Рамарон сидел на лежанке, все глубже погружаясь в хандру. Он не прикасался к лютне, и уже одно это свидетельствовало о непорядке, творившемся у него в душе. Заметив это, Чанис подсела к нему.

– Спой что-нибудь, – попросила она.

– Только для вас, гномов, и петь… – вяло откликнулся Рамарон. – Не успеешь одну песню спеть, как вы уже засыпаете. Не любите вы песни, совсем… – его голос ослаб и оборвался, словно у него не было сил договорить фразу.

Видя, в каком он настроении, гномиха не обиделась.

– Мы любим песни, – сказала она. – Просто мы – другой народ и у нас другие напевы. Свои, гномьи. Ты вряд ли когда-нибудь слышал их, но, если хочешь, я спою их тебе. А ты мне подыграешь.

– Только песен сейчас и не хватало…

– Может, как раз их и не хватает. – Чанис кивнула на Фандуила: – Вдруг и он их услышит?

Увещевания гномихи подействовали на Рамарона, и он нехотя потянулся за лютней. Затем Чанис запела низким приятным голосом, а бард начал подбирать аккорды на лютне. Для него это оказалось несложным, и вскоре его музыка слилась с голосом женщины. Гномьи мелодии были ритмичными, простыми и понятными, как сама земля, в толще которой селился подгорный народ. Ко времени, когда Горм с Нарином вернулись из плавильни, в комнате вовсю звучало пение, может, и невеселое, но задушевное.

Их возвращение напомнило Чанис об ужине, и она ушла на кухню стряпать. Рамарон завел эльфийские мелодии, ухватившись за подброшенную гномихой надежду, что Фандуил может услышать их из своего глубочайшего забвения. Вскоре ужин поспел, и Чанис накрыла на стол. Все поели без аппетита, просто потому что нужно было есть.

Затем посуда была убрана со стола, и Рамарон снова взялся за лютню. Но не успев сделать и несколько аккордов, он вдруг бросил играть и подскочил на месте – ему показалось, что Фандуил шевельнул губами. Коугнир тоже заметил это и подошел к постели эльфа.

– Что он говорит? – спросил Горм, тщетно пытавшийся заглянуть за широкую спину айнура.

– Про Тинтариэль, – ответил Рамарон, расслышавший последнее слово.

Фандуил говорил на языке авари, поэтому никто из них не понял его слов. Их понял только Коугнир – слова, но не их смысл. Даже айнур не мог догадаться, почему этот хрупкий эльфийский юнец повторяет короткую фразу: «Прости, Тинтариэль». На свете не было такого всеведения, которое подсказало бы, чем же он виноват перед ней.

Зеленые глаза Фандуила открылись – два живых изумруда на мертвенно-сером лице. Эльф увидел склонившиеся над ним лица друзей, обвел взглядом каменный потолок и не стал спрашивать, где он находится.

– Значит, вернулся… – едва слышно пробормотал он.

Коугнир заглянул Фандуилу в глаза, и у него отлегло от сердца. Как бы ни плох был парень, с таким взглядом он выживет. Оставив эльфа на Чанис, которая тут же захлопотала вокруг него и побежала за укрепляющим питьем, айнур вспомнил и о других делах. Кольцо было уничтожено – второе кольцо – но призрак Грора оставался в шахтах и наверняка вылезет оттуда в город, как только действие отпугивающего заклинания закончится. Сколько гномов он убьет до тех пор, когда наконец удастся избавиться от него?

– Нарин! – окликнул он. – Нужно запретить работу в шахтах, пока там бродит этот призрак.

– Шахтеры сами туда не пойдут, – отозвался гном. – Боюсь, что этого будет мало, мастер Коугнир. Этот кошмар не станет тихо сидеть в старых выработках. Вот увидите, он явится в город, поэтому нам нужно организовать защиту.

Коугнир плохо представлял, что ещё может защитить Габилгатхол от призрака, если даже сам он с трудом заставил его ненадолго отступить.

– Нужно завалить большинство подходов к городу, – предложил он, – а в оставшихся поставить дозорных. Как только они увидят Черного Гнома, пусть сразу же бегут за мной.

– Мастер Коугнир! – вмешался в разговор Горм. – Может, лучше завалить проходы не здесь, а там?

– Где? – не понял айнур.

