И потому искать следы убийства со всем упорством следует на улице. На коротком отрезке пути от кроличьих клеток до этого самого бугорка, так как обратно раненый Федька вряд ли стал бы возвращаться.

Все выглядело так, словно Мухин получил удар неподалеку от огорода Карпыча, по дороге свернул к заросшему каменному холмику, впопыхах стащил одежду и зашвырнул ее в траву. САМ! Поскольку делал это по мере раздевания, еще не понимая, что смертельно ранен.

А откуда тогда кровавый мазок на выставленном оконном пластике?

Если бы убийца выдирал кусок плексигласа с наружной стороны, то, во-первых, не испачкал бы его, а во-вторых, аккуратно поставил бы его к стенке так, чтобы, вылезая, не наступить случайно — это же элементарная предосторожность и где-то даже машинальность!

И вообще… зачем убийца поперся к жертве домой?! Что ему там понадобилось и почему Федька его пустил — следов драки-то в доме заметно не было!

Как все запутанно!

Может быть, это испачканный кровью Федька сам свое окно выставил, чтобы на помощь позвать?

Ага, позвал негромко и разочек, а после вернулся на диван и — умер? Нет, если бы у Федора остались силы, он бы, вероятнее всего, к соседям за помощью пошел! И не через окно, а через дверь.

И если б сил для похода к соседям уже недоставало, то нашли бы тело не на диване, а под этим же окном!

Но Мухин был на диване. А двери — заперты. А стекло — выставлено. А на нем кровавая отметина.

Чертовщина какая-то, разозлилась баба Надя. Постоянно впутывается что-то лишнее! Только-только вроде приспособишь все по своим местам, по полочкам разложишь… Ан нет, вылезает вредная бяка и ехидно посмеивается: «Куда тебе, Надька, в калашный сыщицкий ряд!»

Надежда Прохоровна скатала в небольшую трубочку новую находку, положила ее в карман и решительно повернула обратно к дому Мухина. Теперь ей почему-то казалось, что все разгадки прятались там. Версия, что поселкового сторожа убили по дороге к дому, получила подтверждение, но обстановка дома упорно ей противоречила, и надо было что-то исключить. Иначе… Иначе все снова только запутается.

Большую дверь из тяжеленных досок Суворов припер булыжником на совесть. Надежда Прохоровна, упираясь в косяк, ногой откатила валун в сторону, приоткрыла дверь и просунула голову в сарай.

Темно. Свиной закуток завален рухлядью, из-под ржавых железяк не видно верстака… Немного страшно.

Когда сюда с Фельдмаршалом заходила, прошлась вдоль этих мусорных баррикад довольно браво — не к лицу городской любительнице криминальных загадок перед всякими темными углами пасовать.

Сейчас из каждого угла казалось — наблюдают.

И хорошо бы — мышь. А то ведь всякое мерещится, не к ночи будь помянуто…

Наполнив грудь воздухом, Надежда Прохоровна решительно переступила последнюю черту и, как ни уговаривала себя быть здравомыслящей и храброй, промчалась по изгибистому проходу до лестницы к туалету и двери в дом чуть ли не зажмурившись!

Ворвалась в кухоньку-предбанник, спиной прижалась к захлопнувшейся двери — отдышалась.

Воняет всякой дрянью. И нежилым помещением. Протухший лук баба Надя еще в прошлый раз в выгребную яму туалета выбросила, но зловонную лужицу на клеенке как следует не протерла, форточку не приоткрыла и теперь дышала практически теми же миазмами.

А как воняло в комнате!! Прежде чем начать рассуждать конструктивно, Надежда Прохоровна, задержав дыхание, распахнула два окна, устроила сквозняк и еще несколько минут не решалась дышать нормально. Пропитанный кровью диван источал такую вонищу, что, кажется, глаза слезились!

И понятно, что эта атмосфера расследованию никак не помогала. Вместо того чтобы вплотную заняться детальным поиском улик, Надежда Прохоровна, высунувшись в окно, выходящее на нежилой дом, минут пять дышала полной грудью и вентилировала легкие.

