– Ну, пойдем, что ли, – скомандовал он, убедившись, что все готово к выходу.

Эрвин попробовал встать и снова опустился на землю у костра.

– Я не могу, – пробормотал он. – Я, кажется, нездоров.

Даб подошел и остановился над ним, разглядывая с высоты своего роста съежившуюся фигурку Эрвина. Даз тоже подошел и встал рядом с Дабом. Некоторое время оба дарнара молча мерили своего подпаска одинаковыми взглядами.

– Ты нездоров, значит, ты болен, – заключил наконец Даб.

– Болен, – подтвердил Даз.

– Не то чтобы болен, – проговорил едва ворочающимся языком Эрвин. – Просто я вчера устал… мне нужно отлежаться. Я не могу идти – ноги не держат…

– Он не может идти, – взглянул Даб на Даза.

– Не может, – подтвердил тот.

– Нам не нужен помощник, который не может идти, – мигнули добродушные глазки Даба.

– Не нужен, – согласился его напарник.

– Верно говоришь, Даз.

– Верно говоришь, Даб.

Они отвернулись от Эрвина, словно тот в одно мгновение исчез из их жизни, и погнали даков по дороге. Эрвин проводил их взглядом, не в силах даже изумляться. Затем он опустил голову на землю и закрыл глаза. Ему не хотелось ни видеть, ни слышать, ни думать. Но больше всего ему не хотелось чувствовать, – чувствовать себя преданным и брошенным. И снова сознание милосердно оставило его, спасая от отчаяния. Он надолго погрузился в забытье – то ли в глубокий обморок, то ли в глубокий сон.

К полудню Эрвин пришел в себя. Он очнулся мгновенно, словно от толчка, и открыл глаза. Костер давно не грел, головешки прогорели дотла, земля под боком была ледяной и жесткой. Эрвин поднял лицо и увидел бледное зимнее небо. В этих краях снег шел только посреди зимы и не лежал подолгу, а земля почти на весь сезон становилась безрадостной бурой равниной, покрытой останками травы, пригодными в пищу только дакам.

Он повел головой, но небо и земля остались на месте, как им и было положено. Если бы он был простым подпаском, он погиб бы вчера вместе с Дабом и Дазом, а разбойники гнали бы сейчас украденное стадо в Дутухт на продажу. Эрвин подумал, что они легко могли бы рассчитаться с ним за вчерашнее, пока он лежал в забытьи у костра, но они наверняка были далеко отсюда, подальше от опасного мага, превратившего половину их шайки в пылающие факелы. Хорошо еще, что они не знали, как часто маг бывает беспомощным, куда беспомощнее обычных людей, которые никогда не тратят малую толику отпущенной им магической силы, потому что не умеют ее тратить.

Даб и Даз не оставили ему ни крошки еды, посчитав, что излишне переводить ее на бесполезное существо. Если бы он был просто подпаском, то вскоре погиб бы от голода и холода, брошенный на дороге.

Но он был магом.

Эрвин сел и огляделся вокруг. Безрадостное бледное небо, безрадостная нищая земля, полная разбойников и дарнаров, которым не свойственно даже элементарное чувство признательности, не говоря уже о сострадании. Дарнаров, однако, Эрвин не осуждал – для определенных чувств требуется определенный уровень развития.

Если бы он был подпаском, он был бы обречен жить и умереть в этом мире, но он был магом, и его мир был шире. Глупо выбирать судьбу подпаска, если способен на большее, и вот итог – он остался одиноким, вышвырнутым из этой жизни. Но нет, он не останется подыхать на дороге, словно бездомная собака. Скорее, скорее, прочь отсюда, из этого ужасного края! Куда-нибудь, все равно куда!

Подхваченный этой мыслью, Эрвин вскочил на ноги. Они слушались его, хотя его голова была затуманена усталостью и переживаниями. Он плохо различал дорогу, положившись на чувство направления, никогда не подводившее его. Куда-нибудь, только прочь отсюда, и как можно скорее!

