На случай, если у кого-то из кардиналов возникнут провалы в памяти в промежуток между принесением клятвы хранить тайну и началом конклава, то после того, как все посторонние покинули Сикстинскую капеллу, прелаты обязаны были повторно пообещать соблюдать секретность.
Чтобы быть уверенным наверняка, все помещение предстоящего конклава подвергалось тщательному осмотру — не спрятался ли там кто-то в стремлении заполучить сенсацию, какая бывает раз в жизни. Осмотр проводил лично кардинал Вийо при помощи нескольких коллег и двух технических специалистов после того, как кардиналы отправлялись в назначенные им комнаты, или, как предпочитал их называть Павел VI, «кельи». Затем тщательному личному обыску, напоминавшему нравы нацистских концлагерей «Шталаг-5» или замок Колдиц, подлежал весь прочий персонал, а затем поименный список служителей передавался в Капеллу.
Чтобы никому извне не удалось проникнуть на конклав, Павел также отдал распоряжение, согласно которому большая группа ватиканских служащих, в том числе швейцарская гвардия и ватиканские архитекторы, должны были тщательно проверить Сикстинскую капеллу снаружи. В правилах не говорилось, уж не опасался ли Павел VI, что восьмидесятилетние кардиналы, не допущенные по возрасту на конклав, попытаются перелезть через внешнюю стену.
Положенные им за проведение конклава лиры Вийо с его помощниками и двумя техниками заслужили вне всякого сомнения. В их задачу также входили и выборочные проверки помещений, где проводился конклав, — они искали магнитофоны, видеоаппаратуру и всевозможные подслушивающие устройства.
Покойный Павел VI безусловно понимал, что с учетом всех этих осмотров и обысков подсчетами участников и двойным контролем всего, в первый день конклава на подлинную задачу — голосование за папу римского — времени останется немного.
Пока Рим грелся под солнечными лучами, температура в Сикстинской капелле, должно быть, повышалась, а собравшиеся в ней по большей части престарелые люди плохо переносили жару и духоту: покойный папа не забыл и про окна. Согласно его инструкциям, все окна были плотно закрыты и зашиты досками. В такой обстановке 111 кардиналов должны были на следующий день принять самое важное решение в своей жизни.
Если за стенами Ватикана миллионы людей связывали с новым понтификатом громадное множество надежд и желаний, то они в точности соответствовали разбросу мнений участников конклава, которые давали своеобразный поперечный разрез общества. Правое крыло кардиналов отражало мнения тех, кто желал возвращения в тот мир, каким он был накануне решений Второго Ватиканского собора, в котором краеугольным камнем была жесткая и не ведающая компромиссов церковная дисциплина. Левое крыло стремилось обрести папу, который осознавал чаяния бедных и мог стать связующим звеном между ними и церковью, папу, способного руководить в духе демократии и согласного с правом епископов влиять на политику церкви. Они мечтали о новом Иоанне XXIII, тогда как правое крыло желало видеть на папском престоле еще одного Пия XII. Те же, кто не причислял себя ни к правым, ни к левым, составляли центр; они разрывались между двумя этими точками зрения, пытаясь одновременно идти и назад, и вперед. Среди них находился и Альбино Лучани, человек простодушный и непритязательный, эти качества редко сочетаются со столь высоким интеллектом; но он был человеком той простоты, которую дарует глубокий и сильный ум. Свою задачу он видел в необходимости признать, что желания людей «третьего мира» остались неосуществленными, и считал, что эту ситуацию нужно изменить к лучшему. Поэтому он принял решение голосовать за Алоизио Лоршайдера, архиепископа Форталезского из Бразилии, который не только обладал блестящими интеллектуальными способностями, но и досконально знал, какие проблемы волнуют бедных. Для избрания папой такого человека требуется выбор искренний, идущий от сердца, и неважно, внушен он Святым Духом или нет.
