Бершин Ефим

Ассистент клоуна

Роман

И взяли его и бросили его в колодец;

колодец же тот был пуст; воды в нем не было. Бытие; 37-24

I. Сотворение “рыжего”

Меня тащили вверх на веревке, как бадью из колодца.

Ну, не на веревке, конечно. На обыкновенном страховочном тросе. Лонжа называется. Со дна манежа. Под купол. Внизу, как вода в потревоженном колодце, плескались аплодисменты. Поэтому я только наверху начал понимать, что, если глядеть из-под купола, то манеж — форменный колодец. Только без воды. Но с аплодисментами.

В общем, сам виноват. Ходил, можно сказать, как неприкаянный, все дурачка из себя изображал, никак не мог решить, куда бы приткнуться. Вот Антошка и предложил поработать у него ассистентом. По дружбе, так сказать. А он — клоун, этот Антошка. Настоящий. Просто, как говорится, от бога клоун. Клоун, и больше ничего, кроме клоуна. Так вот, случайного человека брать к себе в ассистенты он не хотел, а мне предложил. Хотя я еще больше случайный, чем кто. Но Антошка сразу сказал:

— Если бы я был каким-нибудь трактористом или даже ассенизатором высокой квалификации, не взял бы ни за что. Потому как рассеянный ты какой-то, прямо вылитый “рыжий”.

— Это я-то рыжий? — возмутился я. — Я от рождения, можно сказать, практический брюнет.

— Нет, “рыжий”, — настаивал Антошка. — И вообще ты все равно по жизни бесплатный клоун. А тут хоть какую-никакую зарплату будешь получать.

Ну, я и согласился. А что такое ассистент клоуна? Да ничего. Кукла тряпичная. Только ленивый не пнет. Лишь бы смешно. А что смешного-то? Что смешного, я вас спрашиваю, в том, чтобы пнуть человека? Однако я уже заметил, что публике нравится, когда кого-то бьют. Особенно задумчивых. Антошке-то что? Его и бить не надо. Шляпу наденет, язык высунет — весь зал закатывается. Рожа у него такая. Он как-то во время гастролей поспорил с Колей Секвойским на кусок мяса из тигриного рациона, что публика будет покатываться, даже если он ей просто палец покажет. Коля не поверил. И зря. Вышел Антошка на манеж, руки за спину спрятал и смотрит полностью отсутствующим взглядом. Как будто нет его. И стоит. И ничего не делает. Публика, естественно, ждет подвоха. А он стоит. И опять ничего не делает. Потом вдруг как достал руки из-за спины и — палец им. Зал просто взорвался. Пришлось Коле у тигров мясо изымать.

А у меня все наоборот. Пока не пнут — плакать хочется, а как леща отвесят — сразу смешно. Любит народ, как уже было сказано, когда задумчивых бьют. И правильно. Мало ли о чем они там думают, эти задумчивые. Лучше сразу побить, пока до чего-нибудь не додумались. Короче, пал я жертвой собственного честолюбия. Согласился. Искусился, можно сказать. Дурак дураком — но люди-то на тебя смотрят. Деньги за билет платят. Аплодируют. Так и застрял я на этой должности. Может, и смешная слава, а все-таки слава. На афишах мое имя пишут. Хоть и маленькими буквами, хоть и в самом углу, а все-таки пишут. Один раз у выхода из цирка даже автограф попросили. Женщина одна. Я и сам удивился: как узнала? А она смотрит на меня — ну прямо-таки с большим состраданием на меня смотрит:

— Очень, — говорит, — мне вас жалко было. Прямо так жалко, аж слеза покатилась. Чуть на манеж не выскочила, чтобы за вас заступиться.

Интеллигентная такая женщина. Представляю, что было бы с залом, если бы она все-таки выскочила.

Но все равно приятно. Хотя какой из меня ассистент? Я только на работе ассистент, а по жизни — самый настоящий клоун. Прав Антошка.

Так вот. Над ассистентом клоуна, как я уже сказал, только ленивый не измывается. В лучшем случае пинка дадут. А так и всерьез побить могут. Лишь бы смешно. А иногда и просто за человека не держат. Вот, к примеру, включили опять в программу знаменитого иллюзиониста Георгия Ипсиланти. То ли он грек, этот Ипсиланти, то ли просто фамилия такая, но иллюзионист знатный. Он за собой одного только реквизита возил с тонну весом. Сумасшедший, одним словом. Был у него один ящик — черный такой и продолговатый. Как гроб. А внутри — сплошные зеркала. Я заглядывал. Причем зеркала все под определенными углами выставлены. Запускает он в этот ящик парочку девиц, поколдует, потом ящик открывает — девиц как не бывало. Улетели, как птички с ветки. Зал, конечно, заходится от восторга. Ну, соответственно, потом опять колдует, открывает — девицы на месте. Фокус, в общем. Так я этому Ипсиланти как-то и сказал:

— Ты, — говорю, — Жора, просто фокусник.

А он не то чтобы обиделся, нет, но посмотрел на меня как-то нехорошо. Не то чтобы пренебрежительно, но даже жалостливо как-то посмотрел. Вроде как, что с дурака взять? Ассистент — он и есть ассистент. Тем более — ассистент клоуна. Ну, все мне и высказал.

— Ты, конечно, думаешь, что ты человек? Да? — презрительно спросил Ипсиланти. — А ты есть никто. Так, игра зеркал. Солнечный зайчик с отчеством.

И нехорошо засмеялся.

Я, кстати, знал уже, что Ипсиланти не просто иллюзионист, а, если можно так выразиться, иллюзионист-естествоиспытатель. Да еще и теоретик при этом. То есть он так про себя думал. Во время прошлых гастролей как-то сидели мы с ним во дворике нашего шапито, в вагончике, по крыше которого барабанил ливень, и элементарно пили водку. Тут он по пьяному делу и проболтался. Достал блокнот и стал зачитывать обрывки мыслей. Из мыслей этих следовало, что на свете ничего нету и в то же время все есть. Потому что мир — это гигантское зеркало, в котором ничего не происходит. Трюмо такое. И это мировое зеркало просто отражает то, что делается внутри человеков. Какие человеки — такой и мир. Самого же человека тоже нет, потому что внешность человека — всего лишь отражение того, что происходит у него внутри. А внутри чего только не происходит, в том числе и малоприятного. Так я понял. В общем, бред сумасшедшего.

— Зеркало! — орал пьяный Ипсиланти. — И все мы в этом зеркале! Все до единого. От Иисуса Христа до твоей Соньки. Вот в чем главная проблема!

— В чем проблема-то? — не понял я. — Ну, хорошо, все в зеркале. А проблема в чем?

— Как это в чем? — поразился моей недогадливости Ипсиланти. — Не будет никому счастья в этом мире, пока вместе, в одном, можно сказать, зеркале живут грешники и праведники. Понятно?

— Понятно.

— В том-то и дело, что идея всем понятна, но никто не знает, что делать. А нужно произвести отбор и уничтожить зло в самом корне — в нутре человеческом.

— Вместе с человеком?

— Надо будет если, так и вместе с человеком! — решительно объявил Ипсиланти. — А как иначе? Написано — значит, исполнится.

— Что? — ужаснулся я. — Убивать? За это же статья!

— Никакой уголовщины! — заорал Ипсиланти. — Привыкли сразу убивать. Идея сама все сделает. Главное — найти ключ к этой идее. И знаешь, где он?

— Нет, — помотал я головой. — Не знаю.