— Мы должны внести ее в дом, — поспешно сказала та. — Все в порядке, она не больна, это начало транса.

Вдвоем они помогли слепой, которая словно застыла, войти в дом и посадили на ближайший стул. Из внутренней комнаты выбежала женщина. Откуда-то издалека доносился сильный запах спагетти.

— Не беспокойтесь, — сказала деятельная сестра, — мы с синьориной справимся. Я думаю, вам лучше идти. Иногда после транса ее тошнит.

— Мне ужасно жаль… — начал Джон, но она уже повернулась к нему спиной и вместе с синьориной склонилась над сестрой, издававшей странные, похожие на хрип звуки. Он явно был лишним и после последнего жеста вежливости: «Не могу ли я чем-нибудь помочь?», оставшегося без ответа, повернулся и пошел через площадь. Один раз он оглянулся и увидел, что они уже закрыли дверь.

Хорош финал вечера! Бедные старые девы! Сперва их тащат в управление полиции, допрашивают, и вот венец всему — припадок. Похоже на эпилепсию. Не сладкая жизнь у деятельной сестры, но она, похоже, не жалуется. А если это случится в ресторане или на улице? Да и под их с Лорой крышей не слишком желательно, если сестры окажутся под ней, чего, как он очень надеялся, все-таки не произойдет.

Однако где он? Площадь с обязательной церковью в одном конце была безлюдна. Он не помнил, какой дорогой они пришли из управления полиции, кажется, там было много поворотов. Минуту, в самой церкви есть что-то знакомое. Он подошел ближе, ища название, которое иногда указывается на доске объявлений при входе. Вспомнил, Сан Джованни ин Брагора. Однажды утром они с Лорой заходили в нее посмотреть картину Чима да Конельяно. Конечно же, отсюда рукой подать до Рива дельи Скьявони и широких открытых вод лагуны Сан Марко с яркими огнями цивилизации и гуляющими туристами. Он помнил, что, свернув со Скьявони, они чуть ли не сразу оказались перед этой церковью. Нет ли там дальше переулка? Он пошел по нему, но на полпути засомневался. Похоже, не то, хотя место это почему-то казалось ему знакомым.

Затем он понял: это не тот переулок, по которому они шли в то утро, когда заходили в церковь, а тот, по которому они гуляли накануне вечером, только он подошел к нему с противоположной стороны. Да, значит, именно так и надо идти по нему дальше, перейти мост через узкий канал, и тогда слева от себя он увидит Арсенал, а справа улицу, которая ведет к Рива дельи Скьявони. Так гораздо проще, чем идти назад по своим следам и снова заблудиться в лабиринте боковых улочек.

Он дошел почти до конца переулка, и перед ним вырисовывался мост, когда он увидел ребенка. Это была та же маленькая девочка, которая прошлой ночью прыгала между лодками и скрылась в подвале одного из домов. На этот раз она бежала к церкви с другой стороны, направляясь к мосту. Она бежала так, словно от этого зависела ее жизнь, и через мгновение он увидел почему. Ее преследовал мужчина, и, когда она оглянулась на бегу, он прижался к стене, думая, что его не заметят. Ребенок промчался через мост, и Джон, боясь еще больше напугать его, через открытый дверной проем отступил в маленький дворик.

Он вспомнил пьяный вопль вчерашней ночью, который донесся из дома неподалеку оттуда, где сейчас прятался мужчина. Так вот оно что, подумал он, этот малый опять гонится за ней, и интуитивно объединил эти два события: ужас ребенка тогда и сейчас и убийства, о которых писали все газеты, совершаемые, как предполагали, сумасшедшим. Это могло быть совпадением, ребенок просто убегал от пьяного родственника, и все же, все же…

Сердце стало бешено стучать у него в груди, инстинкт подсказывал, что ему самому надо убегать, сейчас, немедленно, бежать по переулку туда, откуда он пришел, но как же ребенок? Что будет с ребенком?

Затем он услышал шаги бегущей девочки. Через открытый проход она влетела во двор, где он стоял, и, не видя его, бросилась к дальнему концу двора — наверное, там находилась черная лестница. Она рыдала на бегу, и это был не плач испуганного ребенка, но панические вздохи беззащитного отчаявшегося существа. Есть ли в доме родители, которые могли бы защитить ее, которых она могла бы предупредить? После секундного колебания он последовал за ней вниз по ступеням и проскочил в подвальную дверь, распахнувшуюся после того, как она всем телом налегла на нее.

— Все хорошо! — крикнул Джон. — Я не позволю ему обижать тебя.

Он проклинал свое плохое знание итальянского, но, возможно, английская речь успокоила бы ее. Но бесполезно — рыдая, она уже взбегала по лестнице, которая спиралью поднималась вверх, и отступать ему было слишком поздно. Со двора до него доносился шум преследования, кто-то кричал по-итальянски, лаяла собака. Вот так-то, подумал он, мы оба в ловушке, ребенок и я. Если мы не сможем закрыть на засов какую-нибудь внутреннюю дверь, он доберется до нас обоих.

Он побежал вверх по лестнице за ребенком, который метнулся в выходившую на маленькую площадку комнату, и захлопнул за собой дверь; на ней, слава богу, имелся засов, и он до отказа задвинул его. Ребенок, скорчившись, сидел у окна. Если позвать на помощь, кто-нибудь обязательно услышит, кто-нибудь обязательно придет, прежде чем преследователь начнет взламывать дверь и та поддастся под его напором, ведь кроме них здесь никого нет, никаких родителей, комната абсолютно пуста, только старая кровать с матрацем да кипа тряпья в углу.

— Все в порядке, — задыхаясь, сказал он, — все в порядке, — и, стараясь улыбнуться, протянул руку.

Девочка поднялась на ноги и стояла перед ним, капор упал с ее головы на пол. Он смотрел на нее и не верил своим глазам, затем удивление сменилось страхом, ужасом. Это был вовсе не ребенок, а маленькая, плотная женщина-карлица около трех футов ростом, с огромной квадратной головой взрослого человека, слишком большой для ее тела, седые локоны спадали на плечи, и она ухмылялась, кивая головой.

Затем он услышал на площадке шаги, собачий лай и крики не одного, а нескольких голосов: «Откройте! Полиция!» Существо пошарило в рукаве, вытащило нож и с ужасающей силой пронзило им его горло; он упал, липкая жижа текла по рукам, которыми он инстинктивно сжимал рану. И он увидел vaporetto с Лорой и двумя сестрами, плывущий вниз по Большому каналу, не сегодня, не завтра, но в день после этого, и он знал, почему они вместе, с какой грустной целью они приехали. Существо по-кошачьи свернулось в углу. Удары в дверь, голоса, собачий лай постепенно замирали, словно отступая вдаль, и — о Боже, подумал он, какая чертовски глупая смерть…