В каждом случае в распоряжении детективов есть свидетели документы — а детективов, конечно, играли Солли и Ким. Потом они меняли роли. Ким особенно понравилось играть огромного телохранителя Архимеда Смита.

Большую часть времени они развлекались в виртуальных средах. Ким предпочитала искусственные ландшафты, выбирая такие, которых нет и никогда не будет, где цвета и формы как картинах импрессионистов, где фонтаны плавают в воздухе и льют в лазурное небо осязаемый свет. Солли был консервативнее: он предпочитал морские пейзажи, горы, а особенно любил виды Египта, пирамиды и храм из Долины Царей. Иногда храм был изображен в виде развалин, иногда в дни своей славы.

Никто из них не стремился к одиночеству, но, поскольку Солли как-то линял среди абстракций Ким, она перестала их строить, перейдя к более обыкновенным пейзажам.

У нее было много времени на размышления, и большую часть его она пыталась себя убедить, что поступила правильно. Ее мучила совесть из-за Солли и понимание, что она ни за что на свете не хотела бы причинить ему горе.

Она была у него в серьезном долгу. Он помог ей пережить крутые времена, потерю единственного мужчины, которого она, как ей думалось, любила. Он сбежал с бухгалтершей, оставив Ким записку с пожеланием счастья. Ким теперь понимала, что у них все равно бы ничего не вышло, но это переживание все еще грызло ее после всех прожитых лет. Солли и Энн, которая тогда была его женой, ее чуть ли не удочерили. Потом, когда Энн решила не возобновлять брак, Ким всегда приходила к Солли, когда ему надо был излить душу, и даже знакомила его с подругами.

У них было много добрых воспоминаний, и они даже гордились про себя, считая, что во многих отношениях они ближе любовников. Они вместе встречали праздники, поддерживали друг друга, радовались достижениям друг друга. Когда айбольная команда, в которой играла Ким, победила в чемпионате среди любителей, Солли, на которого групповой спорт наводил тоску, был на трибунах.

Они стали еще ближе, когда Энн ушла. Но между ними была черта, и они оба ее не переступали.

Однако Ким начала строить фантазии насчет Солли, и однажды вечером на третьей неделе решила, что пора делать предложение.

Была ее очередь выбирать вечернее развлечение. Она выбрала «Ворона», исторический роман о временах второго века Экватории, когда рухнули закон, порядок и цивилизация. Вороном называли черную драгоценность, предположительно реликт неизвестной и, возможно, не человеческой технологии. Он попадает в руки Клеи, молодой женщины, которая должна его доставить через множество опасностей в руки законного владельца. Ее всячески преследуют пираты, грабители, продажные чиновники, а также, что всего опаснее, главарь бандитов Аранка.

В программе был селектор обнаженности, который Ким установила на довольно скромный уровень. Когда все было готово, вино налито и закуска положена, они запустили игру.

Клея, конечно, имела внешность Ким. Была ею.

Уже у нее был флаер, и она готова была лететь последний отрезок пути, как вдруг из лесу появился раненый, за которым гонится толпа. У преследователей пистолеты, толпа вне себя от злости. Беглец видит Клею и кидается к ней. Она — его последний шанс.

Она колеблется, потом откидывает люк. Человек прыгает на борт под градом лазерных лучей. Флаер дает козла, но все же взлетает, и они вне опасности.

Но человек быстро теряет кровь.

Клея его осматривает и видит, что он умирает, но пытается сделать что может. Тем временем другой флаер бросается в погоню. В зрелищном бегстве она заманивает преследователя к туннелю, где его сбивает вылетающий поезд. Но ее флаер тоже сильно поврежден и вынужден сесть.

— В чем дело? — спрашивает она своего пассажира. — Что им нужно?

Он достает «Ворона» и тут же умирает. Ким замечает движение в окружающем лесу. Она прячет драгоценность под сиденье, и тут из лесу выбегают кочевники и берут ее в плен.

