Том поспешил присоединиться к ее веселью. Он понятия не имел, кто такой мистер Фергюсон, но чувствовал, что лучше будет притвориться, будто ему известно об этом господине все — от размера ботинок до марки крема для бритья, которую он предпочитает.

— От вас ничего не скроешь, мисс Хаггерти, — проговорил он с уважением. — Вы необыкновенно умны.

Клер осталась довольна таким комплиментом.

— Благодарю, капитан. Но мне, право же, было совсем не трудно догадаться, что ваши ученые изобрели машину времени, чтобы попасть в наш век и убить создателя автоматов, прежде чем его творения разрушат Лондон и убьют столько ни в чем не повинных людей.

Изменить прошлое? Что за странная идея?

— Вы правы, Клер. Я прибыл сюда, чтобы убить Фергюсона и спасти мир.

Девушка продолжала:

— Но у вас ничего не вышло, ведь я была в будущем и своими глазами видела войну.

— Вы, как всегда, правы, Клер, — признал Том, радуясь возможности называть собеседницу по имени.

— Ваша миссия провалилась, — грустно проговорила девушка. Потом она внимательно посмотрела на Тома и спросила: — Но почему? Из-за временных туннелей?

Том развел руками, пасуя перед ее сообразительностью.

— Именно, — заявил он, подхваченный внезапной волной вдохновения. — Я несколько раз пытался выследить Фергюсона, но тщетно. Мне просто не хватало времени. Так что, если встретите меня на улице, не окликайте: скорее всего, я вас не узнаю.

Клер моргнула, пытаясь осмыслить его слова.

— Ясно, — произнесла она наконец. — Для меня эти встречи произойдут после нашего чаепития, а для вас раньше.

— Точно, — согласился Блант, воодушевленный тем, как легко мисс Хаггерти верила его лжи. — Вы думаете, что сегодня я появился здесь впервые, но это не так. Я успел наведаться в вашу эпоху раз шесть, не меньше. А эта вылазка, которую вы сочли первой, на самом деле может стать последней, поскольку машину только что запретили.

— Запретили? — переспросила заинтригованная Клер.

Том отхлебнул чаю, чтобы перевести дух, и с новыми силами ринулся в бой:

— Да, Клер. Машину изобрели в разгар войны, но вскоре ученые открестились от своего детища. Они решили, что нельзя менять прошлое, и сосредоточились на создании нового оружия, способного сокрушить автоматы. — Клер кивнула, вспомнив обмундирование повстанцев. — Машина мгновенно превратилась в бесполезную груду железа, которую к тому же пришлось охранять, чтобы никому неповадно было использовать ее по своему усмотрению. Я обманул охрану и тайком пробрался в прошлое, но мне удалось открыть один-единственный туннель всего на десять часов, из которых теперь осталось ровно три. Это все время, которым я располагаю, Клер. Потом мне придется вернуться домой. За самовольное использование машины меня казнят — и не посмотрят, что я герой. В общем, через три часа… мы расстанемся навсегда.

Завершив эту пламенную речь, Блант ласково пожал руку Клер и мысленно поздравил себя с победой. К собственному изумлению, он не только избежал нового свидания, но и сумел внушить мисс Хаггерти мысль о том, что у них в запасе всего три часа. Ровно три. Ни минутой больше.

— Вы рисковали жизнью, чтобы вернуть мне зонтик, — медленно проговорила Клер, пораженная тем, что кто-то осмелился на такое ради нее.

— Зонтик — только предлог. — Молодой человек перегнулся через стол, чтобы заглянуть ей прямо в глаза.

Пора, сказал он себе. Теперь или никогда.

— Я хотел снова встретиться с вами, потому что я люблю вас, Клер, — солгал он так убедительно, как только мог.

Слово было сказано. Теперь ей предстояло дать ответ. Признаться в любви отважному капитану Шеклтону.

— Когда же вы успели меня полюбить? Ведь мы почти незнакомы, — спросила девушка, кокетливо улыбаясь.

