Литмир - Электронная Библиотека

Утром 21 июля 1979 года Борис Джулиано отправился в бар «Люкс» на виа Франческо Паоло ди Бьязи в Палермо, чтобы выпить чашечку кофе. На часах было 8:05. Выпив кофе, он направился к кассе. К нему подошел какой-то мужчина и шесть раз выстрелил. В это время в кафе было многолюдно, но последующие расспросы полиции ничего не дали: никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Пост Джулиано занял Джузеппе Импалломени, член ложи «П-2».

Даже «красные бригады» не заявили о «своей» ответственности, действительной или нет, за убийства Амброзоли и Джулиано. Когда об убийстве Амброзоли стало известно в Нью-Йорке, Микеле Синдона, заплативший за то, чтобы истребитель позаботился о ликвидаторе, отозвался о случившемся в характерной для него манере: «Никто не вправе связывать меня с этим актом трусости. Я пойду на самые решительные судебные и правовые меры против любого, кто посмеет даже заикнуться об этом».

Двумя годами ранее в интервью журналу «Фьорино» Синдона сделал весьма красноречивое заявление. Сказав, что против него «составлен целый заговор», он перечислил его главарей, среди которых назвал и Амброзоли. Синдона заметил: «Многим бы я посоветовал поостеречься… Повторяю, очень многим».

Смерть Джорджо Амброзоли была не напрасной. Его многолетняя работа и неподписанные показания оказали бесценную помощь в расследовании и были использованы в обвинительном заключении для суда, который должен был вскоре начаться по «делу Синдоны».

Миланского банкира и американского епископа, о которых упомянул в своих показаниях Амброзоли, идентифицировали очень быстро: это были Роберто Кальви и Пол Марцинкус. Марцинкус категорически отрицал получение каких бы то ни было комиссионных. Однако Амброзоли не был человеком, который бросает слова на ветер, а значит, для такого обвинения у него были неопровержимые доказательства. Что же касается правдивости заявлений самого Марцинкуса, то, как мы помним, после «краха Синдоны» он отрицал сам факт знакомства с Синдоной, утверждая, что вообще никогда с ним не встречался.

Кто же больше всех выиграл от этих ужасных и бесчеловечных преступлений? Похоже, мы идем по кругу — список тот же: Марцинкус, Кальви, Синдона, Джелли и Ортолани.

В Милане эти убийства вызвали шок, а во Дворце правосудия поселился ужас. Люди, работавшие вместе с Амброзоли, вдруг «потеряли память», не в состоянии припомнить, что вообще помогали ему в расследовании махинаций Синдоны. Судья Лука Муччи, возглавивший уголовное следствие после убийства Алессандрини, продолжал его такими темпами, что со стороны могло показаться, будто он обратился в камень. Из анализа предварительного доклада о расследовании Банка Италии в «Банко Амброзиано» был сделан ошеломляющий вывод: объяснения Кальви вполне приемлемы. По крайней мере, они полностью удовлетворили финансовую полицию.

Ответственного сотрудника Банка Италии Падалино, который фактически руководил в 1978 году расследованием, все чаще вызывали в Милан, где он вел утомительные беседы с сомневающимися и нерешительными представителями правосудия. К середине лета 1979 года Падалино, по сути, подвергся запугиванию и давлению со стороны миланских судей. Его предупредили, что представленный им доклад об «Амброзиано» может быть расценен как клевета. Руководимая Джелли ложа «П-2» и приятели Синдоны из мафии сумели опорочить саму идею правосудия.

О том, насколько могущественной была ось Кальви — Джелли, можно судить по событиям в Никарагуа, произошедшим примерно в то же время, когда был убит судья Эмилио Алессандрини, то есть в январе 1979 года. В сентябре 1977 года Кальви открыл в Манагуа филиал своей банковской империи со звучным названием «Амброзиано груп банко комерчиаль». Своей целью банк провозглашал «осуществление международных торговых операций». На самом деле его функции заключались в том, чтобы перевезти сюда из филиала в Нассау, с одобрения члена совета директоров епископа Пола Марцинкуса, большой объем документации, которая могла бы раскрыть мошеннические схемы и криминальные приемы, используемые головным миланским банком при покупке акций и противозаконных операциях с ними. Банк в Никарагуа позволял еще надежнее скрыть доказательства противозаконных махинаций от глаз Банка Италии. Но, как всегда, за все нужно платить. Была своя цена и здесь. Джелли облегчил задачу, проложив путь к самым верхам и познакомив Кальви с никарагуанским диктатором Анастасио Сомосой. Когда несколько миллионов долларов легли в карман диктатора, он объявил, что идея Кальви открыть отделение своего банка в его стране просто великолепна. Еще одним плюсом для Кальви стал никарагуанский дипломатический паспорт, который служил ему до конца жизни.

