Он повернулся к Ухову спиной, и только сейчас, увидев его со спины, Петр вспомнил, с кем говорил в своем сне. Петр вздохнул и, сам не понимая зачем, – никто ведь не смотрел сейчас на него! – перекрестился еще раз…
Обратная дорога оказалась не такой утомительной, как дорога в Семыкино. Еще не доехали до Кировска, когда стемнело, и взошла над стеною леса большая луна. Трава по обочинам шоссе казалась в лунном свете пепельно-серой. Луна светила ярко и крупно. Можно было различить каждый камешек на дороге… Петр смотрел на летящую под колеса «Икаруса» ленту шоссе, и смутная улыбка бродила по его лицу.
Впрочем, в кабине было темно, и никто не мог увидеть эту смущенную улыбку.
Треснувшее зеркало
Гирькин ад
Анатолий Дмитриевич Гирькин возвращался c прогулки, когда среди молоденьких елочек за поселком встретил Ежукову. На плече – коса на темном от времени косьевище, на глазах – темные очки в дорогой оправе, следом две беленькие козочки, явно не местного происхождения, подпрыгивают.
Поздоровалась лишь тогда, когда Гирькин – «Здравствуйте, Белла Ивановна!» – сказал.
– И вы, господин олигарх, не чихайте! – ответила.
– Белла Ивановна… Белла Ивановна! – вздохнул Анатолий Дмитриевич. – Ну, какие олигархи сюда приедут? Они, небось, и в Москве не часто показываются! А я – пенсионер обыкновенный и больше ничего, хотя и был, конечно, раньше директором… А что, Белла Ивановна, вы на ночь глядя на сенокос собрались?
– В народе говорят, хотя и сзади, да в том же стаде! – сказала Белла Ивановна, игнорируя вопрос. – У нас, господин олигарх, поселок стеклянный. Все видно.
И она двинулась дальше, и только козочки беленькие, пушистые, не иначе как Белла Ивановна за ними в специальный питомник ездила, – ме! ме-е! – продолжали возмущаться Гирькиным.
Вот под это «меканье» и забрал Анатолий Дмитриевич по ошибке влево, а когда сообразил, что ошибся, уже подходил к красноватому взгорку старого кладбища.
Только тут и опомнился.
Покачал головой, и, присев на торчащее из земли каменное надгробье, закурил сигарету.
Сразу за кладбищенской рощицей расстилался пустырь, посреди которого неведомо сколько лет назад застыл трактор с выбитыми стеклами, так и не доехал он до бочки с аммиачной водой, темнеющей чуть в стороне.
«Всю красоту засрали… – вздохнул Анатолий Дмитриевич. – Только издали и можно еще смотреть».
И, поморщившись, он отвернулся к реке, текущей за кладбищенской рощей. Здесь картина открывалась более пристойная. Тут садилось солнце, и недвижная гладь воды была залита бегущими всполохами солнечного света.
1
Вообще, приезжая в поселок, Анатолий Дмитриевич бывать здесь не любил.
Тут в шестьдесят третьем году, когда его только распределили после института в поселок, стояла большая белокаменная церковь.
Эту церковь, сооруженную по проекту архитектора Константина Тона, и взорвал тогда Гирькин…
Нет-нет!
Взрывали, конечно, саперы, приехавшие из города, но без Гирькина, выбранного тогда секретарем комсомольской организации лесозавода, церковь имела, так сказать, шанс уцелеть!
Тогда главный инженер мастерских Костя Ежуков, приехавший в поселок вместе с Гирькиным, нашел у местного краеведа документ, в котором было написано, что церковь построена по проекту архитектора Константина Андреевича Тона.
– А знаете, кто такой этот Тон?! – горячился Ежуков. – Это архитектор, который строил Большой дворец в Московском Кремле! Нам не разрушать церковь надо, а взять ее под охрану государства!
Было это на районном партхозактиве, и Гирькин до сих пор помнил, как восхищенно смотрела на Ежукова Белла Аверкина, которая ходила тогда в первых районных красавицах и работала инструктором райкома комсомола.
И тогда словно кто-то толкнул Гирькина.
