После того как ей в голову пришла эта мысль, Сорока окончательно успокоилась. Действительно, Олег просто может не знать о ее потребностях, и от этого и идут все проблемы. Значит, надо обдумать, как просто и ясно донести до Барса, что же она ждет от их брака и от него лично. Сегодня подходить к нему не стоит — Сорока и так, правда, не желая этого, вывела его из себя, поэтому надо подождать, пока Олег перестанет на нее сердиться. Так что, пока все уляжется, неделя у нее в запасе есть, чтобы еще раз хорошенько обдумать, как преподнести все Олегу. И Ксения, припудрив покрасневший от недавних слез нос, отправилась гладить мужу рубашки.
Вечером она приготовила чашку ароматного кофе из свежеобжаренных кофейных зерен так, как учила когда-то ее любимая тетка, поставила на поднос хрустальную корзинку с любимым печеньем Олега и тихонько прошмыгнула в их комнату. Олег уже не спал, а с интересом следил за перипетиями очередного боевика, попутно доламывая старенький магнитофон, из которого он собирался сделать не то самодельный плеер, не то какую-то хитрую рыболовную приманку в подарок своему другу Вадиму, заядлому рыболову, не то и первое и второе одновременно — Ксения в тонкостях радиоэлектроники разбиралась слабо.
Она села рядом с Олегом, поставила поднос на табурет и, взяв в руки спицы, стала довязывать теплый свитер для мужа. Минут через десять, когда по телевизору побежали кадры рекламы, Олег, допив кофе, повернулся к Сороке и сказал: «Спасибо, малыш». Ксения про себя облегченно вздохнула: на сегодняшний вечер мир в семье был восстановлен. Самое главное, что Барс на нее больше не сердится.
И снова потянулись серые будни. Сорока по утрам убегала на свой факультет журналистики. Когда лекции выдавались особенно скучными, в специальном блокнотике записывала свои мысли по поводу их взаимоотношений с Олегом — готовилась к предстоящему разговору. Днем она иногда засиживалась в редакции журнала для подростков «Метеорит», где подрабатывала внештатным корреспондентом, отвечая на многочисленные вопросы читательниц.
Проблемы, волнующие юных представительниц прекрасного пола, оставались одними и теми же из номера в номер: «Как быть, если я никому не нравлюсь?», «Как сделать так, чтобы Игорь (Коля, Петя, Вася…) обратил на меня внимание?», «Мальчишки во дворе не дают мне прохода» — и далее в том же духе. Сорока как могла, мягко и с юмором, отвечала на девичьи крики души, но про себя давно уже подумывала о переходе в музыкальную рубрику. Крутиться там предстояло много, зато работа обещала быть интересной. Интервью со звездами российской эстрады, разговоры по душам с лидерами и участниками рок-коллективов, обзор музыкальных новинок — все это волновало и будоражило воображение Ксении, которая, правда, была безнадежной и закоренелой поклонницей бардовской песни, но в свое время успела поиграть на бас-гитаре в самопальной группе. Группа продержалась всего полгода, но впечатлений Сороке хватило надолго.
Вообще-то Ксения строила честолюбивые и далеко идущие планы по поводу приобщения молодого поколения к авторской песне, но для этого требовалось сначала зарекомендовать себя как ценного и опытного сотрудника, а уж потом, исподволь, проталкивать в журнал свои статьи о туризме и самодеятельных авторах-исполнителях. Так что раньше чем через год-два этим планам вряд ли суждено было осуществиться.
Но Ксюша и не переживала по этому поводу. Все равно становиться штатным сотрудником ей было пока еще рано и невыгодно. Во-первых, свободного времени станет значительно меньше, а ей еще доучиваться целых два курса. Во-вторых, придется частенько работать по вечерам, а то и по ночам. Отлавливать артистов и договариваться с ними об интервью, как знала Ксения из опыта своих старших коллег, удобнее всего на концертах в ночных клубах, когда звезды зачастую запросто «выходили в народ» и тихонько попивали коктейли в обществе своих поклонников. Да и за кулисы проникнуть юркому журналисту из малоизвестного широкой публике издания там было куда проще, чем, скажем, в концертном зале, а как еще к этому отнесется Олег — неизвестно, но в восторг от этого уж точно вряд ли придет. В-третьих, положение дел, при котором у штатных сотрудников журнала несколько снижались гонорары из-за того, что каждый месяц, вне зависимости от проделанной работы, они получали некую минимальную зарплату, не устраивало Ксению. Выходить на плановые три-четыре материала в неделю она из-за учебы не могла (в разгар сессии ее вообще спасали только загодя заготовленные статьи), а терять в заработке ей очень не хотелось. Поэтому пока график работы ее более чем устраивал.
