Елизавета в этот момент думает о том, что лучше бы взяла пивасик, как Пирог. Или джин-тоник, как Шалимар. Тогда не пришлось бы давиться адской смесью водки и псевдоапельсинового сока под названием «Отвертка». И зачем только она купила эту гадость?

В пику своим подругам и во славу Карлуши, вот зачем.

Все это время Карлуша держится молодцом, старательно не вспоминая о Женщине-Цунами. Он пьет гораздо меньше, чем обычно, записался на прием к немецкому консулу и в общество анонимных алкоголиков, вложил пять тысяч рублей в паевой инвестиционный фонд и купил две гантели по десять килограммов каждая. «Буду вести здоровый образ жизни, блюмхен, – заявил он Елизавете. – Чтоб, не дай бог, не окочуриться до того, как мы переедем в Германию. И чтоб не оставлять тебя одну, пока ты не встанешь на ноги». И еще: Карлуша, всю жизнь мнивший себя атеистом, за две недели умудрился посетить православный храм, лютеранскую церковь, синагогу и буддистский дацан. Чем именно он там занимался, осталось загадкой. А когда Елизавета попыталась прояснить ситуацию, на полном серьезе сказал:

– Не знаю, каким богам молиться, чтобы все у нас с тобой было хорошо.

– У нас и так все замечательно.

– Да, но хотелось бы еще заручиться поддержкой высших сил. Кто-нибудь из них обязательно откликнется на смиренные просьбы любящего отца…

– Чтобы паевой фонд не прогорел с тремястами процентами годовых?

– Я клал под сто пятьдесят, но дело не в этом… Я имею в виду совсем не материальные вещи…

«Нематериальные вещи» – не что иное, как тихая бухта их семейного благополучия. Карлуша (о, святая простота!) все еще опасается, что в нее вторгнутся пираты под предводительством Женщины-Цунами и отнимут главную ценность его жизни – прекрасный, едва распустившийся цветочек-дочурку. Если бы не уговор никогда больше не упоминать имя Женщины-Цунами, как будто ее и в природе не существует, Елизавета в два счета объяснила бы отцу: абордаж с последующим пленением и насильственным разъединением семьи им не угрожает. Женщина-Цунами не будет искать дальнейших свиданий. Она наверняка сама проклинает тот день, когда решила поближе познакомиться с дочерью, не оправдавшей ее гламурных ожиданий.

Полуночные мечты Елизаветы тоже претерпевают изменения: хотя в них она по-прежнему де-факто nummer ein в мировой табели о рангах, добраться до судьбоносной встречи на паперти никак не удается. Елизавета засыпает прежде, чем Женщина-Цунами оказывается в ее гипотетических объятиях. Чтобы объятия все же состоялись до того, как ее сморит сон, будущая княгиня Монако пускается на всякие хитрости: проматывает на ускоренной историю собственного возвышения, исключает пункты с Тарантино, ООН и музеем мадам Тюссо. Из посреднических миссий остаются лишь переговоры с басками, но и это не срабатывает. Елизавета все равно отрубается, так и не дождавшись катарсиса. Да и в конце концов, зачем ей становиться княгиней Монако? Наверняка прав у княгини гораздо меньше, чем обязанностей, а еще ежегодный великосветский бал в Вене и масса благотворительных вечеров по самым разным поводам! Присутствовать на них просто необходимо, невзирая на головную боль, расстройство желудка и – ужас, ужас, ужас! – месячные. Как совместить маленькое и не очень-то просторное коктейльное платье с тампонами и прокладками?..

А папарацци?!