Джованни Бенелли и Леон Жозеф Сюененс сделали свой, в той же степени внушенный провидением, выбор. Перед конклавом Бенелли с хитрой улыбкой следил за тем, как в средствах массовой информации рассуждали о его шансах стать новым папой. Он молчал, игнорируя злобные нападки куриальных кардиналов. Например, Перикле Феличи, глава управления имуществом Святого престола, отозвался о нем так: «Свой голос он отдаст только за себя самого».
Вскоре Феличи обнаружит, что у Бенелли есть планы относительно своего голоса и, что более важно, относительно голосов других выборщиков. Когда до курии дошли известия о том, что Бенелли и Сюененс очень осторожно и скрытно лоббируют какую-то кандидатуру, куриальные кардиналы и не вспомнили об Альбино Лучани — точно так же, как его не принимали в расчет корреспонденты и обозреватели различных СМИ. Среди биографических справок, распространенных Ватиканом перед конклавом, биография Лучани была самой короткой. Судя по всему, правящие круги Ватикана были согласны с данной самим Лучани оценкой его собственных шансов на избрание: «последний из списка запасных». Как и мировая пресса, курия почти не знала этого человека. К прискорбию для курии, другие кандидаты его знали. Уже после избрания нового папы многие журналисты и эксперты по Ватикану пытались оправдать свою неспособность определить победителя, заявив, что он был «никому не известен, не выезжал за пределы Италии, не говорил на иностранных языках».
Альбино Лучани свободно говорил по-немецки, по-французски, по-португальски и по-английски, не говоря уже о том, что он замечательно владел родным итальянским языком и латынью. Его не только хорошо знали кардиналы-итальянцы, не принадлежавшие к курии, со многими коллегами его связывали дружеские отношения. Поляки Войтыла и Вышинский бывали у него в Венеции. Под влиянием Войтылы формировались взгляды Лучани в отношении марксизма. Во время поездки по Бразилии в 1975 году Лучани много времени провел в гостях у Лоршейдера. Еще один кардинал из Бразилии, Арне, также был его близким другом. Сюененс из Бельгии, Виллебрандс из Голландии, Марти из Франции, Кук из Нью-Йорка, Хеффнер и Фольк из Германии, Мэннинг из Лос-Анджелеса, Медейрос из Бостона — это лишь несколько имен кардиналов, поддерживавших дружбу с Лучани. Помимо Бразилии, он бывал также в Португалии, Германии, Франции, Югославии, Швейцарии и Австрии, а вдобавок — в Африке, где он, посетив в Бурунди город Кирембу, установил тесные связи между католическим духовенством этого города и областью Витторио-Венето.
У Лучани также сложились дружеские отношения со многими некатоликами. Чернокожий Филипп Поттер, секретарь Всемирного совета церквей, часто бывал у него дома в гостях. Венецианский патриарх без предубеждений общался с представителями иудаизма, англиканской церкви и движения пятидесятников, обменивался письмами и книгами с Гансом Кюнгом. Знай об этом Римская курия, она забила бы тревогу по всему Ватикану.
Таков был человек, который хотел сейчас только одного: проголосовать, увидеть новоизбранного папу, а потом сесть в свою отремонтированную «ланчу» и отправиться обратно в Венецию. Ему в голову уже приходила мысль о возможном нелепом выверте судьбы, если вдруг его имя всплывет на свет из общей массы. Когда Марио Сенигалья пожелал Лучани удачи и посоветовал ему запастись речами «на всякий случай», Лучани отмел подобное предположение. «Всегда есть какой-то выход. Всегда можно отказаться».
В Риме Диего Лоренци, секретарь Лучани с 1976 года, также высказал свое пожелание, чтобы Лучани — к которому он, подобно Сенигалье, относился как к отцу, — стал новым папой. И вновь Лучани отказался всерьез воспринимать подобную перспективу. Он напомнил Лоренци о правилах, введенных покойным папой Павлом VI. Решающий момент наступает, когда один из кардиналов получает две трети голосов плюс еще один голос, в данном случае их должно быть 75. А затем у этого кардинала обязаны спросить: «Ты согласен?» Лучани с улыбкой заметил своему секретарю: «И если выберут меня, я скажу: “Простите, но я отказываюсь”».
