— Все готово, Сеня. Я думаю, пора настала!
— Ты уверен?
Фомин пристально посмотрел на улыбающегося Шмайсера.
— Они не могут предпринять контрмеры?
— Невозможно. Все давно рассчитано. Послезавтра, ровно в четыре часа и начнем, тянуть дольше нельзя.
— Нужно еще раз проверить, — генерал-адъютант показал на карту, что была раскинута по столу, на ней были детально изображены очертания кварталов и улиц Иркутска.
— Весь дьявол в деталях…
— Это точно, — потянул Шмайсер с ухмылкой и взял в руки карандаш. — Смотри. Ты поднимаешь два батальона Мейбома, первый батальон одной ротой занимает вокзал, а второй — мост через Ангару. Третья рота переходит на ту сторону и остается у прогимназии Гайдука — переправа должна оставаться в наших руках. И одним взводом немедленно занимает электростанцию, она рядышком. Так?
— Так, — согласился с другом Фомин, не отрывая глаз от мелькающей по карте импровизированной указки.
— Второй батальон переходит по понтону. Первая рота уходит к Тихвинской площади, далее по Амурской, занимает госбанк. И немедленно берет под охрану золотой запас империи. Там два десятка жандармов внутреннего караула, невелика сила, справятся. Им на это раз плюнуть. Вторая рота занимает телеграф и телефонную станцию. Выставляет оцепление и блокирует почти весь центр. А третья рота идет к зданию правительства по Амурской, на перекресток с Большой улицей.
— Хорошо, — Фомин вытянул из коробки папиросу, постучал картонным мундштуком по контуру Русско-Азиатского банка, волею обстоятельств превратившегося в центр Сибирской власти.
— Занимает Гранд-Отель, берет министров под арест…
— Андрей, какой арест?! Думай, что говоришь!
— Называю вещи своими именами, Сеня, — от слов Шмайсера Фомин недовольно поморщился, состроив гримасу, а тот с улыбкой продолжил, подняв руки в немом извинении:
— Ну, хорошо, хорошо — берет под охрану. А заодно занимает и дом наискосок — хотя заседания правительства не будет, но один взвод там нужно поставить. Обязательно!
— А если охрана дернется? Ты учитывай, что рядом полицейский участок, могут быть казачьи разъезды.
— Даже так ничего страшного не произойдет. В роте две сотни стрелков, против них едва сотня, ну полторы, если полицию с казачьими патрулями учитывать. Но рота из опытных солдат с шестью пулеметами — что им сделает такой противник?!
— Пусть так. Но на Казарминской, в бывшей 1-й школе прапорщиков, чуть ли не две сотни государственной стражи. Им до здания правительства добежать пять минут. Это же МВД, они только Пепеляеву подчиняются. И не забывай — Белый дом, где будет Мики, на той же Большой улице, в трехстах шагах. А если они…
— Никаких если, Сеня, все просчитано.
— Да? На Ангарских островах матросня…
— Их там полсотни всего, да пара патрульных лоханок с «максимками», невелика угроза. Для них и стражников наших юнкеров генерала Ханжина достаточно будет. Генерал поднимет свое военное училище, разоружит флотских и стражников. Юнкерам объявят, что они берут под охрану государя, на которого может быть «совершено» покушение. Это сообщение наших юношей изрядно взбодрит!
— Хорошо, я понял, — Фомин не хуже Шмайсера знал план переворота, просто сейчас выступал оппонентом, просчитывая варианты и выявляя слабые звенья в подготовке.
— Что касается штаба округа и военного министерства, то здесь все берет на себя генерал Дитерихс. Он посадит под арест начальника Генштаба Болдырева и командующего ВМС адмирала Смирнова. Или ты, Сеня, еще раз попробуешь с ними переговорить?
— Бесполезно, — Фомин пожал плечами. — Первый «розовый», для него сибиряки во сто крат лучше, чем мы, монархисты. А второй приятель Арчегова, сдружились они еще с байкальских событий. И говорить с ним не надо. Если заподозрит, то кровью умыться можем…
— Да брось ты. Напугал, аж коленки трясутся. Морячки, задницы в ракушках у этих водоплавающих. — Шмайсер презрительно улыбнулся, кривая ухмылка пренебрежения застыла на губах.
