– Я ведь тоже болею за свое дело, – сказал Мейер, улыбаясь одной из самых очаровательных своих улыбок. – Так что вы говорили насчет Клер?
Мак-Элрой только молча со злостью поглядел на него.
– А я считаю, что нам нужно его арестовать, – сказал Карелла.
– Арестовать меня? Да какого черта вы?.. Послушайте, – Мак-Элрой решил, по-видимому, проявить максимум выдержки. – Ровно в одиннадцать часов мне предстоит делать обход. Затем мне нужно будет выписать массу лекарств и проследить за их приемом. Потом мне необходимо...
– Да, мы знаем, что вы страшно заняты, – сказал Мейер.
– Мне нужно у двух пациентов взять спинномозговую жидкость, назначить и провести несколько внутривенных вливаний, да еще истории болезней.
– Да что тут время терять, поехали за ордером на арест, – сказал Карелла.
Мак-Элрой как-то сразу сник.
– Господи, и зачем только я решил стать врачом? – тоскливо спросил он, обращаясь в пространство.
– Как давно вы знаете Клер?
– Месяцев шесть примерно, – усталым голосом отозвался Мак-Элрой.
– Вам нравилось с ней работать?
– С ней всем нравилось работать. Хорошие работники социальных служб очень ценятся в больницах, а Клер была еще вдумчивым, ответственным человеком. Я просто в ужас пришел, когда прочел о том, что случилось. Такая милая и красивая девушка, да и работник замечательный!
– Были у нее какие-нибудь стычки с кем-нибудь здесь, в отделении?
– Нет.
– С докторами? С сестрами? С пациентами?
– Нет.
– Но послушайте, доктор Мак-Элрой, – сказал Мейер. – Она ведь все-таки была живым человеком, а не святой.
– Может быть, святой она и не была, – сказал Мак-Элрой, – но была чертовски хорошим работником. А хороший работник никогда не ввязывается в мелкие дрязги.
– Но дрязги бывали все-таки в вашем отделении?
– Дрязги бывают повсюду.
– Но Клер никогда не была в них замешана.
– Насколько мне известно – никогда, – сказал Мак-Элрой.
– А какие у нее были отношение с пациентами? Вы же не станете убеждать нас, что все пациенты отличались идеальным характером и примерным поведением и что...
– Нет, многие из наших пациентов нервны, раздражительны, а зачастую бывают и просто невыносимы.
– В таком случае ведь далеко не все воспринимали ее...
– Совершенно верно. Не все и не сразу приняли ее с распростертыми объятьями. Поначалу, по крайней мере.
– Так, значит, все-таки и у нее возникали проблемы.
– Поначалу – да. Но у Клер была просто изумительная способность находить буквально к каждому особый подход, как бы ключик какой-то, и ей почти всегда удавалось завоевать доверие пациента.
– Почти всегда?
– Да.
– А в каких же случаях это ей не удавалось? – спросил Карелла.
– Что?
– Почти всегда еще не означает всегда, доктор Мак-Элрой. Так, значит, у нее все-таки бывали неприятности с пациентами?
– Ничего серьезного не было. Не было ничего такого, с чем она не смогла бы справиться. Видите ли, я ведь как раз и пытаюсь втолковать вам, что Клер была человеком исключительно преданным своей работе, она умела просто великолепно обращаться с пациентами. Если же говорить откровенно, то сотрудники социальных служб зачастую приносят нам массу неприятностей. Но Клер это никоим образом не касается. Клер всегда была мягкой и терпеливой с пациентами, она умела входить в их положение и... просто она была очень хорошей и не о чем тут дальше толковать. Она прекрасно знала свою работу и, главное, любила ее. Она была прекрасным специалистом. Это, собственно, и все, что я могу сказать. Да что там – она даже... она не ограничивалась тем, что приходилось делать тут, в отделении. Она интересовалась дальнейшей судьбой своих пациентов. Она навещала их дома, помогала родственникам наладить жизнь. Поверьте, она была просто необыкновенным человеком.
– А чьи дома она посещала?
– Что?
– Ну, в дома каких пациентов она заходила?
– Ах, вот в чем дело... Ну, я точно не знаю. Она посещала нескольких. Но я не помню.
