— Значит, другой вид… — протянул задумчиво Володька после изрядного молчания.

— Может быть, и другой вид, — мягко поправил Товстолес. — Вы не вывезли тру… тушу убитого медведя?

— Сначала вывезли Ивана и… других. Что осталось от них, то и вывезли. Приехали на другой день — туши нет. Вид такой, что волочили тяжелое. До озера дотащили, на крутом берегу следы, будто ели они тушу, рвали, а потом она как исчезла, туша. Тоже странно…

— В этой истории многовато странностей, ваша правда. Только прошу вас очень, не впадайте в дурную мистику! — профессор поднял ладонь, словно преграждал ею путь мистике сюда, к самовару и человеческому общежитию. — То, чего мы не знаем сегодня — это то, что мы узнаем завтра.

Помолчали. Очень уж непростой разговор…

— А не странно, что мы тут всю жизнь прожили, и про другой вид медведя никогда не слышали? — поднял вдруг голову Кольша. — Мы же не детишки все-таки, мы охотники… У меня семь медведей на счету, у Володьки не столько, но все же…

— Гхм… Как раз даже странно, что этот вопрос задает охотник… Кольша, вам никогда не доводилось ходить через лес, который вам казался пустым? А на самом деле в лесу были медведи, ходили чуть не по пятам… Бывало такое?

— Так ведь всегда можно проверить — посмотреть следы у водопоев, на тропинках. Ни один зверь не может жить без тропинок и без воды. А если думаешь, за тобой может идти, надо развернуться, да пройти с километр по той же дороге… Наверняка будут следы, если он за тобой шел…

— Все так. Но бывает, что зверя в лесу не видно, хотя он там превосходнейшим образом есть?

— Ну, бывает…

— А если зверь умный, не хочет, чтобы вы его нашли?

— А с чего это он такой умный?

— Николай, вы слыхали что-то о келючах?

— Не-ет…

— Напрасно-с…

И Товстолес опять заговорил своим ужасно культурным голосом, с профессорскими модуляциями.

— Келюч — это морж-разбойник, хищный морж. Келючом становится моржонок, у которого погибла мать, когда он уже питается не молоком, но остается еще совсем беспомощным.

Большинство моржат, которые уже едят моллюсков, все равно погибнут без матери, потому что у них еще нет бивней, и добывать пищу нечем. Ведь моржи своими бивнями взрыхляют морское дно, добывают зарывшихся в ил моллюсков и едят их. Это основная пища моржей, и пока детеныш маленький, мать взрывает дно моря за него, а моржонок подбирает раковины.

Если мать погибла, а у детеныша еще не выросли клыки, моржонок обречен… если он не сумеет стать хищником. Моржи иногда ловят рыбу — а такой моржонок будет ловить рыбу не время от времени, а постоянно, и будет предпочитать рыбу моллюскам. Келюч — это морж, который вырос активным хищником, и даже когда клыки выросли, он предпочитает рыбу и мясо моллюскам. Он будет ловить уток, нерп, тюленей, и поедать их. А собирать моллюсков будет только тогда, когда не сможет добыть мяса.

Келюч беспощаден и грозен; он во много раз опаснее белого медведя, даже взрослого самца. Взрослый морж не боится белого медведя, умеет отбиваться от него своими клыками… Ведь белый медведь весит полтонны, от силы килограммов семьсот, а морж — до двух тонн. Но келюч не отбивается от хищников, он сам ищет белых медведей, убивает их и ест.

Келючам обычно не нравятся люди, не нравится, что люди нападают на лежки моржей и убивают их. Чукчи очень боятся келючей, потому что моржи-хищники нападают и на байдары. До появления ружей они были бессильны против келючей.