Как она могла забыть об этих гиенах, этих падальщиках? Папарацци не дадут ей и шагу ступить, будут щелкать и щелкать ее без продыха, иногда намеренно выбирая не самые удачные ракурсы. Продажа снимков ведущим мировым издательствам за бешеные деньги – еще полбеды. Хуже, когда снимки появятся в Интернете и всякая шелупонь начнет снабжать их своими подметными комментариями. А еще есть такая программа, где посредством нехитрых комбинаций кнопок на клавиатуре можно до неузнаваемости изменить внешность популярного человека, прилепить ему буратинский нос, вывернуть губы на манер африканских, сделать косым, кривым и лишенным подбородка. Программа так и называется – «Достань звезду!». Достать звезду можно и другим способом, а именно: распространением о ней самых чудовищных слухов, самых грязных сплетен, самых отвратительных небылиц. Бог знает чего не читают о себе несчастные знаменитости! – читают и рыдают рыдмя, читают и впадают в ярость, читают и тут же набирают телефонный номер адвоката. Нет-нет, перспектива быть оболганной ни за чих собачий совсем не прельщает Елизавету Гейнзе. Пусть княгиней Монако становится кто-то другой. Пусть «Роллинг Стоунз» посвятят свое мировое турне не «солнцеподобной Элизабет», а «луноликой сами-придумают-кому» или вообще – 100-летию своей нескончаемой творческой деятельности. А у Тарантино и без того есть Ума Турман, и не стоит отнимать у режиссеров любимые игрушки, это может пагубно отразиться на их пищеварении.

Выход из положения напрашивается сам собой: поменьше мелькать на экранах и журнальных страницах, а лучше вообще никогда на них не попадать. Но как согласовать это с суперпопулярностью, о которой так бредит Елизавета?

Без средств массовой информации ее не достигнешь, без них человек обречен на незавидную и абсолютно непривлекательную роль мелкого обывателя (синонимы: быдло, мясо, инфузория, перегной). Обывательские чувства и мысли, а также победы и поражения можно разглядеть разве что под микроскопом, но и это маловероятно. Микроскоп – вещь благородная, глубоко научная, она открывает новые горизонты и служит продвижению самых передовых идей. Так стоит ли отвлекать столь замечательный оптический прибор на исследование душного обывательского мирка?

Однозначно – нет.

Микроскопу – микроскопово, а обывателю – обывателево. Никаких особенных взлетов, никакой зависти и злобы со стороны прочих двуногих, зато и потрясения сведены к нулю. В том числе потрясение, связанное с возможной материализацией в Елизаветиной жизни Женщины-Цунами. Эта уж точно не клюнет на мясо, инфузорию, перегной. Этой подавай вершины, глубины и звездные врата. И стандартные параметры успеха (90–60–90), а как раз их в телесах Елизаветы Гейнзе не обнаружишь ни с помощью рентгена, ни с помощью миноискателя.

Дилемма, как бы завоевать мир, оставаясь при этом невидимой, неслышимой и не сползшей с дивана, очевидно, не имеет решения. Хорошо Карлуше, у него подобные муки не в состоянии возникнуть в принципе. Просто живет себе человек, играет на своем «WELTMEISTER’е», любит свой кое-как слепленный природой блюмхен, попивает втихаря, совершает массу глупостей – и при этом остается милым и добрым.

Светлым.

Именно так: Карлуша – светлый человек! Елизавете страшно не повезло с матерью, но это невезение полностью компенсируется наличием прекраснейшего из всех отцов.

– …Давайте выпьем за моего папочку! – провозглашает Елизавета, не в силах противостоять внезапно нахлынувшему приступу дочерней любви.

– За кого-кого? За твоего папашу? – синхронно куксятся Пирог и Шалимар.

И их можно понять: как-то раз на дне рождения Елизаветы прямо у них на глазах изрядно перебравший Карлуша влил в себя целый стакан водки. После чего этот самый стакан был с помпой раздавлен в его руке. Кровищи пролилось море, причем ни Шалимар, ни Пирог (как выяснилось) терпеть не могут одного ее вида. Пирога едва не стошнило, а хлопнувшуюся в обморок Шалимар пришлось приводить в чувство с помощью нашатыря. В другой раз Карлуша донимал Елизаветиных подруг дурацкими расспросами о личной жизни дочери, есть ли у нее воздыхатель, тэ-эк сказать, король червей? а то она такая скрытная – клещами ничего из нее не вытащишь, а еще – она слишком доверчивая и любой негодяй легко обведет ее вокруг пальца, вы уж присмотрите за ней, юные барышни, небесные созданья… и… сигнализируйте, если что. Кроме того, Карлуша так задолбал «небесные созданья» аккордеонными наигрышами и бесконечными призывами исполнить всем вместе неаполитанскую песню «Скажите, девушки, подруге вашей…», что они торжественно поклялись никогда больше не переступать порог развеселого дома.