ФРАНЦУЗСКОЕ КИНО[37]

Последним французским фильмом 1939 года, вышедшим на экраны до объявления войны, были «Правила игры» (La Réglé du Jeu) Жана Ренуара. Сценарий Ренуар написал сразу после мюнхенского совещания, а съемки заканчивал, когда к Праге подходили гитлеровские войска.

Эта веселая драма своей интригой напоминала «Капризы Марианны», а общей тональностью — «Женитьбу Фигаро». Но у Бомарше Ренуар взял больше, чем у Мюссе. Он стремился создать произведение, которое в канун войны так же возбуждало бы умы, как «Фигаро» — в канун французской революции. Освистанные на Ели-сейских полях, «Правила игры» быстро сошли с экрана, а с начала войны были запрещены цензурой.

Действие фильма происходит в загородной резиденции крупного международного финансиста (Далио), женатого на австрийской принцессе (Нора Грегор). Она не может решить, кого из двух — знаменитого летчика (Ролан Тушен) или своего старого друга пятидесятилетнего Октава (Жан Ренуар) — избрать в любовники.

После ряда комических и драматических недоразумений создается очень сложная ситуация, в которой переплетаются любовные интриги хозяев и слуг — егеря (Гастон Модо), горничной (Полетт Дюбуа) и лакея-браконьера (Коррет).

Замок в Солони, где происходит действие фильма, окружен лесами и полями, представляющими прекрасное место для охоты. Это светское удовольствие показано Ренуаром в документальном стиле; он сознательно подчеркивает жестокость и пустоту людей высшего общества, бесцельно убивающих птиц и животных.

Эпизод праздника в замке по своему замечательному режиссерскому мастерству, а еще больше по глубокому смыслу может быть назван подлинным шедевром[38].

В то время как идет трагикомическая погоня, гостям в замке показывают несколько дивертисментов, которые комментируют основное действие. Здесь нет сознательных намеков на «странный мир» 1938–1939 годов, но по прошествии времени в нем стали обнаруживаться поразительно меткие метафоры.

Бородачи в цилиндрах, распевающие пискливыми голосами шансонетку, воспринимаются почти как карикатура на деградировавший, обезумевший правящий класс. Баварцы, декламирующие буланжистский гимн[39], сегодня кажутся сатирой на мюнхенцев, прикрывавших свое предательство трехцветным знаменем.

Под звуки «Danse macabre» танцуют участники праздника, одетые, как белые скелеты. Соперники в любви обмениваются пулями из своих револьверов, не нарушив партии в бридж, которым увлечены гости.

В этом всеобщем смятении, в атмосфере абсурдности, где смерть перемешана с комизмом, жестокие картины, изображающие пустоту светской жизни, воспринимались как намеки на смутное и трагическое время, наступившее после Мюнхена.

Всеобщее смятение, по-видимому, вскоре охватило и самого Ренуара. Накануне объявления войны он уехал в Италию снимать «Тоску».

Перед объявлением всеобщей мобилизации в августе 1939 года программы французских кинотеатров на одну треть состояли из фильмов производства УФА, руководимой доктором Геббельсом (или совместного производства УФА с европейскими фирмами). На французском рынке Германия шла непосредственно за Голливудом.

И может быть, некоторые мобилизованные перед отправкой на линию Мажино, по иронии судьбы решившие провести свой последний «штатский» вечер в кинотеатре своего квартала, смотрели гитлеровский пропагандистский фильм вроде «Героической засады» Луиса Тренкера (L’Héroique Embuscade), заканчивавшийся гибелью (с пением «Марсельезы») французских солдат под лавиной обвалившихся скал у берегов Германии[40].

Такие нацистские фильмы цензура тогда пропускала. Запрет был наложен на антигитлеровские фильмы[41].