Они говорят о том, чтобы продать ее в рабство. Клея пытается понравиться своим похитителям, исполняя яростный танец с факелами. Именно этот кадр заставил Ким выбрать «Ворона». Зритель никогда не видит танцовщицу как следует, он видит только огонь и тень, темп и ритм. Страсть и соблазн.

Ее двойник извивался и вертелся, а Ким сидела со смешанным чувством удовлетворения и нервозности. Не слишком тонкий получился подход. Если ДНК Изабеллы открыла путь Колумбу, ДНК Ким сейчас делала то же самое для Солли. У нее на губах играла улыбка. Вечная женственность. Реальная или виртуальная, цивилизованная или варварская — всегда одно и то же.

Солли глядел на игру теней, но не смотрел на нее.

Он, конечно, знал, что происходит, и было видно, что он пытается играть в свою игру, притворяясь, что его интересует сценарий. Но лицо его было заметно напряжено.

На этом месте Ким потеряла нить сюжета. Весь мир (странно как человек думает привычными терминами, ведь «весь мир» состоял только из «Хаммерсмита») для нее сузился до глаз Солли, прищуренных, глядящих прямо вперед и в то же время знающих о ней.

— Я не думаю, — сказал он наконец, также не глядя на нее, — что это удачная мысль.

Она помолчала почти целую минуту. Будто они примерзли к креслам, освещенные только пляшущим светом ВР.

— Ладно, — ответила она после паузы. — Как скажешь.

Солли взял пульт и выключил проектор. В каюте стало темно, только горели лампочки безопасности внизу стены.

Они сидели не двигаясь.

— Ким, — раздался его голос, тихий и будто очень далекий. — Я думаю, что я тебя люблю.

Вот так. Открыто и напрямую.

Она поднялась и встала перед ним, охватила его руками за шею и притянула к себе.

— Я всегда тебя любил.

— Я знаю.

Именно поэтому миг был такой пугающий. И особенно радостный.

Он посадил ее рядом с собой. Губы их чуть соприкоснулись, отодвинулись, вернулись.

— Я этого не планировала, — сказала она.

Слышно было, как бьется его сердце. Или ее. Теперь уже было не разобрать.

Щека у него была горячей, и Ким прижалась к нему, упиваясь страстью момента. Он дрожал. Но был все так же осторожен.

— Все нормально, Солли, — сказала она. Не в силах освободиться сразу от десятилетнего стереотипа, он отодвинулся чуть-чуть, чтобы видеть ее.

— Я в этом не уверен, — сказал он.

— Так будь уверен. — Она взяла его руку и положила себе на грудь.

Койки не были переносными и не были достаточно широки для двоих, а потому после первой пары ночей, проведенных на ковре в комнате отдыха, они вернулись в свои каюты. Как заметил Солли, «Хэм» не был сконструирован для любви.

Ким нашла такое положение чрезвычайно неудовлетворительным. Солли согласился, снял матрасы с двух коек, добавил несколько диванных подушек, сложил это все в третью каюту и превратил ее в общую спальню. Получилось вполне удобно.

Как и можно было бы ожидать, настроение на корабле резко пошло вверх. Солли сообщил ей в виде небрежного замечания, что первую неделю она провела, с его точки зрения, в состоянии общей хандры. Она вспомнила и решила, что он вероятно, прав. Тогда, несмотря на его присутствие, ей было одиноко, потому что это она все затеяла, она настояла, что стоит рискнуть своей судьбой. Это на нее ляжет ответственность, если они ничего не найдут. И лишь потом она узнала, что Солли считает неудачу лучшим исходом.

Что ж, теперь Солли взошел на борт. Так сказать.

Ким начала считать эти дни самыми счастливыми в своей жизни. К концу четвертой недели она не могла понять, как она так долго ждала.

В полночь тридцать вторых суток пути, тридцатого февраля, должна была быть взорвана следующая новая звезда.

— Если нам повезет, — сказала Ким, — «Маяк» устареет раньше, чем мы взорвем Озму.

Это была третья из намеченных звезд.

Несмотря на радость от того, что не надо было больше сдерживаться в общении с Солли, начало нарастать раздражение из-за отрезанности от мира.