– В старых выработках, пока он оттуда не вылез. Если гномы с легкостью окружили там Рамарона, значит, туда ведет малое число путей. Нужно только перекрыть их, и пусть он там гуляет, сколько хочет.

– Догадливый парень! – Коугнир на радостях разразился громоподобным хохотом. – Воистину ты – любимец Небесного Молота! Я прямо сейчас их засыплю, пока чего похуже не случилось. Нарин, ты пойдешь со мной – мне нужен проводник. Покажешь, какие коридоры нужно обрушить, чтобы зажать этого призрака в угол.

Они с Нарином наскоро собрались и вышли. Коугнир шагал быстро и широко, заставляя гнома впритруску бежать за ним. Он понимал, что действие заклинания Фандуила вот-вот закончится, а до шахт было еще далеко. Они прошли мимо дежурных в опустевшие шахты, миновали вереницы замерших вагонеток и наконец добрались до заброшенных разработок, в которых засел призрак.

– Вот этот коридор, – указал Нарин, когда они подошли туда. – И еще два неподалеку.

Коугнир велел гному ждать снаружи, а сам углубился в коридор. Прислонив топор к стене, он сжал огромные ладони в кулачищи и заговорил заклинание подвижки горной породы. Это было мощное заклинание, нелегкое для любого мага, кроме Коугнира, любившего землю и ее подземных обитателей. Он умел обращаться к ней, и она охотно откликнулась на его призыв.

Каменные своды задрожали, а затем медленно сдвинулись с места. Стены коридора поползли навстречу друг дружке, пока наглухо не сомкнулись перед магом. Коугнир вернулся к Нарину, потрясенному таким проявлением могущества. То же самое айнур проделал и с остальными коридорами.

– Это только отсрочка, – предупредил он Нарина. – Саурону будет нелегко освободить своего кольценосца, но майар заставит Черного Гнома рыть завалы, пока тот не прокопается к выходу. Я обрушил толстый пласт породы, и теперь у нас есть в запасе время, но сколько – недели, месяцы – я не знаю.

Но даже небольшая отсрочка была нужна. Ньялл, немолодой уже гном, поправлялся медленно и нуждался в присмотре айнура, не говоря уже о Фандуиле, который стоял одной ногой в могиле, если не обеими сразу. Эльф не только подвергся касанию «длинной руки», чудом оставшись в живых, но и перерасходовал себя, выполнив изгнание слишком могущественной для него нежити. Было очевидно, что он не скоро встанет с постели, и мысли Коугнира мало-помалу завертелись около Горма.

Едва узнав, что ученики Келебримбера ищут кольца, Саурон возненавидел их. Прежде он просто не замечал их – жалкие мальчишки, орудия для изготовления других орудий – они сделали дело, для которого предназначались, и были забыты. Затем в игру вступили другие силы, а эта мелкота продолжала жить своей жизнью, не имея ни малейшего понятия о пришедшей в движение мощи.

Но теперь оказалось, что они напрямую участвуют в игре, где на кон выложены очень дорогие ставки. Власть на Арде, мирская и божественная. Дальнейшее существование его самого. От расклада фишек зависело, кто будет править миром – либо пестрый пантеон Илуватара, либо он – Саурон Единый, Саурон Всемогущий, с воцарением которого придется смириться даже старику Эру. И эти ничтожные мальчишки вдруг оказались в позиции, грозившей испортить одну из важнейших частей его плана.

Даже мертвым Келебримбер вредил Саурону. У него остались ученики, с которыми нужно было что-то делать. Саурон намеревался сначала убить Ньялла, а затем двумя назгулами обшарить подземелья Синих гор и расправиться с мальчишками, но план провалился. Черный Гном был на полпути в Габилгатхол, когда Ньялл внезапно расстался с кольцом. Через кольцо всевластья Саурон ощутил разрыв связи, но не понял, как и почему это случилось – перед этим он не получил ни малейшего сигнала от гномьего кольца. Теперь он лишился возможности наблюдать за вторым кланом через Ньялла и не знал ни о краже, ни о потере кольца в старых шахтах.

Ньялла в любом случае следовало прикончить – гномий вождь слишком много знал о кольце и об его влиянии. Назгул отправился к нему, но встретил там Коугнира и тройку охотников за кольцами, обративших его в бегство. Заклинание изгнания нежити лишило Саурона возможности управлять назгулом, но как только призрак снова стал подчиняться ему, майар повел его обратно в город.