Он посмотрел на меня с уважением.

— Несколько… как бы это… деликатно сказать, сэр. Вопрос собственности на документы, добытые путем разбора старинных летописей, действительно весьма спорен. Точно так, же как и вопрос их достоверности, то есть удачного завершения поисков по ним. Карта с островом сокровищ, на котором когда-то давным-давно кто-то зарыл состояние в миллион долларов на нынешние деньги не имеют такого же статуса, как заверенный чек на тот же самый миллион долларов. Я уверен, что мой клиент предложил лицу в общем-то постороннему равную долю скорее из… как бы это… моральных соображений. — Не очень понимаю, что вы хотите сказать.

— Однажды некто крадется к черному ходу церкви и удирает во время службы в какой-нибудь из святейших праздников, переодевается и спешит на площадку для гольфа, где с наслаждением играет партию-другую сам с собой. Господь взирает с небес на грешника, а из-за плеча Господа смотрит невинный ангел, которому неведомы грех и зло. Ангел смотрит и видит: грешник как ни в чем не бывало ведет лунку за лункой, и каждый раз мошенничает. Подправляет там, подталкивает здесь. Сталкивает мяч в лунку просто носком ботинка, если до лунки еще, скажем полметра. Вытворяя все это, игрок проходит первые девять лунок за двадцать ударов и очень горд собой. А когда до десятой лунки он, сильно и хорошо размахнувшись нужной битой, добрасывает мяч одним ударом, ангел не выдерживает и кричит: «Господь, это же грешник! Почему же ты награждаешь его?». И Господь улыбается. «Разве награждаю? Подумай-ка хорошенько! Кому он сможет рассказать об этом?»

Ага, подумал я, мистер Менсфилд Холл уж наверняка неоднократно это проделывал. Может, и не в святой день, но все-таки. Я улыбнулся и кивнул. — В наше время и в нашем обществе поиски сокровищ… как бы это… несерьезны или хотя несолидны. Капитан Кидд. Йо-хо-хо-хо. Повесить его на рее ет цетера, ет цетера. А ведь человек, заболевший этим может оказаться преуспевающим юристом или владельцем крупной фирмы или магазина, или видным ученым. Его просто могут поднять на смех коллеги или сослуживцы, он потеряет авторитет. — Он выпрямился в своем кресле, и восьмидюймовое возвышение предоставило ему возможность взглянуть на меня с высока. — Передайте мистеру Хейсу, что если я буду снова уполномочен этим заниматься, я… как бы это… вероятнее всего свяжусь именно с ним.

Я выждал некоторое время в лифте, а потом, выйдя из здания, кинулся разыскивать телефонную будку. Телефон офиса Тома Коллайра я нашел в справочнике. Чтобы не мучаться с монетками, я воспользовался своей кредитной карточкой. Мне ответил коммутатор и я попросил контору мистера Тома Коллайра. Трубка пискнула и ответила девичьим голосом:

— Контора мистера Коллайра.

Я надеялся, что у меня все же получится, несмотря на давнее отсутствие практики с магнитофоном. И я сказал:

— Прошу прощения, милочка, но я хотел бы… как бы это… напомнить мистеру Коллайру об одном обстоятельстве, которое не упомянул в нашем сегодняшнем разговоре.

— О, мистер Холл, мне очень жаль, но мистер Коллайр уехал буквально десять минут назад. Он не появится в офисе до следующего вторника. Что-то действительно важное?

— Нет, нет. Просто некие… как бы это… подробности к тому которое мы обсуждали ранее. Пожалуй, не следует… как бы это… беспокоить его этим. Благодарю вас, милочка.

Я вышел из телефонной будки с чувством полного триумфа. Может быть, в этом было что-то ребяческое, но я готов был аплодировать сам себе. В общем-то, мне не пристало бы удивляться, что все вышло так, а не иначе.

Большую часть своей сознательной жизни я провел в вежливой битве с человеческой хитростью и изворотливостью, слой за слоем счищая эту кожуру. Процесс это похож на чистку каштанов, когда малыш, найдя его на дороге, упорно обламывает колючки и ошкуривает плод, точно зная, что под слоем кожуры и скорлупы таится нечто гораздо более привлекательное.

Я, наверное, не смог бы по пунктам расписать — причина первая, причина вторая, причина третья — почему я так ухватился за шаткую, в общем-то, идею взаимосвязи Менсфилда Холла и Тома Коллайра. Человек, переходя вброд незнакомую реку, тоже не отдает себе отчета, почему он пошел краем песчаной отмели, хотя чуть левее, казалось бы, мельче. Просто там вода была темнее и неприятнее, пожмет он плечами на охи местных, знающих, что на этом «мелководье» достаточно шагнуть на полдюйма в сторону, чтобы оказаться в воде с головой.