— Ты это брось, Андрюха. У него в Лиственничном рота морской пехоты, вооруженная до зубов. И ее сам Арчегов готовил — выучка не хуже, чем у твоих егерей. Плюс учебный центр, а там еще рота, не меньше. Да малая канонерка, да пара бронекатеров! Да еще других посудин достаточно. И зачем он их на Байкале оставил, под рукою? Почему на Иртыш не перевез, а здесь все нужные оставил?
— Прости, я имел в виду местных морячков, не байкальских, — лицо тевтона моментально стало серьезным.
— А потому их нужно изолировать заблаговременно, вместе с братьями Пепеляевыми. Иначе непредсказуемо…
Слово «изолировать» прозвучало как «ликвидировать», и Фомин поморщился, прекрасно все поняв.
— Хотелось бы без крови, Шмайсер. Последствия могут быть не очень желательные.
— Да понимаю все. Только ты учитывай, что в «Красных казармах» 1-й Маньчжурский батальон из японцев, а эти косоглазые нам всю малину обгадить могут. Их лучше постфактум поставить. По Ушаковке казаки — конный полк с пластунами. Атаман Оглоблин однозначно супротив встанет. Они с Арчеговым неразлейвода. Можем пошутить — казак казака видит издалека. И если выступят супротив…
— Да понимаю я все!
— Тогда чего сомневаешься?! Японцев и казаков я егерями отсеку на все время действа. У тебя пара часов будет, хватит, чтоб дело провернуть. Только быстро, быстро — они не должны не то что очухаться, понять, откуда ветер прилетел, а продрать от сна свои глаза. Пора кончать с этой сибирской вольницей!
Москва
— Что скажете хорошего, капитан?
Арчегов сидел на табуретке, обнаженный по пояс, Пляскин шустро перебинтовывал ему плечо. Зацепило пулей вскользь, кровушки чуток натекло, так, царапина. Раньше он бы и не обратил внимания, но не сейчас — его буквально принудительно раздели.
Хотели даже врача немедленно вызвать, но тут Арчегов всех «послал» подальше — для медиков сейчас было совсем не до царапин, пусть и военным министром полученной. Ибо в данный момент здание сибирского посольства напоминало огромный лазарет, пропитанный болью и стонами раненых, запахом смерти и крови.
— Убито семнадцать человек, среди которых генерал-майор Степанов и министр финансов Михайлов. Еще двенадцать человек серьезно ранено. Легкие ранения и контузии получили многие…
— Суки червивые!
Арчегов заскрежетал зубами от ярости. Он только сейчас понял все последствия этой коварной засады.
Жалко ему стало погибших до боли — правую руку отдал бы без раздумья, лишь бы миновала их чаша сия. Гибель Степанова и Михайлова грозила обернуться непредвиденными последствиями — оба были на своем месте и хорошо знали свое ремесло.
— Из каких станковых пулеметов нас порезали?
— У них было три ручных германских MG 15.
— Те же яйца, только вид сбоку, — хмыкнул генерал, быстро припоминая все, что было ему известно про это оружие.
Ручным данный пулемет называли только потому, что он был на сошках и с деревянным прикладом. Обычный MG 08, который немцы попытались облегчить и превратить в ручной. Станка лишили, кожух чуть укоротили, приклад присобачили — вот и появилось на свет это «ручное чудо», что по весу намного больше, чем пулемет Калашникова вместе со станком.
Единственное достоинство — ленточное питание, что позволило иметь чрезвычайно плотный огонь, который он на собственной шкуре полчаса тому назад ощутил.
«Что ж, умело подобрали пулеметы, затейники, мать их через коромысло, как раз для такой бойни!»
— Их было семеро, Константин Иванович. Четверо во флигеле, трое в доме. Все в чекистской униформе. Мандаты сотрудников ВЧК только у двоих, причем у того, которого вы попытались взять, подписан самим Дзержинским. В кармане имелся недописанный на его имя и рапорт, зело прелюбопытный, позволю вам доложить.
