— Дорогой, ты вполне мог бы участвовать в конкурсе на лучшего любовника в мире, — сказала Лиза, прощаясь с ним. Ярко-розовый костюм от Унгаро здорово оттенял ее румянец.

Джо улыбнулся и поцеловал ей руку. Ему нравилась Лиза. Женщины вроде нее стоили того, чтобы спать с ними, им несложно угодить, с ними легко заниматься любовью, и они не собирались колотить тебя большой феминистской палкой. Она наслаждалась разницей между мужчиной и женщиной и менее всего хотела обсуждать ее по пять часов подряд. Уж наверняка Топаз Росси презирала бы женщину типа Лизы. Паразитка, проживает деньги мужа, сказала бы она, или что-то в таком духе.

Голдштейн раздраженно закурил. Одна мысль об этой девице портила ему настроение. Он пошел в кухню, взял пару булок, намазал плавленым сыром, налил кружку свежего кофе и включил Ай-би-эм. На экране появились заметки для выступления на заседании совета компании. Речь обещала получиться прекрасной, отлично подготовленной и доходчивой.

Джо почувствовал себя лучше. Да, речь сразит всех наповал, «Экономик мансли» — его, к тому же имя Джо Голдштейна уже появлялось в этом серьезном новом ежемесячнике с глянцевой обложкой, адресованном мужчинам. У него есть опыт руководства тремя журналами такого типа и уровня, и весьма успешный, на презентации он сможет похвастаться не только умением увеличивать тираж издания, но и степенью магистра экономики управления, полученной в Вартоне, где и нашел его Розен, а это заведение очень ценится у американцев. Джо давал свои предложения по снижению себестоимости изданий, помогал проверять контракты, приобретать новые издания.

Голдштейн не просто великолепный редактор, он — бизнесмен, и «Экономик мансли» — трамплин для прыжка в правление.

Топаз Росси! А с какой стати вообще возникла ее кандидатура? Правда, после пары недель в нью-йоркском офисе Джо понял — он ошибался, видя в ней пустую особу с шикарной грудью. Она очень талантливая журналистка — ее колонка пользовалась бешеным успехом, и прекрасный редактор в «Женщинах США». Ну а с «Герлфренд» сотворила просто чудо. Но девчонка возглавляла пока только один журнал! Причем для девочек-подростков. Никакого опыта в бизнесе. Ну, училась она вечерами — большое дело! Всего этого недостаточно, чтобы руководить журналом, адресованным высокообразованным мужчинам.

«Так почему я, Джо Голдштейн, должен позволить ей стоять у меня на пути? — сердито подумал Джо. — Я заставлю ее писать кипятком из-за «Экономик мансли» Вот и все. Конец истории».

Но это не был конец истории.

Топаз Росси прочно поселилась в голове Джо Голдштейна, и это ему совсем не правилось. Ужасно не правилось. Она раздражала его и постоянно беспокоила. Обычно, когда на его пути встречалась женщина, которую он не выносил, он ее просто выбрасывал из головы. Полно других дел, требующих внимания, сосредоточенности, а раздражение бесплодно, бессмысленно. Оно ничего не дает, а только разрушает. Пустая трата времени — не для него.

Но Росси, похоже, не собиралась оставить его в покое.

Может, причина в ее крайнем феминизме? Да, пожалуй, нет, разве он мало повидал этих жутких баб? Или дело в характере Росси — нахальном, смелом? Она все лепит в лицо и, похоже, специально путается у него под ногами — то громко здоровается с сотрудниками «Герлфренд» через коридор, то тащит макеты мимо его офиса, направляясь в свой и приветствуя по пути каждого встречного, будто все в этом чертовом здании ее лучшие друзья. Странно, но, кажется, так и есть. От этого ситуация еще хуже. На собраниях Росси со всеми держалось очень вежливо, обаятельно улыбалась, но его она просто не замечала. В Лос-Анджелесе, где раньше работал Голдштейн, в дочерней компании «Америкэн мэгэзинз», он привык — люди, чтобы чего-то добиться, время от времени идут на компромисс. Но не такова мисс Росси. В ее словаре скорее всего вообще нет слова «компромисс». Она готова спорить два часа, но не уступить хоть что-нибудь.

