они не верят в политическую преданность перемещенных. Ну что ж, узнать это очень приятно. Теперь о Баркове…
— Я думаю, — сказал Субботин, — что по этой же причине они равнодушно отнеслись и к сообщению о возвращении Баркова.
— А вы не проболтались им о его провале? — быстро спросил Гарц.
— Вы считаете меня дураком?
Гарц помолчал.
— Да, факт: ни на одном лице я не заметил радости по поводу возвращения товарища. У них, очевидно, эта новость может вызвать только одно чувство — зависть.
— Это тоже сильное чувство, — заметил Субботин.
— Возможно. Но не главное же? И мы сами даем основание Москве кричать, что мы засылаем к ним мелких уголовников.
— Хорошо было бы, если бы перед ними выступил сам Барков, — задумчиво сказал Субботин. — Жаль, что он не вернулся чуть раньше.
Гарц насмешливо посмотрел на него:
— Боюсь, что ждать его пришлось бы слишком долго…
— Я думал… — Субботин растерянно запнулся.
— Он думал! — усмехнулся Гарц. — И еще хотите, чтобы я считал вас умным!
Так, все ясно: сообщение Гарца о Баркове было ложью.
— Что будут делать курсанты до вечера? — спросил Гарц.
Субботин посмотрел на часы:
— Сейчас они закончат подгонку снаряжения. Больше не будет никаких занятий. В шестнадцать ноль-ноль прощальный обед. Потом — сон. Подъем — за час до старта. Инструктаж штурмана по карте и вылет.
— Обед нужно провести в непринужденной и даже веселой обстановке. Будет вино и виски. Я уже распорядился.
— Очень хорошо. Я тоже думал об этом. Вы на обеде будете?
— Скорей всего, нет. Пусть за столом будут только русские. Русская речь. Русские привычки. Я их могу стеснить.
— Пожалуй, вы правы.
До обеда Субботин не смог сходить в «Подснежник» — Гарц оставался на аэродроме. Перед самым обедом он вернулся из штаба в домик и застал Субботина сидящим в кругу курсантов на лужайке. Все хотели встать.
— Сидите, сидите! — Гарц жестом подозвал Субботина. — Что у вас происходит?
Субботин улыбнулся:
— Пытаюсь восполнить пробел насчет политики. И знаете, что я вам скажу? Они на удивление хорошо понимают суть своего дела.
Гарц кивнул головой:
— Я приеду к старту.
Субботин вернулся к курсантам, чтобы продолжить с ними весьма важный разговор.
— Да, так какой у вас вопрос, Ганецкий? — спросил он, садясь в кружок.
— Меня интересует, когда следует прибегать к яду?
Субботин видел устремленные на него напряженные взгляды.
— Вопрос очень важный… — Субботин помолчал. — Тут главное — не проявить в панике глупую поспешность. Ведь исправить такую ошибку нельзя… — Субботин улыбнулся. — Значит, надо стараться ее не совершить. Прибегнуть к этой мере следует только тогда… — Субботин подчеркивал каждое слово, — когда уже совершенно ясно, что другого выхода нет. Когда совершенно ясно. Понимаете?
