Тем не менее Кано справился. Он был внимателен и осторожен, наметив маршрут, который проходил по всему флоту, за день совершив путешествие с «Красной слезы» на корабли в альфа-квадранте. Он добирался на танкерах, «Грозовых птицах» и шаттлах. Он стал выглядеть настолько непримечательно, насколько мог это сделать генетически модифицированный человек, оставив доспех на боевой барже и скрыв лицо под капюшоном. Флот был охвачен кипучей деятельностью, а адъютант Первого капитана знал, как все было устроено.

Кано шагнул на гулкую палубу «Алого» и огляделся. Его не заметили, как он и хотел. Официальное прибытие вызвало бы вопросы, а Кровавый Ангел не был готов отвечать на них. Не сейчас.

Он решительно пересек грузовой отсек и направился к одному из широких лифтов. Любой, кто бы ни взглянул сейчас на него, посчитал бы присутствие здесь Кровавого Ангела абсолютно уместным.

Двери лифта состояли из двух медных створок филигранной работы, одна над другой. Они медленно и плавно раскрылись. Пока Кано ждал, чувство, что за ним кто-то стоит, стало сильнее, и легионер невольно улыбнулся.

— Здравствуй, брат Кано, — к нему подошел воин, также без боевого доспеха и одетый аналогичным образом. — Прошло немало времени.

— Не так много, как кажется, — двери лифта открылись, и они вошли. Платформа начала медленный подъем, который займет несколько минут. Она направлялась из грузового отсека у основания нижнего киля «Алого» к центральным палубам огромного крейсера. Их окружали узкие колонны прямоугольных контейнеров, поднимающиеся на высоту домов и расположенные попарно аккуратными рядами. Воинов скрывали тени, отбрасываемые модулями, Кровавые Ангелы были абсолютно одни.

Легионер снял капюшон, показалось лицо оливкового цвета с узкими суровыми глазами, подбородок обрамляла тонкая черная бородка, похожая на чернильные росчерки на бумаге. Боевой брат выглядел худощавым, в воспоминаниях Кано он был совсем другим. Адъютант помнил его носящим кристаллическую матрицу психического капюшона, а не с обнаженной бритой головой, как сейчас.

— Брат Эканус, — Кано откинул капюшон и протянул руку. — Какая приятная встреча.

— Время покажет, — Эканус ответил на рукопожатие. Кано заметил смущение воина. Его старый друг знал, что им не следовало встречаться тайно.

— Как ты узнал, что я приду? — спросил Кано.

— Я подозревал, — ответил Эканус. — Не был уверен, пока не увидел, как ты выходишь из переходного шлюза лихтера, — он оглянулся, наблюдая, как мимо проносятся палубы, пока лифт поднимался все выше и выше. — Если повезет, хранители не найдут нас здесь. Ты пришел поговорить.

Кано кивнул.

— Да, с братом.

До Никейского указа брат Эканус служил боевым псайкером в 202-й роте Кровавых Ангелов. И, как и Кано, смирился с приказом на запрет использования своих навыков. Кано помнил времена, когда он сражался вместе с Эканусом, у боевого брата была исключительная способность под названием «копье» — призыв мощного луча телекинетической энергии, который поражал врагов легиона. Сама мысль об Эканусе, который не мог воспользоваться своим даром, на миг вызвала у Кано приступ меланхолии.

— Ситуация изменилась, — сказал Эканус, словно прочитав его мысли. — Наш долг требует от нас иного. — Он сделал паузу.

— Брат, как бы я ни был рад видеть тебя, мы нарушаем приказ, встречаясь таким образом. Тайно.

— Ни одним приказом не запрещено поговорить двум боевым братьям.

— Формально нет, — Экануса сплел пальцы, — но когда Император огласил указ, легион не случайно разделил нас.

Кано не смог сдержаться и нахмурился.

— Плевать на Беруса и хранителей, которые смеют сомневаться во мне. Я не позволю относиться к себе как к изгою и очернять себя из-за чьей-то глупости!

Эканус посмотрел на него.

— Ты прибыл сюда, чтобы сказать мне об этом?

«В проницательности ему не откажешь», — подумал Кано.