Мобилизация опустошила все студии, прервала съемки «Чистого воздуха» (Air Pur) Рене Клера и фильма Жана Гремийона «Буксировщики» (Remorques). В течение трех месяцев пассивной обороны деятельность французской кинематографии была прервана. Выпускалась только кинохроника, показывавшая, как верховное командование проявляет заботу о солдатах, распределяя их по зимним квартирам; как кордебалет Парижской оперы танцует в белых пачках на палубе броненосца; как генерал вручает своим солдатам мяч для игры в регби, перевитый лентой, как пасхальное яйцо; как в воинских частях проходят турниры карточной игры (организованные по предписанию верховного командования). Жан Жироду, автор известной пьесы «Троянской войны не будет», руководивший тогда министерством информации, старался, чтобы ведомство кинематографии в меру своих возможностей поддерживало бодрый дух в войсках.

К концу 1939 года французская кинопромышленность немного ожила. Воздушные тревоги, объявлявшиеся в Париже (тогда еще без серьезных причин), были использованы для «обновления» старых, избитых сюжетов пьес, которые шли обычно на Бульварах. В «Ложной тревоге» (Fausse alerte) Баронселли и в «Двенадцати женщинах» (Douze Femmes) Жоржа Лакомба тревога, бомбоубежище, противогаз, висящий через плечо, оказались для героев — типичных парижан — удобным предлогом для примирения, объяснений в любви.

О кинопродукции того времени дают представление два сценария, содержание которых в сводном репертуаре, издаваемом Католическим киноучреждением, излагается следующим образом[42]:

«Будем петь» (Chantons quand même, 1939). Постановка Пьера Карона.

Проходя со своей частью через небольшое селение на восточной границе, сержант Поль встречает красавицу трактирщицу, с которой познакомился во время отпуска. Воспоминания переполняют сердца героев. Когда полк уходит на фронт, все жители селения провожают его дружной песней. «Будем петь!» Сочетание военной кинохроники с сюжетными кадрами делает фильм правдоподобным и интересным.

«Дорогой чести» (Le Chemin de l’Honneur). Французский офицер, умирая в Марокко, «завещает» свое имя, свое офицерское звание брату-близнецу, бездельнику и проходимцу.

Лжекапитан отлично справляется со своей ролью. Но когда дело доходит до женитьбы на невесте брата, он начинает испытывать угрызения совести и во всем признается девушке. Та умоляет его не раскрывать обмана: нужно скрыть от старой матери смерть ее любимого сына. После смерти матери он. снова отправляется в Марокко и умирает там, служа своей родине. Он искупил свое прошлое..

Мысли и чувства благородных людей. Приподнятая, взволнованная атмосфера».

Постановке этого экстравагантного фильма помогала французская армия в Марокко.

Так как «странная война» затягивалась, появилась возможность создать большой пропагандистский фильм. Это были «Отцы и дети». Режиссером его был Жюльен Дювивье, сценаристами Шарль Спаак и Марсель Ашар. В фильме снимались лучшие французские актеры: Ремю, Луи Жуве, Мишель Морган и другие. Он создавался при деятельном участии министерства информации на средства американской фирмы. В нем рассказывается история одной французской семьи с 1870 по 1939 год. Старший сын в семье (Луи Жуве), алкоголик и неудачник, проживший несколько лет в колониях, прослыл после смерти героем, так как основал в Конго город. Его сестра (Сузи Прим) в 1914 году была в армии сестрой милосердия. Теперь она доживает свой век одинокой старой девой. Второй сын (Ремю), негоциант в Марселе, разорился из-за того, что в 900-е годы он слишком увлекался обворожительными танцовщицами, исполнявшими французский канкан. Он заканчивает свою жизнь как портье в каком-то третьеразрядном отеле. Третий брат, женившийся в 1889 году, — школьный преподаватель. Это узколобый чиновник, ограниченный, не имеющий никаких идеалов человек. Его старшего сына убивают на войне в 1914 году. Младшая дочь (Мишель Морган) выходит замуж за портного, который после 1920 года, когда началась эпоха «процветания», начинает быстро богатеть. Ее сыну не удается закончить медицинский факультет, так как в 1939 году по всеобщей мобилизации он попадает в армию. Он уходит воевать, «для того чтобы следующему поколению уже не пришлось сражаться».