Навентилировавшись до ощутимого головокружения, села на шаткий табурет напротив дивана — все мысли выдуло полезным сквозняком. Сидела баба Надя напротив испачканного кровью дивана, смотрела на него, стараясь представить на нем Федю Мухина и понять, что произошло на прошлой неделе в ночь с пятницы на субботу.

«Что же случилось с тобой, Федя? — спрашивала себя, вызывая в памяти смутный образ развеселого алкоголика. — Что же тут произошло?.. Как тебя убили?.. Почему ты спокойненько сел на этот диван и умер?.. Почему на помощь не позвал?..»

Что заставило раненого человека прибежать домой, запереться на все замки и истечь кровью? Почему он не позвал на помощь?!

Может быть… В голове Надежды Прохоровны мелькнула жуткая мысль-видение… Смертельно раненный человек сидит на диване в темноте, а кто-то смотрит на него равнодушными змеиными глазами и — ждет. Ждет, пока жертва окончательно не обессилит, не потеряет сознание, и только тогда, проверив все замки и выставив окно, вылезает в темноту…

Если все случилось именно так, тогда все факты могли вписаться в систему. Преступник ударил Федора — не важно где, на улице или в доме! — и оставался с ним до самой смерти. Хотел быть абсолютно уверенным, что тот не выберется из дому и не позовет на помощь.

Похоже на картину преступления?

Не совсем. Все было бы так, если бы не положение тела покойного. Если преступник остался в доме, чтобы дождаться смерти Федора, то покойник наверняка смотрел бы в его сторону, а не отвернулся бы к окну.

А по словам и Дениса, и Суворова, когда они заглянули в оконную дырку, то оба наткнулись взглядами на остекленевшие глаза покойника. Фельдмаршал этому моменту особенное внимание уделил, поскольку сам чуть от испуга духа не лишился.

Может быть, Федор провожал взглядом своего убийцу, когда тот в окно вылезал?

Нет, чепуха. Если бы преступник решил дождаться, пока жертва умрет или окончательно обессилит от потери крови, то этого бы и дождался. Время было.

Тогда что получается? Как понять мотивы и мысли мертвого человека?! Как представить себя убийцей?! В большинстве детективов об этом пишется: вообразил себя следователь преступником или жертвой, встал на их место…

Или сел?

Надежда Прохоровна пока встала только с табурета. Подошла к шифоньеру, чье содержимое было разворошено милицией, и выудила с одной из полок большую тряпку, когда-то бывшую, скорее всего, веселенькой скатеркой с потерянными нынче кисточками. Разложила ее на диване так, чтобы прикрыть все пятна крови.

Примерилась… Зажмурилась…

И, не позволяя себе углубляться в сомнения, резко повернулась к дивану спиной и плюхнулась на скатерку!

Минуты полторы обвыкала на страшном, казалось, еще влажном месте — какой же молодец Фельдмаршал, подошел, сел и не пикнул, покойником прикинулся! — дышала через раз, исключительно ртом, и, когда немного совладала с брезгливым ужасом, постаралась в точности воспроизвести позу убитого Федора.

Так… вспомним свидетельства Фельдмаршала и фотографии… Одна рука убитого лежит вдоль тела, вторая с подлокотника свисает почти до пола…

Бррр! Свесившиеся вниз пальцы наткнулись на какой-то пыльный мягкий комок, Надежда Прохоровна отдернула от него руку, как брезгливая кошка лапу от лужи… Фу! Ну и грязища у покойника!

Утихомирила сердцебиение, вызванное неприятными ощущениями, и снова попыталась расслабиться.

Так… рука вдоль тела, вторая до полу свисает… — отставить отвращение! — скособоченная шея касается спинки дивана, голова поворачивается и…

Утыкается в темно-серое подобие оконной занавески.

Как это так? Почему утыкается?

А как же «глаза в глаза с покойником»?!

Забыв о всяческом отвращении, Надежда Прохоровна покрутилась на диване, отогнула краешек скатерти, нашла верхушку кровавого пятна, натекшего из проколотого легкого…

Все верно, Федор сидел здесь, локализация пятен указывает на это довольно четко.

Тогда почему?..

Почему «глаза в глаза» не получается?!

Надежда Прохоровна подвинула зад вплотную к боковине дивана, скособочила шею…