Его ноги двигались сами, выполняя приказ сознания. Кажется, он шел не по дороге, а напрямик, инстинктивно чувствуя выход. Он забыл про голод, холод и усталость, одержимый порывом бежать отсюда, подгоняемый отвращением. Горькие мысли жгли его рассудок, застилали зрение. Разбойники были единой шайкой, что-то связывало и удерживало их вместе, Даб и Даз пасли одно и то же стадо и, вероятно, были родственниками. У каждого разумного существа были какие-то связи, свое место в жизни, и только он, в пять лет вырванный из дома, в девятнадцать выброшенный из академии, был одинок и неприкаян, как только может быть одинок и неприкаян человек. Эрвин окончательно понял это сейчас, когда попытка прибиться хоть к кому-то оставила его брошенным на дороге.

Тем не менее он вдруг отчетливо осознал, что бесполезно шарахаться, уклоняться, искать себе другую судьбу. Никогда он больше не отречется от своей судьбы, судьбы мага, никогда он не возьмет себе другую.

Его шаги сами собой замедлились, словно он наконец пришел к цели. Возвратившись от размышлений к реальности, Эрвин почувствовал, что перед ним – вход в канал. Так вот куда привело его чувство направления!

Стремление как можно скорее покинуть эти безнадежно чужие места пересилило все, даже чувство опасности. Эрвин колебался не более мгновения, перед тем как шагнуть в канал.

Наутро ректор Зербинас и лорд Дантос распрощались с Хирро. Тот пошел продавать свои охотничьи трофеи, а они вскочили на ларов и понеслись над кейтангурскими крышами вдоль берега моря на север, где находился выбранный Зербинасом канал.

Лорд Дантос был очень доволен вчерашним приключением. Он жалел только об одном – что ему не удалось сразить того огромного крылатого волка, чтобы потом, когда он будет рассказывать леди Аринтии о поисках преемника, как бы мимоходом упомянуть еще и об этой победе.

Ах, Аринтия, Аринтия… Но на свете было немало и других впечатляющих вещей, хотя бы вчерашняя битва с некромантом. Лорд Дантос был рад каждой возможности обнажить меч и пустить в ход свое боевое искусство. Воинские традиции были на одном из первых мест у архонтов – выше ценилась только родовая гордость, – а поездка с ректором, похоже, сулила не одно подобное происшествие.

Среди архонтов не рождалось магов, как и среди других рас Лирна, кроме человеческой, но никто из архонтов не считал это недостатком расы. Все, кроме воинского умения, считалось у них второсортным, в том числе и магия – зачем благородному воину еще и какое-то подозрительное колдовство? Архонты всегда относились к магам снисходительно, хотя и пользовались их услугами.

Знакомство с ректором заставило Дантоса отчасти пересмотреть свои взгляды на магов. В Зербинасе жил тот же боевой дух и страсть к военным приключениям, которыми славилась архонтская знать, и, судя по его скупым оговоркам, в прошлом ректор владел холодным оружием не намного хуже среднего архонтского воина. Что от этого умения осталось сейчас, у Дантоса пока не было возможности увидеть, но быстрота и уверенность, с которой оба мага расправились с некромантом, говорили о многом.

– А кто такой этот Хирро? – спросил он у ректора, когда их лары набрали высоту и сблизились так, что стало можно разговаривать.

– Хирро? – Брови Зербинаса приподнялись, глаза весело прищурились. – Пожалуй, это мой второй друг после Ки-и-скаля, несмотря на то что мы не видимся десятилетиями. Такой же непоседа, как и я, хотя он родом из Пирта. Когда я был помоложе, у нас на пару с ним было немало приключений, но теперь, к сожалению, у меня уже не та прыть. А он, как я вижу, все тот же.

– Он упоминал какой-то портал? – вспомнил Дантос, когда речь зашла о приключениях.

– Портал Древней Магии? – Веселая усмешка покинула глаза Зербинаса. – Тех, кто не маги, это мало касается… по крайней мере сейчас.

– Это секрет?

– Нет, почему же, хотя об этом не болтают на каждом углу. Понимаете, Дантос, у нас, магов, свои дела и свои интересы, они редко касаются остальных. Но тот случай был как раз таким, что касался всех. Многие чародейства у нас совершаются только во время определенного сочетания светил нашего мира, как в случае с магическим зеркалом Гримальдуса, помните?

– Да, – подтвердил кивком Дантос.