— Ты чего мне за херню такую дал? — полюбопытствовал Михалыч.

И, с самой добродушной своей иронией, добавил:

— Нассал что ль туда для крепости?

И съёжился при этом на всякий случай, ожидая, что незнакомец двинет ему в челюсть, не оценив всей тонкости его юмора.

Незнакомец же, обнажив в улыбке длинные тёмно-жёлтые клыки («рожа у него — страшней моей» подумал Михалыч), начертил в воздухе какой-то замысловатый знак и тут же выхватил, неизвестно откуда, вторую такую же бутылку.

— «Инферно Брюэри и Компания», — нараспев произнёс незнакомец. — Сварено в преисподней, одобрено к применению во всех сферах мироздания…

И, подумав, добавил:

— Кроме, разве что, рая…

И странно захихикал.

«Ёбн. тый» подумал Михалыч.

И задал второй вопрос:

— Ты кто?

— Чёрт, — просто и ясно ответил незнакомец. — Явился для совместного распития спиртных напитков и последующего соблазнения.

«Допился» с обречённостью и равнодушием к своей судьбе подумал Михалыч. «А, может, не я, а он допился?»

И тут Михалыч вздрогнул, словно обдало его холодом.

«Соблазнения… Пидор он, что ли?»

И взглянул на незнакомца теперь уже с подозрением.

С таким уродом трахаться ему не хотелось. По крайней мере, за одно только пиво…

— И откуда ты, хер волосатый, взялся тут? — уже с вызовом спросил Михалыч (на всякий случай, правда, опять сжавшись и даже приготовившись быстро, с первого же удара, хлопнуться на землю и отключиться до лучших времён).

— Из Ада, — всё так же просто и коротко пояснил Анемподист. — Явился в серую сферу мироздания по основному каналу перемещения в связи с поступившим вызовом. В настоящее время прохожу службу соблазнителем сорок шестого разряда, наград и благодарностей не имею, время выслуги — пятьдесят четыре года. Зовут Анемподист. Что заказывать будем?

— Ёб тыть, — произнёс Михалыч, пытаясь осознать услышанное. — А, может, того… Ещё за пивом сгоняешь?

И, почти демонстративно поставив пустую бутылку на асфальт, резко пнул её. Та, жалобно зазвенев, откатилась к самому краю площадки.

«Тоже ведь ритуал» подумал Анемподист. «А некоторые ещё и об землю бьют».

И проделал то же со своей.

— А, может, не будем на мелочи размениваться? — спросил Анемподист и, опять щёлкнув пальцами и вычертив замысловатый знак (при этих его действиях Михалыч уже заметно оживился и даже начал слегка подпрыгивать) достал прямо из воздуха что-то светлое, на пиво явно не похожее, но столь же знакомое и родное.

— «Гжелки», холодненькой? — и Анемподист с ухватками профессионального официанта выставил прямо на асфальт две неизвестно откуда взявшихся рюмки.

«А с реквизитом я переборщил» подумал Анемподист. «Этот засранец и из пластикового стаканчика упился бы за милую душу. Если он рюмку разобьёт — мне её до Страшного Суда бухгалтерия не спишет».

Но заниматься дематериализацией ему уже не хотелось и для не искушённого в бонтонах и комильфо Михалыча скромная вечерняя выпивка обрела вдруг черты великосветского раута (ещё бы, с такой то посудой и обхождением).

После пятого «ну, будем!» Михалыч уже обнимал мохнатого друга за плечи и демонстрировал полную готовность к соблазнению.

— Нет, ну ты сам пойми, — ораторствовал Михалыч, — ведь, б…ь, ни одна сука даже в подъезд не пускает. А чё у них там? Дворец что ли? Да раз…би их душу! Там же зассано всё! Сами в говне живут! Все в говне живут, а мне — гуляй, дескать!

— А у тебя что, с квартирой проблемы? — спросил Анемподист. — Нету?

— Почему нету? Была! — с гордостью ответил Михалыч. — В Коломне, на сто первом километре. Слышал по такие? Как с «химии» откинулся…

«Криминальный пролетариат» отметил про себя Анемподист. «Классический случай. Ну что ж, попробуем вариант со сканированием мозга.»

— …И с бабой той вместе выпили, — вдруг с середины начал рассказывать какую-то историю Михалыч. — Баба то ослепла, её и в больницу… А потом и вообще того… А я то оклемался. Пил то меньше, да и поздоровей её буду. Поздоровей буду, говорю. У самого то тоже и с глазами, и с сердцем… Да и вся жизнь такая, е…ь её!