– А вы попытайтесь припомнить.
– Нет, честное слово...
– А вы все-таки попробуйте.
– Погодите, погодите, дайте подумать. Тут у нас лежал один мужчина с переломом обеих ног – производственная травма. Клер тогда проявила необычайный интерес к его семье. Проявляла заботу о детях, сидела с ними. Или вот в начале прошлого месяца поступила к нам женщина с прободением аппендикса. Жуть просто: тут и перитонит, и абсцессы, и вообще – все что угодно. Она пролежала у нас довольно долго, кстати ее и выписали-то только на прошлой неделе, если хотите знать. Клер очень внимательно отнеслась не только к ней, но и к ее дочери, девчонке лет шестнадцати. Она продолжала интересоваться ею даже после того, как женщину выписали из больницы.
– Как это понять?
– Она звонила ей.
– Этой девочке? Прямо отсюда – из отделения?
– Да.
– А о чем они разговаривали?
– Ну уж этого я не знаю. Я не подслушиваю чужие...
– И как часто она звонила ей?
– Ну, довольно часто, особенно последнюю неделю. – Мак-Элрой помолчал немного, припоминая. – А если уж быть точным до конца, то однажды девушка эта звонила ей сюда. Представьте, звонила в больницу.
– Правда? Прямо сюда звонила? А как зовут эту девочку?
– Этого я не знаю. Но можно посмотреть фамилию ее матери, она должна быть в истории болезни.
– Будьте любезны, – сказал Карелла.
– Вам это тоже кажется не совсем обычным, правда? – спросил Мейер. – Едва ли это принято – поддерживать контакты с дочерью пациентки уже после того, как саму пациентку выписали домой?
– Нет, ничего особенно странного тут нет. Большинство сотрудников социальных служб не выпускают из поля зрения своих подопечных, а, как я уже сказал, Клер...
– А не кажется ли вам, что в случае с этой девушкой имела место и личная заинтересованность?
– Клер всегда и во всем...
– Извините, доктор Мак-Элрой, но, я полагаю, вы понимаете, что я имею в виду. Была ли заинтересованность Клер Таунсенд в судьбе этой девушки большей, чем в судьбе любой другой пациентки или кого-нибудь из членов их семей?
Мак-Элрой долго обдумывал ответ. Наконец он произнес:
– Думаю, что да.
– Так. А теперь не покажете ли вы нам историю болезни?
* * *
Вернувшись в участок, детектив Хол Уиллис засел за изучение результатов вскрытия трупа Энтони Ла-Скала. В заключении патологоанатома указывалось, что причиной смерти явились три огнестрельные раны, нанесенные пулями, выпущенными из пистолета сорок пятого калибра, прошедшими сквозь сердце и легкие умершего. В результате чего и наступила смерть, которую следует считать мгновенной. Однако в заключении также говорилось и о том, что на венах покойного, особенно на внутренней стороне локтевого сгиба и предплечьях имеются многочисленные шрамы длиной от трех до двадцати пяти миллиметров и шириной в два-три миллиметра. На основании этого, а также в связи с обнаружением значительного количества героина в крови Ла-Скала эксперт пришел к выводу, что погибший вводил себе внутривенно именно этот наркотик и что наркотики он принимает уже достаточно длительное время, о чем можно судить по числу шрамов и по образовавшимся утолщениям на стенках сосудов.
Уиллис положил заключение на место – в папку под названием “Дело Клинга” и подошел к Брауну, сидевшему за соседним столом.
– Ну, как тебе это нравится – нам подсунули какого-то паршивого наркомана. А теперь попробуй-ка разыщи его адрес. Где его искать? Где-нибудь под скамейкой в Гровер-Парке? Да и как искать родственников или друзей этого проклятого наркомана?
Браун на минуту задумался.
– А знаешь, может быть, это и есть то, что нам нужно, – сделал он неожиданный вывод. – Послушай, Хол, наркоманы ведь бывают замешаны в чем угодно. – Он удовлетворенно кивнул. – Очень может быть, что это та самая ниточка, которая нам поможет.
И это походило на правду.
Глава 9
Наступил понедельник.