– Хорошо. Спасибо, – и повесил трубку.

– Все о'кей, Луиджи, – сказал Мариус. Карузо кивнул ему и с разочарованным видом вышел из комнаты, сунув «кольт» в карман своих брюк.

Мариус равнодушно взглянул на меня.

– Я знаю, где находится Мемфис Шарль, – сказал он.

Я ничего не ответил, потому что не верил ему. Я думал, что он покупает меня, чтобы я раскололся.

– Она арестована, – сказал Мариус – Мне только что позвонил один э–э… функционер. Они обнаружили ее машину на стоянке и устроили засаду, вы понимаете?

– Мышеловку, – рассеянно прошептал я.

– Вот именно. Итак, когда девушка подошла к машине, ее арестовали. Сейчас она в тюрьме. Вы можете идти, Тарпон.

Я пошел к выходу, думая о том, что мне придется теперь разгребать все это, но больше всего меня беспокоило сейчас другое. Подойдя к двери, я повернул голову и сказал:

– Если она в тюрьме, то вы не сможете заглянуть ей в глаза. Должно свершиться правосудие.

Он молча улыбался мне в ответ.

– Если это она убила мою дочь, то я уничтожу ее, – сказал Мариус – Где бы она ни находилась. Даже в тюрьме.

– Хорошо, – сказал я. – До свидания, Горизия.

– Прощайте, Тарпон.

Я вышел в холл. Карузо и шофер «мерседеса» сидели за маленьким столиком и играли в китайские шашки. Они вернули мне мои часы, ключи и ручку. После этого я вышел.

К ветровому стеклу «аронды» были приклеены два протокола о штрафе. Я их разорвал и выбросил в канаву. Мне некуда было спешить. Я сел в машину. Я чувствовал себя усталым и голодным. Я подумал, что мне лучше всего вернуться домой и ждать полицейских, которые рано или поздно придут за мной.

* * *

Когда я припарковал машину на улице Сен–Мартен, было пятнадцать минут второго. Я зашел в бакалейную лавку и купил банку мясного рагу с бобами и бутылку «Амстеля».

Поднимаясь по лестнице, я столкнулся с помятым человечком в коричневом костюме–тройке с перхотью на плечах и лысой голове.

– Вы месье Тарпон? Эжен–Луи–Мари? – спросил он меня с суетливым видом.

– Да.

– Вот повестка.

Он неловко открыл портфель и протянул мне лист бумаги. Я расписался в получении.

– Всего хорошего! – бросил он, исчезая.

Я должен был предстать перед следователем Деруссо завтра, в пятницу, в пятнадцать часов.

Я сложил бумагу настолько аккуратно, насколько мне позволяли мои руки, занятые консервной банкой и пивом, и сунул ее в карман. Я поднялся по лестнице и вошел к себе.

В квартире царил беспорядок, но не такой, какой оставляют после себя грабители. Такой беспорядок остается обычно после обыска без ордера. Очевидно, квартиру обыскали полицейские после моего похищения.

Я прошел на кухню, чтобы выложить на стол покупки, разделся и стал мыться над раковиной. В этот момент зазвонил телефон.

– Я звоню вам уже в шестой раз, – сообщил мне Хейман. – Я уже собирался звонить в полицию, чтобы отправить их в «Хилтон». Где вы были? Почему вы не позвонили мне?

Я кратко объяснил. Моя рука была в мыле, и трубка тоже стала мыльной.

– Горизия? – повторил Хейман. – Не знаю. Я вообще плохо знаю сегодняшний воровской мир. Я рядом с отелем. Вы в курсе?

– С каким отелем? В курсе чего?

– Не прикидывайтесь дурачком, Тарпон. Я говорю об отеле, в котором вы остановились с Мемфис Шарль. Под именем Малои. Есть новости. Неприятные. Печальные.

– Опечальте меня.

– Под ее матрацем нашли пачку гнусных снимков, – сказал Хейман. – На всех снимках изображена Гризельда с разными партнерами. Имена партнеров обозначены, но я не смог их узнать. Во всяком случае, это великолепный материал для шантажа. Но это еще не самое печальное.

– Опечальте меня еще больше.

– Вы помните о рукоятке ножа? Об окровавленной рукоятке? Альфонсио тоже был убит ножом.

– Да, – вздохнул я. – И нож сломался. Рукоятки не было.

– Мне кажется, ее нашли.

– Да.