— Нет, не из-за этого, — он вздохнул. — Я прибыл сюда, потому что должен рассказать о том, что только ты сможешь понять.

— Это связано с уничтожением планеты Холст? Слухи о приказе примарха быстро распространились по флоту.

Кано покачал головой.

— Гибель планеты может быть следствием того же самого события. Нет, брат. Раньше, еще до того, как мы достигли скопления Сигнус… — теперь, когда пришло время произнести эти слова вслух, Кано понял, что ему сложно сформулировать их. В горле вдруг пересохло.

— Мне приснился сон, — признался бывший библиарий. — Видение о силе, которое пришло во время медитации. Я не стремился к этому, — вспомнив о нем, он почувствовал, как участился пульс. — Но оно сильное, брат. Сильное, темное и глубокое.

Он медленно вдохнул.

— Я падал, и там был…

— Красный ангел, — прошептал Эканус. — Окровавленный серафим, — он поднял руки, точно повторяя видение, которое пережил Кано. — Я тоже его видел.

Мерос ощутил мрачную атмосферу лазарета, проходя по его залам. В перерывах между кампаниями, когда в медицинском центре не лечили раненых и не ухаживали за умирающими, здесь обычно было тихо. Сейчас также стояла тишина, но несколько иная. Воздух отягощало отчаяние, а по коридорам сновало множество незанятых матросов и сервов легиона. Те, кто осмеливался посмотреть на проходящего Кровавого Ангела, демонстрировали неприкрытый страх. Мерос мысленно представил их и вспомнил замерзшие трупы на улицах улья Холста. Они выглядели, как две стороны одной монеты: мертвые и живые, тут и там.

Люди такие слабые, даже не будучи ранеными. Легионер с трудом представлял времена, когда и он был таким же, до того как прошел испытания и заслужил право на генетические имплантации и улучшения. Он жалел их, тех, кто навсегда останутся обычными. Они никогда не увидят вселенную так отчетливо, как он, никогда не будут такими уверенными и целеустремленными…

Мысль застыла. «В чем я теперь уверен?» — спросил себя Мерос. Его твердый рациональный взгляд на вещи был поставлен под сомнение. Предположения, на основе которых воин строил свою жизнь, превратились в песок, осыпавшийся сквозь пальцы.

«Я пересек огромные пространства и видел невероятное», — подумал он. — «Это дар, полученный в обмен на мою службу легиону».

Но вплоть до Сигнуса апотекарий никогда не сталкивался с невозможным. Это была та тень, о которой он сказал, и один взгляд в глаза Ралдорона и других командиров открыл ему истину.

«Они тоже понимали это».

Ощущение, пришедшее с осознанием, было странным и новым. Покалывающий холод в мыслях, пустота в груди. Может быть… это отголосок страха?

Невозможно. Снова это слово.

— Нет мест, куда бы мы не решились ступить, — пробормотал Мерос, ему вспомнились слова из надписи в Гробнице Героев на Ваале.

— Эй! — окликнул кто-то, подбежав к апотекарию и прервав его раздумья. — Лорд Мерос!

Это был летописец Гервин, с которым он познакомился на борту «Гермии». Человек казался ниже, чем помнил легионер, а одежда была великоватой и висела на нем.

Кровавый Ангел кивнул ему.

— Значит, ты перебрался на флагман.

— Да, — Гервин ответил таким же кивком, его руки дрожали от нервного возбуждения. Глаза секвенталиста окружали серые тени, а лицо было бледным.

— Меня с остальной труппой разместили в Башне Лебедя.

Мерос слышал о ней: золотой минарет в верхней части корпуса «Красной слезы», который чаще всего использовался для церемониальных целей. Примарх милостиво передал его в распоряжение летописцев.

Гервин все говорил, апотекария мало интересовала пустая болтовня о взаимоотношениях с артистами, драматургами и журналистами, которые документировали операцию флота. Мерос обратил внимание на один нюанс.

— Где твой графический планшет? Ты потерял его?

— Нет, нет. Не совсем. Я, э-э, просто не взял его с собой.

Меросу это показалось странным. Писатель без блокнота был подобен невооруженному легионеру: неправильный, неполный. Он так и сказал.