Минск, Соборная площадь. 19 августа

1941 года. 20:07.

— Что ж, Артур, мне действительно жалко Бойке, но это война… — Однако никакого сожаления на мрачном лице Мюллера Небе не заметил. — Но идея о поиске «медведей» была его собственная, если ты помнишь. Кстати, что там конкретно случилось? Я тут, знаешь, был несколько занят.

— При переправе через реку оперативная группа попала в засаду. Надо отметить — очень грамотную засаду, поскольку переправившийся на другой берег головной дозор в составе десяти полицейских никого не заметил. Я разговаривал с уцелевшими офицерами. Правда, только по телефону.

— И что тебе сказали эти перепуганные крысы?

— А почему ты решил, что перепуганные?

— Это очевидно, Артур! Их страх заметен даже в твоем изложении. — Мюллер усмехнулся: — Наверняка русских были тысячи, их поддерживали артиллерия и авиация, а командовал всем этим безобразием сам Сталин!

Улыбнувшись шутке коллеги, Небе продолжил тем не менее сухим деловым тоном:

— Да, у парочки такое ощущение сложилось, это точно, но большинство из тех, с кем я общался, указывают на то, что огонь велся как минимум из четырех пулеметов. И минометы тоже присутствовали…

— Два кофе. По-венски, — сделав начальнику 5-го Управления знак подождать, попросил Мюллер адъютанта, заглянувшего в дверь. — Минометы, говоришь? — продолжил он после того, как помощник (крылся. — А это значит, что группа «Медведь», если, конечно, покойный Бойке был прав, никакого отношения к покушению на Рейхсгейни не имела.

— Поясни, Генрих.

— Артур, стал бы ты на месте людей, исполнивших такую виртуозную акцию, подставляться, оставаясь там, где тебя могут легко найти, вступать в открытый бой с полицией, причем, прошу заметить, не прорываясь в «тихую гавань», а просто так, по велению сердца, если можно так выразиться?

— Вряд ли… — пробормотал Небе.

— И я о том же! Далее… — Шеф гестапо выбрался из-за стола и принялся ходить кругами по кабинету: — Группа, которую мы называем «Медведь», скорее всего, существует на самом деле, и вполне возможно, что унтерштурмфюрер действительно напоролся на нее в лесах под Борисовом, но он же сам говорил мне не далее как сегодня утром, что вектор движения этой группы он рассчитал чуть ли не месяц назад. Следовательно… — Мюллер остановился и двух шагах от сидевшего в кресле начальника криминальной полиции.

— Следовательно, к нашим преступникам они не имеют никакого отношения! — закончил за него Небе.

— Именно, Артур, именно! После покушения прошла уже неделя, леса в радиусе пятидесяти километров от нужного нам района прочесаны, а ни на кого, хоть сколько-нибудь соответствующего нашим ожиданиям, мы так и не вышли… — В дверь постучали, и Мюллер остановился на полуслове.

Вошел адъютант, быстро поставил поднос с кофе на стол и исчез, прикрыв за собой дверь.

— …А между тем уже арестовано более двух тысяч подозреваемых, — как ни в чем не бывало продолжил Мюллер.

— Две тысячи семьсот тридцать четыре человека, — перебил Небе. — Это если не учитывать тех, с кем разобрались на месте, и погибших в боях. Но, как я понимаю, дело тут не только в цифрах?

— Правильно понимаешь. Фактически Бойке своим визитом в леса подтвердил нашу версию. — Глава специальной следственной группы сделал пару шагов к карте, которая была утыкана маленькими флажками. Для обозначения разных эпизодов сотрудники использовали уже привычную цветовую кодировку: красные флажки обозначали выявленных коммунистов или подпольные группы, а коричневые — вооруженные столкновения. По мнению Мюллера, последних было излишне много. — Вот смотри, — рука бригадефюрера описала широкий круг вокруг белого флажка, отмечавшего место покушения на Гиммлера, — пятьдесят километров, а это, — рука описала еще один круг, — сто. Первую зону, которая включает и окрестности Минска, и сам Слуцк, прочесали плотно, вторую, по крайней мере в направлении на восток и юго-восток, — достаточно… И о чем нам говорит подобный результат?

