Она произнесла эти слова, будто откусывая куски льда, повернулась и ушла, сдерживая слезы.

Впервые в жизни Ким встретилась с направленным на нее открытым презрением.

— Это не так было, как вы думаете… — начала она вслед уходящей женщине. — Все совсем не так…

Средства массовой информации подали ее в том же свете: беспомощная пассажирка в исследовательской экспедиции, которую надо было спасать, когда после выхода из гипера прыжковые двигатели пошли вразнос.

Ее приглашали на интервью, в телепередачи, делали соблазнительные предложения об эксклюзивном изложении событий на «Хаммерсмите». Она от всего отказывалась.

Дома ждало сообщение от Бена Трипли. Она прокрутила его и была удивлена, когда он посмотрел на нее печальным взглядом и поздоровался. У нее замерло сердце. Она ожидала, что Бен скажет о том, что она погубила репутацию его отца, что он ее предупреждал, что так и будет. Он, однако, избегал упреков и только сказал, что понимал: от этого всем будет тяжело. Он выразил сожаление по поводу Эмили.

— Я не знаю, что произошло, — сказал он, — и даже представить себе не могу, но мне очень жаль. Мне бы хотелось, чтобы все было иначе.

Что она могла ответить? Дескать, вы все время были правы? Я тоже не знаю, что случилось, может быть, ваш отец ни в чем не виноват, но что сделано, то сделано. Может быть, если бы Кейн и ваш отец все рассказали, когда вернулись, все было бы хорошо. Я тут не виновата.

После долгого обдумывания она записала письмо. В нем она благодарила, выражала уверенность в том, что, когда закончится расследование, его отец будет обелен. Потом прокрутила это письмо, решила, что оно ужасно, и стерла.

Со звонком Шейелу она тоже тянула, потому что не знала, что сказать. Врать Шейелу ей не хотелось, но соглашение с Кэноном Вудбриджем не позволяло сказать правду. Но все равно с кем-то надо было поговорить, а Шейел был единственным, кто у нее остался.

Она набрала код. Через секунду появилось его кресло с драконом, Шейел вошел в картинку и сел в него.

— Ким! Рад тебя видеть. — Он был одет в темно-коричневый халат.

Они обменялись вежливыми словами, хотя Ким видела, как ему не терпится узнать о полете «Хаммерсмита». Он с последнего их разговора похудел и побледнел. Серебристые волосы и борода стали клочковатыми.

— Я мало что могу тебе рассказать, — сказала она. — Просто хотела сказать, что у меня все в порядке.

— Понимаю. — Он сильно сдал за это время. Наверное, так и не оправился после того, что узнал о Йоши. — Ты потеряла друга.

— Да, Солли Хоббса.

— Я читал о том, что он сделал. Таких друзей мало. — Он протянул руку в сторону и взял чашку, от которой шел пар. — Что ты собираешься делать дальше?

Хороший вопрос.

— Я думаю, что должна извиниться перед Беном Трипли.

— И когда ты это будешь делать?

— Может быть, завтра, если договорюсь о встрече.

— Ты хочешь сделать это лично?

— Да, думаю, так надо. И все равно я хочу поближе рассмотреть «Доблестный».

— «Доблестный»?

Этого она не собиралась говорить, но ведь он, черт побери, все равно знает.

— Корабль на фреске. Помнишь эту модель?

— А, да. Как я мог забыть?

Что-то было странное в его глазах, но Ким не стала гадать, что это может значить. Возможно, игра света.

Она связалась с секретаршей Трипли, и та сказала ей, что может выделить ей время к концу завтрашнего дня. Ким согласилась и позвонила Торе Кейн.

Тора ответила сразу же, но без изображения.

— Да, Кимберли? Чего вы хотите?

Ключ к бортжурналам «Охотника», подумала Ким, которой пришлось врать дочери капитана. Больше никого не осталось.

— Я хотела принести свои извинения. Понимаю, что доставила вам неприятные минуты.

— Да, мне действительно нужно было, чтобы кто-нибудь мне это объяснил. — Слышно было, как шумит океан. — Еще что-нибудь?

— Да. Я хочу, чтобы вы знали: я не верю, что в этих смертях виноват ваш отец.

