В общем, выяснилось, что русский шпион оказался даже уже и не русским шпионом, а местным подданным. Хоть и недавним, но все-таки местным. И вообще он оказался не шпионом, а сумасшедшим.

— Понимаешь, Сидоров, — рассказывал Левит, — любой турист знает, что Мессия должен явиться в Иерусалим с востока, то есть со стороны Масличной горы и войти в город через Золотые ворота. А эти ворота, чтоб ты знал, наглухо заложены камнем. Настолько глухо заложены, что это уже не ворота, а просто стена. Зачем ворота заложены камнем? Это, Сидоров, отдельный вопрос. Скорей всего тут одно из двух: или затем, чтобы через эти ворота не шлялся каждый, кому это взбредет в голову, или затем, чтобы Мессия, если он таки придет, не мог попасть в город. Что, конечно, смешно. Потому что для Мессии эти камни — полная ерунда.

— Согласен, — согласился Сидоров, опрокидывая рюмку. — Полная ерунда. Если у нас в Кремле Спасские или, допустим, Боровицкие ворота камнем заложить, так что ж это будет? Это ж не только Мессия, это ж и президент не пройдет.

— Так вот, Сидоров, — продолжил Левит, тоже изрядно отхлебнув. — С месяц назад на Масличной горе, немножко выше Гефсиманского сада, объявился интересный субъект человека в белых кальсонах на завязках, больничном халате и в цилиндре, как у Пушкина. Поэтому его сразу заметили. Левой рукой он прижимал к груди средних размеров овальное зеркало, какие обычно в московских больницах вешают над умывальниками, а правой размахивал большим молотком, покрашенным в красную пожарную краску. Чтоб ты знал, Сидоров, что я раньше жил в Москве и был такой же мент, как и ты, поэтому про зеркало и пожарную краску знаю точно.

— А здесь ты кто?

— А здесь я опер.

— Тогда согласен, — опять согласился Сидоров, который, во-первых, уважал ментов, а во-вторых, в московских больницах ему тоже бывать доводилось.

— Так слушай сюда. Этот пародия на человека шел по узкой дороге вниз, к руслу Кедрона. Знаешь, где русло Кедрона? Вот туда он и шел. И надо сказать, что шел не очень ровно. Можно даже сказать, что его сильно качало, как в шторм на море. И при этом во все горло на чистейшем русском языке распевал известную песню “Враги сожгли родную хату”.

— Во дает! — восхитился Сидоров. — Наш человек.

— Был ваш, — поправил его Левит. — Так вот. Спотыкаясь о белые мраморные могильные плиты самого дорогого в мире кладбища, он таки добрался до оврага, как-то перескочил целым и невредимым автомобильную трассу и стал карабкаться вверх по склону к Золотым воротам.

Сидоров слушал, затаив дыхание.

— Полицейские окружили его уже у самых ворот в тот момент, когда он пытался своим молотком пробить дыру в стене. И отвезли в участок. Когда вызвали меня, я, конечно, первым делом спросил, кто он такой. И знаешь, Сидоров, что он ответил? Я посланник, — ответил он. — Я сюда буду посланный. Кем посланный? Какой разведкой? Что за задание? Я правильно спросил?

— Что за вопрос? Все бы так спросили.

— А он, вместо того чтобы отвечать, стал буйный, как опять-таки шторм на море. Он стал угрожать полицейским, кричал, что разобьет молотком зеркало и тогда уже никто, нигде и никогда не будет отражаться. В первую очередь — полицейские. И тогда настанет полный и окончательный конец света.

Левит вздохнул, разлил водку, а когда выпили, продолжил:

— Мы, конечно, посмеялись. Что нам это зеркало? Что, уже в стране дефицит зеркал? Но сам экземпляр интересный.

Не узнать в этом красочном портрете Ипсиланти не мог даже Сидоров, хоть он никогда его не видел, а ориентировался по устному описанию. Поэтому, не удержавшись, он воскликнул:

— Ипсиланти! Это точно он!