У законников, действующих на поприще собственного маленького бизнеса, есть одна черта, которую они в зависимости от обстоятельств либо держат при себе, либо активно демонстрируют окружающим: они действуют исключительно в интересах клиента. Всегда, когда выдвигаются новые условия, или предложения, такой законник с вежливейшими извинениями отступает в сторону, заявляя, что сначала ему надо посоветоваться с клиентом, инкогнито которого нерушимо. У меня в таких случаях складывается впечатление, что противоположная сторона просто пытается выиграть время.

В этом же конкретном случае, Том Коллайр допустил серьезный промах, убедив Менсфилда Холла в том, что он представляет какое-то еще третье лицо. Менсфилд Холл полагал, что его клиент застрахован вдвойне, и поэтому не был так осторожен и осмотрителен, как обычно ведут себя подобные ему старые лисы. Я совершенно был убежден, что если бы Холл знал, его настоящим патроном является Коллайр, наш с ним разговор протекал бы совсем по-другому. А наше время никто никому не верит. Даже один законник другому.

Я еще не очень представлял, какой именно суковатой палкой разворошил этот гадюшник. Поэтому, бросив ломать себе над этим голову раньше времени, поехал обратно к Майеру — советоваться.

В больницу к Майеру я попал только в половине девятого. Он сидел в постели, погруженный в глубокие раздумья над шахматной позицией, расставленной на придвинутой к самой кровати низкой тумбочке.

— Ага! Фрэнк Хейс выиграл, как я вижу!

— Как о большом одолжении прошу тебя: заткнись.

Я подошел ближе и взглянул на доску. Позиция игры в самом разгаре. Сицилианская защита.

— Я стал врать вот отсюда. На двенадцатом ходу. Конь берет коня, — мрачно сообщил Майер.

— А после этого обмена он объявил тебе шах ферзем?

— Продувная бестия!

— Тебе следовало сначала подвести поближе ферзя, а потом уже разменивать коней.

— Я уже об этом знаю, Трев. Ладно, ты так и будешь стоять у меня над душой со своими дурацкими советами или все-таки сыграешь партию?

— Я сыграю с тобой, но в несколько другую игру. Нужно обдумать несколько дальнейших ходов, мне нужна твоя помощь.

Я рассказал ему все — со всеми подробностями. Когда ему было что-то неясно, он переспрашивал. Я объяснил ему, что если бы не дорожные раздумья, меня бы вряд ли осенило. И мы с Майером стали разматывать клубок, дергая за все торчащие ниточки.

— Лоутон Хисп мне еще безотчетно нравился, — заявил Майер. — Он знает свое дело. Более того, он знает, что он знает свое дело. Я совершенно убежден, что для банка настали добрые времена именно с тех пор, как он возглавил трастовый департамент. Когда Гуля попросила его передать все дела мне и объяснить все, что мне покажется непонятным, и я появился у него в банке, я поразился, до чего на всем его этаже все заняты и все при деле, но самое удивительное было то, что все они, включая Хиспа, выглядели людьми, которым очень нравиться их работа.

— Так что ты скорее заподозрил бы Тома Коллайра?

— Причем по самым тривиальным причинам. Меня очень смутило его некоторая нелогичность.

— То есть?

— Он — человек, всегда готовый пойти на компромисс, с ним очень легко договориться. Он забавный. Да ты же его видел.

— Ну да, и что?

— Припомни, когда продавалась «Саламандра»?

Я припомнил. «Саламандра» была построенной в Абако кечем, небольшим двухмачтовым судном, лучшим из тех, которые я видел на стапелях Абако, изящным и славным. Ею владел какой-то врач, вспомнил Майер. С ней был связан один эпизод, случающийся не так уж редко в подобной ситуации. Я вообще не понимаю, почему это не происходит каждый день. Кеч встал на якорь около Берри-Айленда, и одним прекрасным полднем доктору вздумалось окунуться. Он спустил трап через борт и нырнул, не посмотрев как следует вокруг. И ветер, и волны были приличные. А вокруг кеча дрейфовала шлюпка, привязанная к судну на слишком длинном фалине. Доктор вынырнул прямо ей в днище. Он сломал себе шею и умер прежде, чем с берега подоспела спасательная шлюпка.