- Чую, чую, чую зас-с-с-с-саду, да-ссс! Белорыс-с-с-с-сые с-с-с-с-совс-с-с-сем рядом, да-ссс! - громко чавкая и поглощая сырое кровавое мясо, сипел Азаил, при этом злобно сверкая своими белесыми насекомьими глазами. - Ты ничего не видел на охоте, с-с-с-сынок?

  Слово 'сынок' вывело юношу из какой-то розовой задумчивости. Он сидел за простым тесаным деревянным столом рядом с насекомообразным чудовищем и держал в руках деревянную ложку, которую, впрочем, ни разу не опустил в миску с супом из вареной оленины, который уже порядком остыл. За окном была полярная ночь, пронзительно и злобно, как дикий зверь, завывала вьюга, но в их домике было жарко натоплено, а освещался он четырьмя глиняными лампами, горевшими на оленьем жиру, которые едва светили себе 'под нос', а потому все пространство домика тонуло в полутьме.

  'Сынком' Азаил называл его крайне редко: либо когда был особенно доволен успехами юноши, либо когда что-то хотел от него того, чего не мог добиться силой. Поскольку особенных успехов у ученика мага давно не было, то это обращение Азаила показалось ему подозрительным. И он в очередной раз мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность: если бы не тщательно сделанные им после удачных охот запасы, подозрения Учителя быстро перешли бы в нечто гораздо более серьезное...

  - Нет, Учитель, ничего не видел, все как обычно. Только вот оленя трудно стало доставать. Может, снеги опять вернулись к нам, ведь медведи да волки столько не переедят... - честно соврал Азаилу юноша, что, надо сказать, ему удивительно легко всегда удавалось - почему-то ему не хотелось говорить Учителю о таинственных огоньках, о странных деревьях и, особенно, о красивых тонких девушках с крылышками - ведь они так идеально подходили под 'белобрысых летуний', о которых часто говорил Азаил, а потому реакция его могла быть только одна: 'немедленно убираться отсюда'. А именно этого и боялся юноша - ему уже через пару часов после такого смешного, наверное, со стороны панического бегства так захотелось ещё и ещё понаблюдать за ними, послушать их беззаботный звонкий смех и разговоры, повдыхать приторно-сладкие запахи волшебной рощи. Вот уже раз десять после того памятного посещения таинственного места он бывал там, всякий раз наблюдая за девушками из укромного места и всякий раз с большим сожалением уходил, чувствуя, что так и не насытился этим прекрасным зрелищем! Была б его воля... Уходя, он всегда мечтал только о двух вещах: чтобы Азаил со своей мощнейшей интуицией не догадался о его походах, а вторая - чтобы хоть раз представился бы случай поговорить с одной из девушек, особенно с той, 'розовой', незнакомкой...

  - С-с-с-с-мотри, с-с-с-сынок, - подозрительно глядя на него своими холодными насекомьими глазами, сказал Азаил, словно стремясь прочитать мысли юноши, впрочем, тщетно - Люк был хорошим учеником и ставить магические барьеры научился не хуже Учителя, - ес-с-с-с-сли увидиш-ш-ш-ш-ш-шь белобры-с-с-с-с-сых, немедленно ко мне - будем сматывать удочки, понял? - и тонкая паучья лапа с острым черным когтем протянулась от одного конца стола к другому и обвила шею юноши и слегка сдавила её. Ему стало не хватать воздуха и он захрипел... Но в тот же момент лапа разжалась и уползла обратно.

  - А-а-а, п-п-п-очему, дядь Азаил, а? Что в них такого опасного, что даже ты, кому и десяток снегов нипочем, их боишься? - сделав намеренно невинное как у ребенка лицо, спросил юноша, втайне пытаясь получить хотя бы косвенное доказательство того, что страхи Учителя носят параноидальный, а не реальный характер... Ему так хотелось верить, что эти прекрасные существа - добрые и милые, а Азаил все выдумывает про них из-а какой-то обиды, которые они когда-то, в далеком прошлом, нанесли ему.

  - Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! Я - боюс-с-с-с-с-ь?! - зашипел на всю комнату Азаил и прыгнул, как сущий паук, с места прямо через весь стол к Люку. - Я? Я? Я-ссс?! Аз-з-з-з-з-заил Премудрый, Аз-з-з-з-з-заил Бес-с-с-с-с-с-с-траш-ш-ш-ш-шный! Да я, щ-щ-щ-щ-щ-щенок, один с-с-с-с-с-спалю с-с-с-с-с-с с-с-с-с-с-отню белобры-с-с-с-с-сых!.. - он воинственно обнажил свои острые отвратительные жвалы, свои длинные когтистые лапы и угрожающе протянул их к лицу юноши, который, впрочем, совершенно хладнокровно принялся, как ни в чем не бывало, поглощать порядком остывший суп.

  - А-а-а-а! Кажется я понял, дядь Азаил, - не отрываясь от еды, с набитым ртом проговорил юноша. - Просто их больше сотни, а потому сто первая, наверное, раскатает в лепешку тебя, да? - и, не выдержав, сам вдруг прыснул от смеха.