Такого ответа Том не ожидал. Чтобы скрыть раздражение, он уткнулся в чашку с чаем. Она что, не поняла, что у них нет времени на пустую болтовню? Или он неясно выразился? Поставив чашку на блюдце, Том обратил полный тоски взор на фасад пансиона, чьи мягкие перины и свежие простыни с каждой минутой становились все более недостижимыми. Девчонка права, они действительно почти незнакомы. А раз так, вряд ли им суждено оказаться в одной постели. Баталия проиграна. Хотя почему, собственно говоря, незнакомы? Разве он не из будущего? Разве это знакомство не могло состояться чуть позже? Что, если между сегодняшним днем и 2000 годом произошло нечто такое, что их сблизило? Надо только придумать что, и эта мисс Хаггерти пойдет за ним, словно овечка за пастухом.

— Ты ошибаешься, Клер. Я знаю тебя очень хорошо, куда лучше, чем ты можешь вообразить, — доверительно произнес Том, нежно, словно раненого воробышка, держа ее руку в своих ладонях. — Я знаю, что ты за человек, о чем мечтаешь, что любишь, что думаешь о мире. Я знаю о тебе все, а ты знаешь все обо мне. И я люблю тебя, Клер. Я полюбил тебя в час, который еще не пробил.

Глаза Клер сделались огромными от изумления.

— Но если мы больше не увидимся, — сообразила она, — то как сможем узнать друг друга? И полюбить?

Молодого человека прошиб холодный пот: он понял, что угодил в собственную ловушку. Мысленно обругав себя, Том уставился в окно, надеясь выиграть время. Что же предпринять? По улице катились равнодушные к его беде экипажи, между ними попадались тележки торговцев. На углу торчал ярко-красный почтовый ящик с монограммой королевы Виктории на крышке.

— Я влюбился в тебя, когда прочел твои письма, — нашелся Том.

— Письма? О чем ты говоришь? — воскликнула пораженная девушка.

— О любовных письмах, которые мы писали друг другу.

Клер, не отрываясь, смотрела на Тома. И он понял: то, что вот-вот будет сказано, должно прозвучать совершенно правдоподобно, ведь от этого будет зависеть, покорится ему гордая красавица или даст пощечину и прогонит прочь. Блант закрыл глаза и нацепил глуповатую улыбку, какая, по его мнению, приличествовала человеку, погруженному в романтические воспоминания.

— Это случилось во время моей первой экспедиции в твою эпоху, — заговорил он медленно. — Я вышел из отверстия на том самом холме и пешком отправился в Лондон. Там я убедился, что машина работает превосходно и временной туннель привел меня куда следовало: в восьмое ноября тысяча восемьсот девяносто шестого года.

— Восьмое ноября?

— Да, Клер, это было восьмого ноября, то есть послезавтра, — подтвердил Том. — Тогда я впервые оказался в твоем времени. Впрочем, я не успел даже как следует оглядеться: до закрытия прохода оставалось совсем немного. Я поспешил обратно к холму, чтобы вернуться в двухтысячный год, и по дороге заметил то, на что раньше не обратил внимания.

— Что? — спросила Клер, едва дыша.

— У могилы некоего Джона Пичи, под камнем, белел листок бумаги. Я поднял его и с удивлением обнаружил, что это письмо, адресованное мне.

Девушка ловила губами воздух, онемев от изумления. Том с легкой улыбкой наблюдал за тем, как она силится взять себя в руки, осмыслить его слова, осознать, что это она первой сделала роковое признание, вернее, сделает в недалеком будущем. Ведь капитан Шеклтон влюбился в Клер Хаггерти лишь в ответ на ее чувства. Клер смотрела в свою чашку и, словно в волшебном колодце, видела в ней, как он в 2000 году читает письмо давно умершей незнакомки из бесследно прошедшей эпохи. Письмо, написанное ее рукой. Не давая девушке опомниться, Том ринулся в бой, как лесоруб, который заметил, что дерево дрогнуло под его топором, и, вопреки усталости, собрал все силы для решительного удара.

— Ты писала, что нам предстоит познакомиться в будущем, точнее, мне предстоит узнать тебя, поскольку ты меня уже знаешь, — продолжал он. — И просила, чтобы я непременно тебе ответил. Не скрою, все это показалось мне странным, но я все же написал ответ и во время следующего визита в девятнадцатый век оставил его под камнем. В другой раз я забрал твой ответ, и между нами завязалась настоящая переписка сквозь века.

— Боже мой, — прошептала девушка.