— Хочешь, здоровым сделаю? — предложил Анемподист. — Как в молодости. Хочешь?

— Я те так скажу, — тоном античного мудреца ответствовал Михалыч, — здоровья должно быть ровно столько, чтобы на выпивку хватало. А всё, что больше — всё равно пропьёшь. Ну, будем!

— А, может, и на что другое здоровье пригодится? — выпив, вновь вернулся к той же теме Анемподист. — Для баб, например?

— Да не стоит у меня на этих бля. ей, — отмахнулся Михалыч.

— А если встанет? — упорствовал Анемподист.

— Не пиз. и, мужик, — закрыл тему Михалыч. — Я уж говна с ними наелся. Я пацаном был — у меня кореш один по малолетке на такой-то херне залетел…То ли он чего, то ли она кричала…Так на зоне и вскрылся…Я, когда откинулся, подумал — к еб. не матери. Вот с той бабой, е. ть ту Люсю… Да не, она не Люся, её Катькой вроде звали…

— Михалыч, закрой еб. льник! — раздался вдруг строгий начальственный голос.

Михалыч тут же осёкся и испуганно затих.

В ярком сете голой лампочки, в проёме настежь открытой двери одной из палаток, примыкавших вплотную к площадке, опираясь мускулистой лапой о дверной косяк, стоял в полурасстёгнутой рубахе сонный продавец Костя (он же, по совместительству и охранник этой палатки).

— Покемарить не даёшь, козёл, — продолжал Костя. — Чего распизд. лся на ночь глядя? По еб. льнику захотел?! Чего молчишь?! Я тебя спрашиваю!

— Да я вот… с человеком, — промычал Михалыч.

— Ты чё разводишь, говно?! — начал заводиться Костя. — С каким ещё, на х. й, человеком?

Он и в самом деле видел только пустую, полутёмную в наступивших сумерках площадку и болтающего с собой оборванного старика, размахивающего руками и раскачивающегося на скрипучем ящике.

Анемподист не любил свидетелей и всегда видим был только тем, кого он являлся соблазнять.

И никто более видеть его не мог.

«Заткнись и спать» мысленно скомандовал Анемподист.

Костя тут же заткнулся и пошёл спать, с грохотом захлопнув дверь.

— А теперь, Спиноза Цицеронович, ближе к теме, — решительно пресёк горестные и путанные рассказы Михалыча Анемподист. — Я уже сказал, что по мелочам размениваться мы не будем…

— И хлопнем, и добавим, — закивал и запрыгал Михалыч.

И хлопнул, и добавил.

— И приступим мы с тобою, друг мой любезный, к Великому Соблазнению, — не давая себя сбить с мысли, продолжал Анемподист. — Я тебе ничего предлагать не буду. И ты мне ничего не заказывай. А поступим мы следующим образом. Закрой глаза и представь что-нибудь необычное. Странное. То, что снилось когда-нибудь или привиделось. Любую вещь, любой предмет. Только должно это быть что-то очень, очень Необычное.

«Да такое, чтобы весь мир божий и всё это воинство небесное содрогнулось» мысленно добавил Анемподист.

И вслух продолжил:

— И, представив это, возжелай. Пожелай иметь это сейчас, здесь, прямо в этом дерьме, в этом вонючем, зассанном, засранном, залюбленном Христом мире! Пожелай, чтобы Это было. И пусть это будет первое, что придёт тебе в голову. Пусть даже не один образ, пусть много. Я это сделаю! Я клянусь — ты получишь Это!

— Чего надо то? — почти шёпотом спросил Михалыч, каким-то особенным чутьём сообразив, что собутыльник его учудит сейчас такое, что либо он, Михалыч, будет сыт и пьян до конца дней своих, либо закончит дни эти в очередных мордовских лагерях.

— Закрой глаза! — скомандовал Анемподист.

Михалыч послушно закрыл.

«Режим сканирования активизирован» услышал Анемподист доклад дежурного чёрта. «Анализаторы сознания и подсознания включены. Блокировка памяти отключена. Режим экстремальной материализации инициализирован. Статус — полная готовность.»

«Принято» по телепатической связи ответил Анемподист. «Ну, чёрная команда, не подведи!»

— А теперь представляй, — скомандовал Анемподист и, прошептав заклинание, поднял руки чёрными ладонями к небу.