Все протекало по плану посещения, согласованного с руководством компании неделю назад, и когда речь зашла о русских стажерах, один из вицепрезидентов компании предложил мне спуститься этажом ниже и посмотреть на нескольких русских, уже три месяца постигающих науку эффективного ведения коммерчески успешного бизнеса. Конечно, я не стал отказываться – хотелось посмотреть на лица соотечественников, которые вскоре встанут во главе российских флагманов производства.
Герр Шульц – вицепрезидент по кадрам – был настолько любезен, что лично повел меня в обитель советских инженеров. Его английский был страшен, но немецкого у меня не было вовсе и пришлось разговаривать с ним на странной смеси языков и жестов.
– Эти русские странные люди есть. Они много как дети спрашивать вокруг всех. Иногда такой глупость! Я их не осуждать. Им так много нужно учить! У них в России все не так быть, как нужно устраивать! Все есть неправильно!
– Они хорошо работают?
– Was? О, ja, работать хорошо. Не лениться никак! Только один вопрос у меня возникать: что Sie станете потом с ними делать? Зачем это нужда?
– О, герр Шульц, вы, как специалист по кадрам, должны меня понять! Если немецкого инженера отправить в Индонезию, ему придется платить три тысячи марок и обеспечить условия и карьеру! Русские будут работать и за шестьсот! Пусть Дитрих или Отто сидят в Вене, Мюнхене или Карлсруэ, придумывает всякие интересные штуки, а Иваны станут их воплощать в Малайзии и в Нигерии. И в России. Но чтобы ничего не испортить, нужно, чтобы красные понимали, что им предстоит делать – поэтому они здесь!
– Международный рынок труда есть? Я понимаю этот вопрос преотличненько! А вот и наши гости здесь имеют работу! – он показал мне рукой на обширный зал, где среди полутора десятков персональных компьютеров виднелись головы работающих людей. – Sehr geehrte Damen und Herren! Achtung!
Он еще чтото трещал на своем австрийском немецком, а я замер в ужасе – из третьего ряда на меня смотрели до боли знакомые глаза редкого голубого оттенка, и спутать их с чьимито другими я бы не смог даже будучи в стельку пьяным!
– Захар?! – прошептали одни только губы – неслышно.
АннаАнькаНюрка Стрельцова. Живьем посреди Вены!
И, конечно, она меня узнала. Еще бы, ведь я дергал ее за тонкие косички лет с семи – с первого класса.
Она здорово похорошела за те несколько лет, что мы не виделись. Еще не исчезла свежесть юности, но уже появилось осознаваемое достоинство – именно то сочетание, что так нравится мне в женщинах. Оно проходит быстро – между двадцатью двумя и тридцатью оно еще есть, а в тридцать пять от юности уже ничего не остается.
Я улыбался, словно вдруг одолел меня синдром Ангельмана. И еле заметно качал головой справа налево: «не вздумай, дура, не вздумай!»
Анька всетаки умница, потупила глазки, закрыла рот обеими ладошками – видимо, для надежности.
– Вот здесь есть Михаэль, – герр Шульц кивнул приземистому белобрысому крепышу, – он нам штудирен автоматизированние ляйтунгсистем. Sie меня понять?
– Да, герр Шульц, я понял, – откуда мне знать, что такое эта его «ляйтунгсистем»?
– Окей, окей, – он снова разлился немецкой тарабарщиной перед инженерами. Пару раз мелькнуло «герр Майнце», – я им сказаль, что наш есть инвестор из Америки. Они радоваль все. Этот еще зовут Спартак, – он подтолкнул ко мне смущенного очкарика, – этот человек считать системы стандартизация ISO, вот еще один хитрец имя Рим, он татар. И наш украшений всего офиса здесь фройляйн Анна Стрелцофф. Если фрау Шульц мне сказать, что больше меня не любить, я беантвортен «чао!» и пошель про Анна вздыхать!
Михаил и Рим засмеялись – кажется, поняли шутку герра Шульца. Если это была шутка.
Я пожал руки каждому из присутствующих, на пару секунд дольше положенного задержавшись на лапке Нюрки.
– О, герр Майнце тоже один раз полюбить фройляйн Анну? – мой провожатый замечал все. Кадровик. – Если Анна говорить Sie «да», я стал здесь один совсем грустный.