Келючи привыкли, что они самые сильные существа в окружающем мире, и бросаются, не ведая страха, на любого врага — и на человека в том числе. Если их не застрелят, пока могучий зверь мчится к байдаре, он клыками вспорет кожу, которой обтянута байдара, или зацепит борт и перевернет лодку. Люди в меховой одежде окажутся в ледяной воде, и келючу на самом деле даже нет нужды их убивать. Но как правило, келюч убивает попавших в воду людей, и ходят мрачные легенды, что келючу может и понравиться человеческое мясо…

Впрочем, это не только легенды. В 1910 году был случай, когда чукчи предложили капитану американской шхуны любое количество песцов, пусть только американцы убьют страшного келюча, из-за которого они не могут выйти в море: только на волнах появляется байдара, как рассекая волны, чудовище устремляется на них. Келюч ныряет так далеко, что его не удается застрелить, а потом бросается на байдару, как подводная лодка.

Американцы застрелили келюча с борта шхуны, из винчестеров с оптическим прицелом. Какой бы он не был умный, келюч, но понять, что такое шхуна, он не мог, и темного полусознания зверя не хватило, чтобы понять — человек может нести смерть и на расстоянии нескольких сотен метров… Но когда подплыли к льдине, на которой нашло свой конец чудовище, голова моржа лежала как раз на обглоданном трупе чукотского охотника… Так что моржи-людоеды — не просто пугалки для взрослых, не просто мрачная легенда.

Опять молчание висело в комнате, опять охотники переваривали сказанное. Товстолес усмехался, предлагал еще чаю с добавками, протирал запотевшие очки.

— Значит, келючи…

Андрюха произнес это с таким нехорошим выражением, что сразу стало видно — ему страшно. Впрочем, и остальным келючи как-то не понравились. Медведь-келюч, рано потерявший мать, вынужден стать более хищным, более свирепым, более хитрым, чем другие медведи… думать, что такие звери живут в лесу, очень уж неприятно. Особенно если лес кормит, и в него приходится ходить.

Но есть и еще кое-что, и Кольша с сомнением поднимает глаза на умного старика…

— Вопрос, конечно…

— Я слушаю.

— Владимир Дмитриевич… а ведь если он… ну, если медведь стал келючом, это же не объясняет, что медведь это настолько… ну, волевой, так, наверное?

— Так. Не стесняйтесь, договаривайте — такой волевой, такой разумный, верно?

— То есть получается, медведи-келючи могут начать охотиться вместе… Собрались три келюча, и мы с ними имеем дело? Так?

— А вот это как раз — ни в коем случае! Келюч — это страшный одиночка, ему не нужны все сородичи. Он сам умный, опасный, но совершенно безнравственный, антиобщественный зверь. И появляются келючи очень редко, как исключение из правила.

— Тогда у меня другое предположение…

— Да-да, Володька? — Товстолес произнес это точно таким же тоном, как если бы сейчас шла лекция, и студент второго курса Вова Носов поднял бы руку.

Но Володька не спешил начать, теребил пальцем переносицу, и Андрюха успел вспомнить, что в какой-то книжке по психологии читал: если человек трет переносицу, значит, он сомневается в своей правоте или в правоте собеседника.

— Ну в общем… Слух такой идет, у медведей бывают и жены…

— В смысле, человеческие жены? Женщины, ставшие их женами?

Ласковый голос Товстолеса усыпил бдительность Володька:

— Ну да… Бабы… женщины теряются, или медведи их крадут…

— И напавшие на вас недавно звери — это вот такие полукровки? Я вас правильно понимаю, Владимир?

На этот раз в голосе Товстолеса было что-то, из-за чего Володька сразу замолчал.

— Угм… Возможно вы знаете, Володька, что у медведей половой акт очень отличается от всего, что принято у животных групповых, живущих семьями и стаями. Половой акт совершается один раз, и для животных он очень долог — порядка десяти минут. У самца медведя есть специальная пенисовая кость, и его пенис в момент возбуждения превращается в конус диаметром сантиметров тридцать у основания. Наблюдавшие половой акт медведей рассказывают, что звери не проявляют ни нежности, ни заботы друг о друге, и делают все торопливо, грубо до жестокости.

Товстолес помолчал и закончил:

— И я бы вам был очень благодарен, Володенька, если бы вы показали мне женщину, которая останется в живых после сексуального общения с медведем… Посмотреть бы на такое чудо!

— Подождите… А как же все сказки? Легенды? — вмешался, не выдержал, Андрюха. — Во всем мире рассказывают истории про похищения женщин медведями… Не только в России.