— Несколько запоздало. — Тора еле сдерживала ярость. — Вы смешали с грязью его имя. Вы это понимаете? Вы уничтожили его! — Тут ее голос вдруг сел, она шумно сглотнула слюну. — Все, ради чего он жил, все, что он совершил, — все это уничтожено. И говорят о нем одну только ложь!

— Может быть, удастся добраться до правды.

— Это просто. Знаете как? Зайдите в музей и посмотрите. — Не голос, а чистый яд. — У вас все?

Нет! Где бортжурналы «Охотника»?

—  У вас есть что-нибудь или доступ к чему-нибудь, что может нам рассказать, что случилось в той экспедиции?

Пауза. Жаль, что не видно лица той женщины.

— Нет, — донесся ответ. Но по долгой паузе было ясно, что это ложь.

— Тора, без вашей помощи я этого не смогу сделать.

— Доктор, окажите мне услугу. Не делайте ничего, ладно? С меня вот так хватит вашей помощи.

Тора отключила связь.

Ким подошла к окну и стала глядеть на море.

Она знает.

— Шеп? «Да, Ким?»

— Я хочу говорить с Солли. Сколько понадобится времени…

«Собрать данные и построить личность? Недолго. Ты только должна дать мне подробности экспедиции. Но я бы тебе не советовал…»

— Сделай.

«Ким, тебе часто советовали не…»

— Сколько времени нужно, Шеп?

«Не могу сказать, пока не увижу, что есть в моем распоряжении. Если доступ через сеть, сможешь говорить с ним сегодня вечером».

Через час Ким всходила по ступеням музея Могучего Третьего.

Не требовалось лишней проницательности, чтобы предугадать, что она увидит: Маркиса Кейна заменили на другого героя битвы при Армагоне. Экспозиции, посвященной атаке на «Хаммурапи», более не было. Витрина, где были предметы с Триста семьдесят шестого, опустела. На ней была надпись, что готовится новая экспозиция, посвященная подвигам флотских врачей.

Даже фотографий, на которых Кейн помогал работникам музея, тоже не было.

Ким пошла искать Микела и нашла его в обществе важных персон, которым он на имитаторе показывал ход атаки небольшой лодки на военный корабль. Увидев ее, он жестом показал, чтобы она подождала у него в офисе, но Ким вернулась к пустой витрине. Через пятнадцать минут Микел подошел к ней.

— Рад, что вы живы и здоровы, — сказал он. — Это наверняка было страшное переживание.

— Да, нелегкое.

Микел сел не за свой стол, а на диван.

— Вам что-нибудь принести? Кофе, быть может?

— Нет, спасибо. Микел, а что сталось с экспозицией Кейна?

— Мы ее убрали.

— Это я вижу. Почему?

Он вытаращил глаза:

— Вы шутите? И это спрашиваете вы? Он же убийца! Что я должен был делать?

— Это еще неизвестно.

— Либо он убийца, либо он прикрывал Трипли, если тот убийца. Подробности уже не важны. — Микел смотрел взглядом обвинителя. — Странно, что вы возражаете. Ведь это же вашу сестру выбросили в люк. Я думал, вам будет приятно, что мы убрали выставку.

— Мы не знаем, что там на самом деле случилось.

— Ким, вы меня извините, — в голосе Микела зазвучали интонации чиновника, — но я не совсем понимаю вашу позицию. Кейн виновен в чем-то, возможно, в убийстве, возможно, в помощи и укрывательстве как минимум, и это известно всем.

Она сунула руки в карманы и посмотрела через окно кабинета на экспозицию, на модели военных кораблей, портреты капитанов. У левой стены в объемном дисплее прокручивалась битва при Армагоне.

— Сюда приходят дети, — говорил Микел. — И как же нам тут прославлять убийцу?

—  Микел, — сказала она. — Когда выяснится правда, боюсь, вам станет неловко.

У Микела был такой вид, будто тема ему давно надоела.

— Не вижу, как это может случиться. Сколько людей было на корабле? Ну хорошо, если так или иначе выяснится, что он ни в чем не виноват, мы просто все поставим на место, и все будут довольны.

— Все будут довольны.

— Ким, вы что-то знаете, чего не знаю я?

— Нет.

Он глубоко вздохнул.

— Послушайте, Ким, мне самому это не нравится. Это был шок — узнать про Эмили. Про Кайла Трипли я почти ничего не знал, но Кейн… у нас очень немного героев. И терять одного из них очень больно. Особенно этого.