Так и появился этот альбом. Работать над ним было приятно. Работа продвигалась без спешки, но так было даже лучше".

Джордж: "В декабре я работал в группе Делани и Бонни вместе с Билли Престоном. Я слышал о Делани и Бонни, видел их на концерте в Вэлли, в Лос-Анджелесе. Группа была отличной, я попытался уговорить их заключить контракт с «Эппл Рекордс», но когда Питер Эшер пришел, чтобы подписать с ними контракт, он умудрился уснуть прямо на прослушивании, и они решили обратиться в компанию «Атлантик Рекордс».

Я побывал на их концерте в Альберт-Холле и решил, что с такой группой было бы приятно поработать. Чаще всего, бывая на концертах, я думал: "Хорошо, что я не играю в этой группе". Но на этот раз группа потрясла меня.

После Альберт-Холла они выступали в клубе "Speakeasy"; кажется, мы вместе выпили, и на следующее утро, прежде чем я успел опомниться, их автобус подъехал к моему дому и я оказался среди них. Я взял гитару, сел в автобус, и мы отправились в турне по Европе.

Это было по-настоящему здорово, потому что почти никто не знал, что я играю в этой группе. Люди приходили на концерты Делани и Бонни, они знали, что в группе играет Эрик Клэптон. Я просто составил им компанию, держался в стороне, мне было незачем что-то доказывать, и это мне нравилось. Когда я был с "Битлз", даже на заднем плане мне казалось, что я стою у самой рампы, — там нельзя было спрятаться за спины других музыкантов".

Пол: "В течение трех или четырех месяцев мы с Джорджем и Ринго перезванивались и спрашивали: «Значит, все-таки все кончено?» Дело не в том, что нас торопила записывающая компания. Мы еще надеялись когда-нибудь собраться все вместе. Никто не знал, на самом ли деле Джон настроен серьезно. Может, через неделю он одумается и скажет: «Я просто пошутил». Мне казалось, что Джон не стал хлопать дверью, а оставил ее открытой. Может, он хотел сказать: «Я почти ушел, но…»

И мы цеплялись за эту соломинку несколько месяцев, а потом поняли: да, мы уже не группа. Вот и все. Все действительно кончено.

Я задумался: "Ну, в таком случае надо позаботиться о себе. Нельзя просто позволить Джону контролировать ситуацию и обращаться с нами, как с капризной подружкой". Я записывал альбом "McCartney" ("Маккартни"), и однажды я спросил: "Может, уже пора объяснить все людям?" Все воскликнули: "Нет, нет, никому не говори, что мы разбежались!" Но я считал, что мы должны объясниться. Не знаю, почему они предпочитали молчать. Думаю, к этому имел непосредственное отношение Кляйн".

Джордж: «Битлз» стали своего рода объединением, которое никому не хотелось разрушать извне. Разве что пресса могла этого хотеть, потому что журналисты вечно гоняются за сенсациями. Им все равно, хорошо это или плохо, была бы сенсация, и потому журналисты склонны торопить события, направлять их по негативному пути, надеясь что-нибудь выведать. Наверное, публика во всем мире хотела новых пластинок «Битлз», но английские журналисты чувствовали, что с группой покончено.

Кажется, Пол уже записывал сольный альбом у себя дома. Джон уехал с группой "Plastic Ono Band", и всем стало ясно, что группа распалась, но никто не говорил: "Ну, вот и все, больше мы никогда не соберемся все вместе". Когда журналисты задавали нам такие вопросы, мы по-прежнему отвечали: "Кто знает? Мы все еще вместе".

Пол: "К тому времени положение осложнилось, но я все-таки продолжал звонить, пытался общаться и держал двери открытыми. Но затруднения продолжались, понадобилось двадцать лет, чтобы разобраться, что стало с «Битлз».

Я отдалился от остальных, когда появился Кляйн. Мне ни в коем случае не хотелось, чтобы он занимался моими делами. Меня уговорили отдавать Кляйну двадцать процентов. Для этого они прибегли к такой уловке: "Ладно, он получит двадцать процентов от любых дополнительных доходов, которые обеспечит нам. Если "Кэпитол" согласится платить нам такие гонорары и Кляйн добьется этого, значит, он получит двадцать процентов от разницы".