— Я не знаю, кто такой Ипсиланти, — отреагировал Левит, — но паспорт у этого сумасшедшего был на имя некоего Гурвица. Выяснилось, что он из новых репатриантов. Алим хадаш, как здесь говорят.

Так ситуация и разъяснилась. Правда, хотелось бы отметить вот что: когда дело получило огласку, все представители местных религий, включая православных, католиков, мусульман и, естественно, иудеев, как сговорились. Позабыв все вековые разногласия, они дружно потребовали этого сумасшедшего упечь за решетку. И надолго упечь. Желательно, навсегда. Или отправить туда, куда известный пророк Амос баранов не гонял. И приставить к нему усиленную охрану. Что их так возбудило, что заставило всех разом отвлечься от молитв и дел небесных, — даже трудно представить. Мало ли сумасшедших бродит по иерусалимским холмам? Активное солнце, как говорится, не способствует. Или, наоборот, способствует. Так что же, всех сажать?

Но полицейские власти оказались более гуманными, чем религиозные, и отправили его на излечение в местный дом скорби. Там ему инкриминировали что-то вроде маниакально-депрессивного психоза или биполярного синдрома, что, в общем, одно и то же. Но при этом предоставили все удобства бытия, а квалифицированный медперсонал отнесся к неудавшемуся шпиону со всем подобающим вниманием.

Второе дело закончилось менее успешно, хотя начало выдалось многообещающим. Речь, естественно, о начальнике отдела по борьбе с исчезновениями полковнике Иванове. Вышестоящие органы пошли на принцип, потому что утеря полковника бросала громадную тень на мундир. К тому же исчез не кто-нибудь — исчез целый полковник. Или, точнее говоря, полный полковник. Человек, имевший доступ и владевший секретами. Причем, исчез вместе с папкой, в которой были все ценные материалы по делу Савченко и личное дело самого Иванова. Даже фотографии не осталось. Поэтому на поиски была спущена целая бригада из трех человек во главе с майором Дроботом.

В первую очередь опытные сотрудники запросили кассы аэропортов и железнодорожных вокзалов, желая выяснить, не приобретал ли Иванов какого-нибудь билета. Оказалось, приобретал. С тех пор как полковник исчез, билеты только в московских кассах приобрели в общей сложности восемьсот шестьдесят семь Ивановых, двадцать Иванцовых, пятнадцать Иванушкиных, два Иванченко и даже один Иванидзе.

Пришлось срочно делать фоторобот и сузить круг поисков до определенной даты и примерного времени. Что было не так уж и трудно, если учесть, что еще днем Иванов в полном мундире, как и положено, присутствовал на совещании в вышестоящем органе, а уже утром его не могли найти ни в мундире, ни без мундира. Как и следовало ожидать, хитроумный план сработал. Кассирша на Ярославском вокзале немедленно опознала фоторобот и, покопавшись в компьютере, доложила, что искомый Иванов брал билет до Архангельска.

В Архангельске было проще. Во-первых, Архангельск насчитывал гораздо меньше Ивановых, чем транзитная Москва. А во-вторых, посовещавшись, оперативная группа пришла к выводу, что из Архангельска уже и ехать некуда — только плыть. И вывод этот немедленно подтвердился в порту, где были опознаны и сам фоторобот, бравший билет на теплоход до Большого Соловецкого острова, и торчавшая у него под мышкой папка красного цвета. В общем, круг поисков сужался прямо на глазах. На Соловках Иванова и его полковничий мундир разве что только куры не разглядели. Потому что подслеповаты. Как сообщили обретавшиеся вокруг монастырской стены бичи и бродяги, человек в мундире наотрез отказался с ними выпить, хотя и было предложено. Побрезговал. И отправился тайгой к северному мысу Ребалда, откуда рукой подать до Анзера-острова — через пролив. И точно: куковавший на мысе мужичонка, владелец карбаса, признался, что перевез полковника на Анзер-остров всего за бутылку спирта. Лишнего не брал.