Кальви и Джелли, оценив политическую ситуацию в Никарагуа, пришли к выводу о растущей вероятности того, что в не столь отдаленном будущем к власти могут прийти повстанцы-сандинисты. Эти двое, в годы Второй мировой войны работавшие сразу и на фашистов, и на коммунистов, не изменили своей привычке играть за обе стороны и двурушничать или, выражаясь банковскими терминами, «проявлять предусмотрительность». Кальви выделил такую же сумму и повстанцам — что-то пошло на покупку зерна, что-то — на закупки оружия.

В начале 1979 года левый переворот в Никарагуа стал реальностью. Придя к власти, левые — как это бывало во многих случаях раньше в других странах — объявили о национализации всех иностранных банков, но за одним исключением — «Амброзиано груп банко комерчиаль» продолжал свою работу под контролем Роберто Кальви. По-видимому, даже у левых идеалистов есть своя цена.

Микеле Синдона, заставивший замолчать — навечно или на время — своих врагов в Италии, к концу июля 1979 года решил, что, в конце-то концов, ему пришла пора покинуть Нью-Йорк и вернуться на родину. Нелегально. Возможно, убедительным доводом против возвращения мог бы показаться тот факт, что Синдона был выпущен из тюрьмы под залог в 3 миллиона долларов и обязан был ежедневно отмечаться у властей, а также то, что в Италии его ждали тюремный срок в три с половиной года и, несомненно, новые обвинения. Но Синдона решил проблему просто. С помощью своих сообщников из нью-йоркской и сицилийской мафии он организовал собственное «похищение».

Тайно вернуться на родину Синдона вознамерился отчасти еще и потому, что в преддверии суда в Нью-Йорке ему необходимо было заручиться максимально возможной поддержкой влиятельных друзей. И он полагал, что в Италии очень многие обязаны ему по гроб жизни. Что ж, пришла пора получать долги. Чтобы убедить своих-итальянских друзей и сообщников, что лучше им расплатиться с ним, Синдона решил разыграть свой единственный туз, который у него еще был. Он задумал предать огласке имена из «списка 500».

На протяжении десяти лет «список 500» крупнейших подпольных экспортеров валюты для итальянских властей оставался тайной за семью печатями. Тщетными оставались попытки выяснить, кто же в него входит, — подозревали, что в него включены имена многих наиболее влиятельных людей Италии. Кроме Джорджо Амброзоли, на упоминания этого списка постоянно натыкались многие следователи; он превратился в своеобразный Святой Грааль итальянского финансового мира, однако «список 500» отнюдь не был лишь легендой. Он действительно существовал. Нет сомнений, что его держали в своих руках Синдона и Джелли, да и у Кальви наверняка был экземпляр. Синдона был уверен: достаточно лишь пригрозить публикацией этого таинственной списка, чтобы добиться полной своей реабилитации в Италии и восстановить свое положение в обществе. Приговор будет отменен, выдвинутые против него возмутительные обвинения будут сняты. Он получит обратно свои итальянские банки, и перед судом Нью-Йорка предстанет человек, утверждающий, что стал жертвой гнусного заговора, инспирированного, по всей вероятности, коммунистами. Целый ряд очень уважаемых людей засвидетельствует, что Микеле Синдона — не только невинная жертва, но и самый выдающийся банкир всего мира, олицетворение доброго, незапятнанного, здорового капитализма. И всего этого можно достичь, если как следует воспользоваться приемом, которым Синдона — как он нередко похвалялся перед Карло Бордони — владел мастерски, а именно — шантажом.

92
{"b":"185988","o":1}