Вышло так, что трое оказались против одного. Да если бы только трое! Мне казалось, я был один против всего мира. По-моему, против меня были триста миллионов. Так мне представлялось, я должен был спасти состояние "Битлз". Все, что мы заработали, было вложено в компанию, и я не собирался никому отдавать ее".

Джон: "Я навсегда запомнил фильм и тех англичан, которые пишут эти дурацкие оперы, — Гилберта и Салливана. Помню, как я смотрел фильм с Робертом Морли и думал: «Такого с нами не будет никогда». Но это случилось, и это встревожило меня. Вот уж не думал, что мы дойдем до таких глупостей, как споры и разрыв. Но по своей наивности мы позволили людям поссорить нас — вот что произошло. Так все и получилось. Я имею в виду не Йоко, а бизнесменов. Так бывает, когда люди решают развестись: сначала они хотят расстаться друзьями, но потом вмешиваются адвокаты и заявляют: «Беседуйте с другой стороной только в присутствии адвоката», — тогда и возникает настоящий раскол.

Только из-за адвокатов разводы заканчиваются скандалами. Если бы развод был такой же приятной церемонией, как бракосочетание, было бы гораздо лучше. Даже развод деловых партнеров. Но он всегда заканчивается скандалом, потому что тебе не разрешают говорить то, что ты думаешь. Приходится говорить эзоповым языком, проводить часы с адвокатом, ты раздражаешься и в конце концов начинаешь нести то, от чего воздержался бы при других обстоятельствах" (71).

Ринго: «В конце концов мы отделались от Аллена Кляйна. Он обошелся нам в маленькое состояние, но мы уже успели узнать, как это бывает: два человека подписывают контракт, причем один точно знает, что он означает, другой тоже точно знает это, а когда доходит до разрыва, вдруг оказывается, что вы понимали условия контракта совершенно по-разному».

Джордж: "Однажды январским утром Джон позвонил мне и сказал: «Я написал одну мелодию и хочу записать ее сегодня, свести и выпустить уже завтра — вот каков замысел. Это „Instant Karma!“, ну, ты понимаешь…» И я согласился помочь ему. Я сказал: «Ладно, встретимся в городе». Я приехал с Филом Спектором и сказал ему: «Почему бы тебе не поприсутствовать на записи?»

Нас было четверо: Джон играл на пианино, я — на акустической гитаре, Клаус Ворман — на басе, а Алан Уайт — на ударных. Мы записали эту песню и выпустили ее на той же неделе. Ее смикшировал, и причем мгновенно, Фил Спектор".

Джон: «У нас было много песен, мы должны были выпустить их так или иначе. Приятнее работать с ними самому. Я предпочитаю сам записывать свои песни, а не отдавать их кому-нибудь — половину песен мы записали именно таким способом» (69).

Нил Аспиналл: «Фил Спектор был связан с Алленом Кляйном какими-то делами, он приехал, чтобы сделать ремикс „Let It Be“. Я понятия не имел, кому пришло в голову пригласить его. Наверное, Кляйну, а Джон и Джордж поддержали его».

Джордж Мартин: "Это разозлило меня, но еще больше — Пола, потому что мы узнали об этом только после того, как вышла пластинка. Ее сделали у нас за спиной, при этом делами Джона занимался Аллен Кляйн. Он пригласил Фила Спектора, и, кажется, Джордж и Ринго тоже участвовали в работе. Они заключили соглашение с «EMI» и сказали: «Это будет наша пластинка».

Из "EMI" связались со мной и сообщили: "Первый вариант записи сделали вы, но мы не можем подписать ее вашим именем". На мой вопрос почему, они ответили: "Продюсером окончательного варианта были не вы". Я сказал: "Продюсером оригинала был я, вам следует упомянуть об этом хотя бы вот так: "Продюсер — Джордж Мартин, повторное продюсирование — Фил Спектор". Но им и это предложение не понравилось".

Джон: «Если послушать бутлег, версию, сделанную до Спектора, а потом версию Спектора, вы сразу поймете, в чем дело, если захотите почувствовать разницу. Пленки были записаны паршиво, никто не хотел даже прикасаться к ним. Они провалялись без дела шесть месяцев. Никому и в голову не приходило сделать ре-микс, нас пугала эта работа. А Спектор отлично справился с ней» (71).