А ее манера одеваться, продолжал размышлять Джо, возвращаясь на кухню доесть булку. Он взглянул на «Роллекс». Восемь сорок. Пора двигаться. К счастью, костюм от «Брук Бразерз» уже отглажен, белая рубашка висит на спинке стула. Да, манера одеваться. Совершенно невозможная для рабочей обстановки. Все в обтяжку. Яркие краски. Именитые дизайнеры. Дорогая ткань. В общем-то она могла показаться и вульгарной, но следует согласиться — у нее есть чувство стиля, своего собственного, неповторимого, основанного, если угодно, на самоуверенности. Он никогда не встречал рыжеволосой, отважившейся носить шокирующе розовый костюм от Вивьен Вествуд, но она в нем выглядела бесподобно. Да, одно присутствие этой наглой, бесстыжей итальянки — уже угроза ядерного взрыва. И это лишало покоя Джо Голдштейна.

Джо быстро оделся, он не суетился и не волновался насчет своего вида.

Его это никогда не беспокоило.

Конечно, он время от времени думал о Топаз. Фантазировал. Воображал всякое. Черт побери, девчонка и впрямь очень красива, и у нее самая лучшая фигура, которую он когда-нибудь видел даже на обложках «Плейбоя».

Ну и что? Когда он пытался представить ее обнаженной на ковре, то сразу вспоминал нечто приводившее его в исступление. Например, как в последний раз она пожала ему руку на заседании редакторов со всей теплотой, на которую способен айсберг.

Джо пробежал глазами экземпляр речи и положил в кейс. Сейчас не время думать о Топаз. Остался день, всего один день, и правление назовет редактора «Экономик мансли».

Джо Голдштейн хорошо потрудился над речью, больше, чем когда-нибудь. Возможно, и сказывалась некоторая неуверенность в себе. Но ведь в конце концов, он-то понимал — эта работа для него. Дело верное, беспроигрышное!

Ему просто хотелось отполировать выступление до блеска.

Не хватало еще потерпеть неудачу из-за Топаз Росси!

— Я хотел сам тебе сообщить, — сказал Джош Оберман, решительно втыкая вилку в гриб.

Он встретился с Ровеной Гордон за завтраком в «Пьере». Появляясь в Нью-Йорке по делу, он всегда останавливался в «Пьере», в одном и том же номере. Он знал, что ему надо: элегантный интерьер, безупречное обслуживание и прекрасный вид на Центральный парк. Отели, в которых обычно поселялись люди из музыкальной индустрии, «Ройялтон» и «Парамаунт», с их номерами в туристском духе и ультрахипповой атмосферой, Джошуа Обермана смешили. Отель — место, где ты спишь, когда приезжаешь по делу. Ему плевать, как разодеты коридорные.

— О чем, босс? — спросила Ровена, копаясь во фруктовом салате. Забота ньюйоркцев о теле, все их безумные диеты Ровене уже известны, но ей-то что? Стройная от природы фигура Ровены Гордон оказалась идеальной по американским стандартам, но ей хотелось быть полным совершенством для Майкла. Ее страсть к нему быстро превращалась в навязчивую идею. В одержимость.

— О реакции «Уорнерз» насчет первой вещи «Атомик масс», — мрачно сказал Джош.

Ровена напряглась, почувствовав в затылке уколы страха.

«Уорнерз» должны были распространять первый альбом «Атомик» в Штатах, упаковывать, переправлять сюда и продавать. И хотя Ровена возглавляла отделение фирмы в США, пусть маленькое, все равно считалось — компании не существует в пределах Америки. Вот почему «Уорнерз» выходили непосредственно на «Мьюзика рекордс», с каждого проданного компакт-диска они получат хорошие барыши.

Значит, если «Уорнерз» что-то не понравится — забудьте обо всем. Ее группе конец.

— И что за реакции? — спросила Ровена. — Ведь блестящая вещь! Просто блестящая! Как она могла им не понравиться?

Джош еще подержал ее в таком состоянии, наслаждаясь моментом. Как она сегодня классно одета: облегающий черным костюм, черные нейлоновые колготки, туфли на тонких каблуках от Шанель. Длинные волосы очень ровно подстрижены и свисают золотистым занавесом, на лоб спускается челка.

— Расслабься, — сказал он. — Им понравилось, и даже более того.

Ровена облегченно откинулась в кресле и улыбнулась боссу — ну и капризный старикан! Ей, конечно, не стоило так взвиваться, но любое слово в адрес «Атомик масс» задевало. Первая песня скоро будет показана публике, работа над всей пластинкой шла к концу, и поэтому все связанные с группой чувствовали, что их нервы натянуты, как пружины. Сами мальчики ощущали себя прекрасно — радовались близости конца работы над «Хит-стрит», лазили по Нью-Йорку, по барам, клубам. Знакомились с женщинами. Особенно с женщинами. О Боже, они еще не прославились, а девицы накрыли их, как сугробом. Ровена никогда не видела ничего подобного. В общем, ребята не напрягались и пребывали на седьмом небе.