  Но Азаилу было не до смеха. Он сильным ударом лапы перевернул тарелку, так что суповая жижа опрокинулась прямо на штаны юноши, а сам принялся кругами ходить по горнице, уже не обращая никакого внимания на него, бормотать себе под нос:

  - Ничего, ничего-ссс, Аз-з-з-з-з-аил, мы е-щ-щ-щ-щ-щё поквитаем-с-с-с-с-я с-с-с-с-с ними, поквитаемс-с-с-с-с-я! Чудненько, чудес-с-с-с-с-сненько поквитаемс-с-с-с-с-я! Не с-с-с-с-сотню, не две, не тр-р-р-р-и, а вс-с-с-с-сю с-с-с-с-с-вору под нож-ж-ж-ж-ж! Да-ссс, под но-ж-ж-ж-ж-ж, белобрыс-с-с-с-с-ые обманщ-щ-щ-щ-щ-щ-ицы, да-ссс!..

  Глядя на это, юноша понял, что ни одного слова от него больше не добьешься. Когда Азаил впадал в такое состояние, он мог часами напролет повторять одно и то же и ходить кругами, пока не упадет совершенно без сил. А потому решил этим воспользоваться и завалился на печку, спать, все равно Учебы сегодня не будет. И сделал он это с ещё большим удовольствием не только потому, что теперь, наконец-то, сможет выспаться по-человечески, а и потому, что может теперь, сколь угодно, не боясь выдать себя перед строгим Учителем, вовсю мечтать о 'розовой' незнакомке...

  Юного охотника звали Люцифер, что, как объяснял ему Учитель, означало ни много ни мало как 'Светоносец'. Почему ему суждено было носить такое странное имя, юноша не знал - Учитель вообще особенно-то и не посвящал его в свои замыслы, выделяя крупицы информации, словно цедя какой-то сильнодействующий лекарственный настой по капле. Впрочем, кое о чем Люк - так звал его Азаил для краткости - и сам догадывался. Таинственная власть, которая ему была подарена Потоком, - что это иное, как не сила солнечного света, которую он постоянно носил в своем естестве? Раз войдя в него двенадцать лет назад, когда ему стукнуло пять, она больше не покидала его, послушно откликаясь на каждый его зов. Стоило юноше захотеть сотворить какое-либо заклинание, он обращался к Потоку и легкое приятное жжение в груди, а потом и по всему телу, а также ощущение нарастающей силы внутри, говорило ему о том, что его зов принят. Иногда это проявлялось даже видимым образом, особенно в темноте. Если Люк творил заклинание полярной ночью, то можно было заметить, как вокруг становилось светлее, как будто бы кто-то зажег фонарь, а снег начинал слегка таять. Когда Люк заметил это в первый раз, он сразу и догадался о смысле своего имени.

  Гораздо сложнее было узнать хоть что-то о своей матери. Да, красочные иллюзии, которые демонстрировал ему Азаил, давали определенное представление, но ничего конкретного Учитель так и не рассказал. Смешно сказать, Люк даже не знал её имени, не знал имени отца, не знал, где находится та сказочная страна с Башней из золотого кирпича! Никаких книг, кроме книг по практической и теоретической магии, у него не было. Что было за границами Ледяной Пустыни - также оставалось неизвестным.

  Ещё один вопрос, который не давал покоя Люку, - это вопрос о его происхождении. Азаил открыл ему, что он - человек. Но ни одного 'человека' Люк отродясь не видал. На все просьбы о том, чтобы показать ему страны, где обитают люди - хотя бы в иллюзии -, Азаил уклонялся, ссылаясь на то, что 'у нас-сссссс итак очень мало времени-ссссс, некогда-сссс, некогда-ссссс'. Но почему 'у нас мало времени', Люк не мог понять. Вроде бы они никуда не торопились, наоборот, время в этой полярной пустоши как будто бы совершенно остановилось. И лишь потом, после участившихся обеспокоенных монологов о 'белобры-с-с-с-с-с-ых летуньях-сссс', сказанных, как обычно, 'про себя да вслух', Люк понял, что 'мало времени' относится именно к ним. Азаил определенно скрывался в этом безлюдном необитаемой месте от их преследований и, возможно, от мести и боялся, что вот-вот они здесь появяться, а до этого надо успеть, как он говорил, 'поднять щ-щ-щ-щ-щ-щенка на ноги, да-сссс' и тогда, тогда он им ещё 'пока-ж-ж-ж-ж-ж-жет'. Видимо, Азаил всерьез рассчитывал на его все возрастающие магические способности в предстоящем сражении, что также ставило Люка в состояние недоумения. Кажется, чтобы достигнуть уровня знания и силы Учителя, надо практиковаться многие десятилетия, но тогда смысл 'ускоренной' подготовки терялся, учитывая кратковременность человеческой жизни. Так или иначе, но людей Люк так за все это время и не увидел - приходилось удовлетворяться тем, что он видел сам, глядя на собственное отражение в воде. Наверное, люди - они какие-то такие...