Он поднялся и сказал, что все так, как говорит уважаемый товарищ Ежуков, да не совсем…
– Малость преувеличивает товарищ Ежуков архитектурную ценность культового строения… Проект действительно архитектору Тону принадлежит, но это не особый, отдельный проект, а типовой… Как пятиэтажки, которые сейчас строят. Во многих городах и поселках они стоят… Только пятиэтажки наши в коммунизме, который к 1980 году у нас в стране построят, нужны будут, а эти типовые храмы вряд ли кому там потребуются. Нам и Кремлевского дворца, чтобы товарища Тона помнить, достаточно.
Вообще-то Гирькин только вчера от Ежукова и узнал, что храм по типовому проекту построен, и если бы спросили его, где еще подобные сооружения имеются, не смог бы ответить, но так ловко он сумел употребить полученные сведения, что никто не стал вопросов задавать. Заулыбались посмурневшие было члены райкома, и даже сам первый секретарь товарищ Абрамович в перерыве подманил пальцем Гирькина и спросил поощрительно: не с его ли отцом Димой Гирькиным он перед войной в областной партшколе учился?
А уж как инструктор райкома ВЛКСМ Белла Аверкина смотрела на Гирькина, когда он с секретарем райкома разговаривал, Анатолий Дмитриевич и сейчас, сорок пять лет спустя, помнил…
2
На том районном партхозактиве и назначили Гирькина ответственным за ликвидацию осиного гнезда религиозного культа.
И Гирькин оправдал доверие.
Хотя и имелись в поселке среди старушек несознательные личности, но комсомольское оцепление сдержало темные религиозные массы, и взрыв был осуществлен, как потом на районной партконференции говорили, на должной идеологической высоте.
Анатолий Дмитриевич жалел только, что не удалось перед взрывом – районный фотограф не приехал, а у школьного учителя физкультуры пленка в фотоаппарате кончилась! – запечатлеться на групповом снимке, но что делать, недаром говорится, что не умеем мы своей памятью дорожить.
Впрочем, Гирькин и без фотографии до сих пор все подробности этого взрыва совершенно отчетливо помнил.
Храм сначала чуть приподнялся вверх, а потом рухнул наземь, пропав во вздыбившейся земле и кирпичной пыли.
Когда осела пыль, на месте белоколонного храма только пригорок из кирпичей остался. Да еще земля вся вокруг, и трава, и могильные надгробья покраснели, словно кровь проступила.
3
На этом кладбище среди торчащих из земли могильных камней и сидел сейчас Гирькин, разглядывая сквозь легкий сигаретный дым речную даль.
Пожалуй, это тогда и случился счастливый поворот в его карьере, и он не застрял на лесозаводе, а начал подниматься вверх, и перед перестройкой стал директором весьма солидной фабрики в Питере.
И хотя в олигархи не выбился, конечно, – это Белла Ивановна злится, что отказался он на собрание местной партячейки прийти пять лет назад! – но вполне прилично себя обеспечил. И счет у него какой-никакой, а имеется, и четыре квартиры в Питере, и особнячок загородный… Так что и им с женой хватит, и внуку Алешке останется… Жалко, конечно, что сына Леонида не уберегли, но зато внука вырастили!
Ну, и здешний свой дом в поселке тоже не забывал Анатолий Дмитриевич. Все-таки хорошо тут, а главное – патриот он, если разобраться, и поселок своей малой родиной почитает, и гордится ею…
Докурив сигарету, Гирькин затушил ее, смяв о надгробье, на котором сидел. Но тут же стряхнул окурок на землю и даже пепел с камня счистил.
Зачем это сделал, он и сам не понял. Какая-то неожиданная возникла мысль, и надо было прислушаться… Давно уже думал Анатолий Дмитриевич что-нибудь хорошее для поселка сделать.
Можно было, например, завод выкупить или совхоз, но как только начинал прикидывать Анатолий Дмитриевич, что все свои сбережения в здешние убытки всадит, так и гасло благое намерение. Что-нибудь хорошее, конечно, хотелось для поселка сделать, но не такой же ценой…
И вот сейчас он подумал, а зачем завод, при чем тут сельское хозяйство?