Михаил заржал в голос. Анька английского не знала – всегда учила немецкий и даже побеждала на какихто районных олимпиадах – и хлопала глазами, силясь понять, что лопочет обаятельный австриец.
– Скажите господам, герр Шульц, что я очень рад видеть их здесь. И буду счастлив приветствовать на любом из моих предприятий от Финляндии до Сингапура. В наш век открывающихся границ и международной разрядки деловым людям очень нужно такое общение, оно обогащает обе стороны и снимает непонимание. А непонимание – это убытки, которые никому не нужны. Особенно я хочу выразить свое восхищение русской красавице Анне Стрелцофф. Мне говорили мои дед и бабка, что самые красивые женщины живут в России, но, кажется, мои предки заблуждались. В России живут ангелы. По крайней мере, они там точно есть, теперь я знаю. И тем ценнее подвиг товарища Горбачева, открывающего свою страну мировому сообществу. Еще скажите, что если у господ стажеров есть претензии, предложения, пожелания, они могут смело обратиться ко мне напрямую.
Герр Шульц разразился какойто длинной речь, в которой я десяток раз услышал «Анна» и ни разу «Горбачев».
Скомкав окончание экскурсии, я коекак умолил вицепрезидента вернуться – так ему не хотелось лишать Стрельцову своего общества.
Главное, что я вынес из этой нечаянной встречи – внешность нужно менять! Усы, очки, прибавить в весе фунтов шестьдесят, фарфоровые зубы – ничего не должно остаться во мне от Захара Майцева. Не хватало еще провалиться, если попадется ктото не столь сильно подкованный в конспирации, как старинный комсомольский вожак Нюрка.
Вечером я сидел в своем номере Ring и тихонько напивался. Только сейчас мне пришло в голову ощущение, что Серый отобрал у меня какуюто очень важную часть моей настоящей жизни и заменил ее неправильным суррогатом. Безмерно интересным и насыщенным, но суррогатом – не жизнью. И хотя мой папа – психотерапевт – считает, что психологию изобрели бедные евреи, чтобы ничего не делая стать богатыми евреями, мои мозги определенно нуждались в ремонте. Но к последователям Фрейда или Юнга я не пойду.
В начале восьмого я не выдержал и позвонил Шульцу с требованием срочно выдать мне место, где остановились русские.
Наверное, рядом с ним присутствовала та самая «фрау Шульц», потому что оказался он необыкновенно сговорчив и уже через пару минут я бежал по ступенькам лестницы вниз – к паркингу, где машины, которые отвезут меня к Аньке. Зря, наверное, напился.
Для проживания русским стажеркам выделили какойто домишко в Дёрлинге на Бёрнергассе: зелень, узенькая дорожка, метровой ширины тротуар и много припаркованных к обочине «Опелей».
Я попросил когото из своих бесчисленных ТомовМаксовПьеров остановиться через три дома после нужного и вернулся к нему пешком.
Обычная белая кнопка электрического звонка, цветы в клумбе – ничего неожиданного и все равно както не по себе. Дома я нажал бы на это звонок не задумавшись ни на секунду.
Та, что вышла ко мне на крыльцо, была и Нюркой, и не была ею одновременно.
Кофта с высоким воротником, джинсы, туго обтягивающие ладные ноги – такой могла бы быть Стрельцова в своих грезах. И тем не менее именно такая стояла она передо мною.
– Всетаки это ты, – вместо «добрый вечер» сказала она. На чистейшем русском.
– Так получилось, Ань. И я тоже очень рад тебя видеть. Погуляем?
– Ностальжи мучает монгольского героя?
– Не представляешь как. Так ты пойдешь?
– Знаешь, Майцев, если бы это был не ты, а ктото более серьезный, я бы плюнула в твои лживые глазенки! Но это ты – самый легкомысленный оболтус на курсе. На тебя что плюй, что по башке костылем бей – итог один.
– Ты забыла добавить «самый талантливый».
– Еще врун и фантазер.
– Талантливый, – настаивал я, сгребая ее в обьятия.
– И руки убери, СухэБатор. Ты еще и напился, – она повела своим тонким носом.
– Так ты согласишься погулять по этим чудным аллеям с монгольским героем? – я спрятал руки за спину. – Или мне валить в сторону СихотэАлиня?