Мы помолчали с полминуты. Было слышно наше дыхание.

– А малышка вам нравилась? – наконец спросил Хейман.

– Да, нравилась, – ответил я.

Едва я успел закончить разговор и вернуться к раковине, как телефон снова зазвонил. На этот раз на проводе был Жерар Сержан. Он хотел узнать, есть ли новости, что я делаю и что уже сделал. Я ему сказал, как обстоят дела. Я ни словом не упомянул ему о плачущем человеке, Мариусе Горизия, потому что не хотел расстраивать его рассказом о прошлом матери. Я рассказал ему почти все, включая мои перемещения с Мемфис Шарль. Рано или поздно он все равно узнал бы об этом.

Он воспринял все гораздо легче, чем я предполагал.

– Вы делали все, как лучше, – сказал он.

– Да.

– А что вы думаете делать дальше, Тарпон?

Я как раз задавал этот вопрос себе.

– Я не думаю, что девушка виновата, – сказал Жерар Сержан.

– Почему?

– Эти снимки… под матрацем, вы говорите? Это такой несерьезный тайник, особенно в отеле.

– Да, – согласился я.

Господи, как он меня раздражал!

– Вы продолжаете вести расследование? – спросил он.

– Да.

– Кроме того, девушка… – замялся он. – Видите ли, не женское это дело – убивать людей.

Еще один, считающий, что женщина – это нечто хрупкое, нежное и чистое. И все равно он раздражал меня.

Мы обменялись еще несколькими фразами, после чего я вернулся к раковине.

На этот раз мне удалось закончить процедуру, которую я начал. Я помылся и побрился, надел старые вельветовые брюки в крупный рубчик, клетчатую сорочку и черные нейлоновые носки. Я сунул ноги в тапочки, открыл банку рагу и выложил содержимое в кастрюлю, чтобы разогреть. Ел прямо из кастрюли и пил из горлышка. Во время еды я думал.

Я закончил есть без десяти три. Сегодня четверг. Вся эта история началась в понедельник вечером, и мне казалось, что за эти два с половиной дня я состарился на десять лет. Я подошел к телефону и снял трубку.

Лысенко только что приехал, и меня соединили с ним почти без всякого выпендрежа.

– Сегодня в четыре часа вы должны оставить деньги в обмен на гнусный снимок, вернее, негатив на вокзале Монпарнас? – спросил я.

– Я уже вам сказал, что не намерен…

– Да, – перебил я. – Я знаю. Если вас не затруднит, не могли бы вы приехать туда с чемоданчиком, набитым старыми газетами или чем–нибудь в этом роде?

Он задумался на секунду.

– Вы хотите устроить засаду?

– Да.

Он проворчал:

– Этот кретин и нам тоже устраивает ловушку на свой лад. Надо быть умственно неполноценным, чтобы требовать деньги таким образом Автоматическая камера хранения на Монпарнасе? Это силок для птиц, по его мнению.

– Да, – согласился я. – Я думаю, он собирается напасть на вас по пути.

– Что?

Он кричал. Но я думаю, он кричал скорее от возбуждения, чем от страха.

– Он назначает вам определенное время на Монпарнасе, в шестнадцать часов, – спокойно объяснил я. – Он хочет выследить вас и отнять деньги на пути следования. Это очевидно.

Лысенко на некоторое время утратил дар речи, затем сказал:

– Черт возьми, вам надо было быть сценаристом!

Я принял комплимент.

– Вы согласны исполнить то, что я вам предлагаю? – спросил я.

– Конечно! – крикнул Лысенко с энтузиазмом. – Вы будете эскортировать меня? Вы спрячетесь где–нибудь возле офиса, затем последуете за мной, а когда он попытается взять у меня чемоданчик, вы схватите его, да? Вы согласны? Я буду все это снимать! Какой великолепный фильм я сделаю! Вы думаете, что шантажист и убийца Гризельды – это одно и то же лицо?

Я сказал, что не знаю. Это не охладило его пыла.

– Мы это уладим, – пообещал он неопределенно. – В котором часу вы будете здесь, Тарпон?

– Если учесть интенсивность уличного движения, не раньше четырех. Я не буду заходить в офис. Когда вы выйдете, я буду уже в укрытии.

Он радовался как сумасшедший. Он охотно стал мне объяснять, как он будет одет, какой марки у него будет машина и какого цвета. Прежде чем повесить трубку, он попросил меня поторопиться.