Ксения вообще любила быть финансово независимой. Это желание четко оформилось у нее еще тогда, когда родители попытались под предлогом отсутствия свободных денег в семье не пустить ее в поход в Карелию. О Карелии она мечтала днем и ночью, жадно впитывая в себя рассказы инструкторов о сказочных грибных полянах, где белые грибы и подосиновики растут так густо, хоть косой их коси, о словно припорошенных белым инеем мхов и лишайников сопках, о хрустально чистой и безумно холодной воде карельских озер и рек. Даже наяву она грезила ягодниками, усыпанными черникой, голубикой, брусникой, морошкой. Поэтому категорическое заявление отца о том, что он лучше потратит деньги на шифер для дачи, чем отдаст дочери на какую-то блажь, прозвучали для Сороки как гром среди ясного неба. Завтра вечером она должна будет сдать деньги руководителю группы на билеты, чтобы через неделю сесть в поезд Москва — Мурманск и наслаждаться пролетающими за вагонным стеклом видами. А денег-то нет!
Мозг Сороки заработал с лихорадочной быстротой. Уже через пять минут она буквально обрывала телефонные провода, обзванивая всех своих знакомых с просьбой одолжить на пару месяцев нужную сумму, а уже через полчаса мчалась по московским улицам к Григорию (в лесу его звали Альдебаран, хотя для близких друзей он был просто Алькой). Он был старше ее лет на десять, познакомились они на очередном слете любителей бардовской песни, который проходил в подмосковной Аникеевке. Гришка, казалось, никогда не повзрослеет, в его холостяцкой коммуналке, которая больше напоминала комнату в студенческом общежитии, все стены были заклеены сигаретными пачками вперемежку с выцветшими фотографиями девиц из «Плейбоя». Ходил он обычно в мятой клетчатой рубашке и вылинявших джинсах, темные волосы были собраны сзади в роскошный хвост, из-за которого пассажиры общественного транспорта часто принимали Гришу за девушку и очень пугались, когда он поворачивался к ним своим улыбающимся лицом, на котором кучерявилась роскошная бородка а-ля мушкетер.
На жизнь Гриша зарабатывал тем, что писал компьютерные вирусы. Ксения, помнится, долго удивлялась тому, что у Альки всегда были клиенты. Она никак не могла понять, кому нужна такая бесполезная, если не сказать — вредная, вещь, как вирус, пока Алька в присущей ему раскованной манере не объяснил: «Люди, мать, — существа до боли в пятках предсказуемые. Особенно любят они мстить обидчикам. Куда бежать бедному микробу, если ему объявили, что через месяц сокращение? Или если на пост начальника отдела другого поставили, а он себя в этом кресле спал и видел? Начинают метаться, планы мести вынашивать, у знакомых узнают про меня. Приходят и начинается: то надо, чтобы винчестер накрылся непременно в день рождения начальника, то чтобы по внутренней сети на всех мониторах высветилось пояснение, чем занимается шеф с блондиночкой секретаршей в рабочее время. Фантазии обычно на большее не хватает. Так что, мать, без меня — никуда. А за качественно изготовленную пакость микробы обычно готовы выложить неплохую сумму в гринах».
Ксения долго пыталась вызнать, берется ли Григорий за какие-нибудь более серьезные заказы, но Алька обычно отшучивался и легко уходил от ответа. На наивный вопрос Сороки, не боится ли он, что о его деятельности узнает милиция, Гришка только заржал, потрепал Ксюшу по голове и сказал, что уж эта проблема его совершенно не беспокоит.