— Что мы не там ищем! Это азбучные правила сыска, Генрих, — поморщился Небе. — Если усилия, приложенные в правильном направлении, не приносят результата, то либо усилия недостаточны, либо направление неправильное.

Его гримаса не ускользнула от Мюллера.

— Ты не мог бы не кривиться? Насколько известно мне, — шеф гестапо подошел к карте вплотную и постучал по ней пальцем, — в сторону Барановичей и Слонима прочесывание лесных массивов практически не велось.

— Отчего же? — Начальник Крипо отхлебнул кофе и, поставив чашку на журнальный столик, встал с кресла и подошел к Мюллеру. — Армейское командование выделило для этого два пехотных полка, а все без исключения посты в этом районе были усилены. Хотя ты прав, западное и северо-западное направления обрабатывали слабее. Но позволю напомнить тебе, что в эти чащобы нужно две дивизии, а не полка загонять, — его палец уперся в Налибокскую пущу. — Да и кто в здравом уме будет ловить диверсантов, едущих к нам, а не от нас…

— То есть, если они просто поехали в Рейх или Генерал-губернаторство, то их мог никто вообще не проверять?

Несколько мгновений оба молча рассматривали карту, словно никто не решался снова озвучить возникшие у них несколько дней назад мысли, пока Мюллер не повернулся к Небе и тихо, почти шепотом, не спросил:

— Ты до сих пор ответственный за поставку персонала в заведение на Гизебрехтштрассе?

Не ожидавший такого вопроса начальник Управления РСХА даже отшатнулся, но все-таки быстро пришел в себя и так же тихо ответил:

— Практически нет. Профессионалок сменили идейные любительницы, а их подбирает сам Скрипач.

— Как подбирает? — все так же негромко спросил шеф гестапо.

Небе собирался сказать, что не знает, как проходит отбор в специальный бордель, больше известный посвященным как «Заведение госпожи Шмидт» или коротко, по имени номинальной владелицы, «Салон Китти», но за то короткое время, пока он собирался с мыслями, Мюллер сместился всего на один шаг, и бригадефюрер оказался в буквальном смысле слова приперт к стенке.

— Ну, он не совсем подбирает, — промямлил начальник криминальной полиции глядя, на начальника полиции тайной снизу вверх. Мюллер хоть и не отличался внушительным телосложением, но был выше Артура почти на полголовы. — Скорее — инспектирует.

— Я знаю. Мне нужны имена девушек из второй книги! И еще, друг мой, запомни — сейчас от того, насколько точно мы с тобой сыграем, зависят, возможно, наши жизни! — И он, быстро отойдя на пару шагов, спросил уже громко: — Так чем там закончилась история с убийцами Бойке?

Деревня Осовины, Борисовский район Минской области. 19 августа 1

941 года. 22:12.

— Товарищ командир, товарищ командир! — Обернувшись, Трошин увидел бегущего к нему лейтенанта Скороспелого.

— Что у тебя?

— Товарищ Трошин, ваше приказание выполнено! — с трудом переводя дыхание, танкист тем не менее перешел на официальный тон: — Гражданские, личный состав и снаряжение переправлены.

— Это хорошо. Лодки для нас готовы?

— Да, товарищ майор! — Несмотря на то что всему отряду было сообщено о переходе начальства под патронаж другого ведомства, лейтенант продолжал называть Вячеслава привычным званием.

— Мысяев, связь есть? — позвал Слава сидевшего в двадцати метрах от КП «москвича».

— Пару минут назад была, — откликнулся связист, но, вспомнив постоянные подколки на тему, что в армии связь бывает двух видов — «только что была» и «скоро будет», поправился: — Сейчас соединюсь, товарищ командир!

— Давай, налаживай! Сейчас подойду!

Если кому-то «визит» немецкого полицейского отряда и показался неожиданным, то точно не Трошину. С того самого момента, когда почти три недели назад партизаны вышли к Палику, он не уставал напоминать всем и каждому, что они тут ненадолго, что диверсантам мхом обрастать не стоит, ну и прочие афоризмы в духе майора Куропаткина.