Розовый Дождь
Интерлюдия. Император.
В последнее время мне часто снится мир, каким он был в далеком прошлом, во времена моей юности. Как вживую, я вновь вижу сочные изумрудные луга и аккуратно постриженые фруктовые деревья садовых рощ, бескрайние леса, больше напоминающие благоустроенные городские парки, и множество рек, словно кровеносные сосуды, перегоняющие из одного конца континента в другой потоки свежей, прозрачной как горный хрусталь воды. Я вновь вижу многолюдные города, которые ни за что не отличишь друг от друга - так они похожи друг на друга -, аккуратные черепичные крыши и кирпичные ограды домов, беззаботные толпы обывателей, работающих не до усталости, даже не подозревающих, что такое опасность, голод или старческая немощь.
Целестия... Благословенная страна, обетованный край блаженства и покоя! Страна, где лето никогда не сменяется зимой, где дожди выпадают как по заказу, в лесах которой ты не найдешь ни одного хищного зверя. Миллионы квадратных миль ухоженных пашен, пастбищ, лугов, лесов и садов. Миллионы счастливых обитателей, не знающих что такое нужда, болезни, голод. Тысячи ничем не отличимых друг от друга городов. Пятьдесят королевств, спаянных, как пластины кольчуги, в единое Содружество под сенью могучего Авалона...
Когда я думаю о том, как жили тогда люди, первое, что приходит мне в голову - это дети. Ведь дети, пожалуй, единственные существа, которые воспринимают все имеющееся у них, как данность, как само собой разумеющееся, совершенно не подозревая, что все те блага, что у них есть, кто-то потрудился произвести, заработать, а, может быть, даже украсть. Ну, а если кто-то тебе эти блага дал, значит, ты уже от него зависим, значит, ты не свободен. Ребенок всегда зависим от своих родителей, даже если это самые лучшие родители в мире, даже если он сам об этом не подозревает.
Так жили тогда все обитатели Благословенной Страны. Жили в свое удовольствие, не замечая оков на своих руках и ногах, считая их просто ювелирными украшениями. И ведь и в самом деле - оковы наши были сделаны из чистого золота...
Имея вот уже почти полувековой опыт управления Империей, я могу сказать, что самая крепкая власть - эта та власть, о которой ты не подозреваешь. Так правили, ловко и умело, всем человечеством Небесные Владычицы. И лишь немногие тогда знали правду. Но даже из тех, кто знал о ней, лишь единицы могли желать иной доли.
Сейчас, когда прошло вот уже почти полвека, как минула Эра Порядка и Процветания, меня часто просят написать о том, что было тогда - каким был мир до того, как на него пролился Розовый Дождь. Да и сам я давал себе обет рассказать о том, что происходило со мной и с другими участниками мировой драмы в те смутные времена, на переломе Эпох. Но раньше на моих плечах невыносимым грузом лежало много неотложных государственных дел и я никак не мог заставить себя взяться за перо. Сейчас, когда всем заправляют уже мои внуки и правнуки, я все же решил заставить себя выполнить обещанное, чтобы написать то, что должен. И, кто знает, может быть тогда эти сны оставят меня, наконец, в покое?
Писано в лето пятьдесят второе от начала Эры Императора.
КНИГА ПЕРВАЯ. ОТВЕРЖЕННЫЕ.
Пролог. Пылающие небеса.
Огненный смерч, как всегда, пришел словно из ниоткуда. Ревущие, воющие, охающие звуки, от которых закладывало уши, от которых хотелось, крепко-накрепко обхватив голову ладонями, бежать без оглядки, зарыться поглубже в землю или вообще перестать существовать, вскоре воплотились в виде пылающих как стоги сена огненных шаров, то тут, то там с грохотом разрывающихся с такой силой, что вековые дубы переламывались как щепки, а ещё влажная, терпко пахнущая древесина мгновенно вспыхивала, как высохшая былинка, от поистине адского жара. Лес горел уже повсюду, грозя поглотить весь лагерь. Полуодетые люди выскакивали из охваченных пламенем палаток, на ходу сталкиваясь друг с другом, осыпая друг друга ругательствами и совершенно не обращая внимания на тех несчастных, кому выпала судьба превратиться в живой, пылающий факел. Пару десятков таких - извивающихся, как полураздавленные черви, воющих, как поросята на бойне, - ни одна милосердная рука не захотела прикончить. Никому до них не было дела. Каждый хотел только одного - выйти за пределы огненного смерча. Хаоса и беспорядка добавили, как всегда, лошади. Обезумевшие животные скидывали всадников, рвали уздечки, оглашая лес неистовым ржанием, затаптывали раненых. Где-то перевернулась телега - возница ругался на чем свет стоит, придавленный ею к земле. Но на него никто уже не обращал внимания.
Огненные снаряды падали все чаще, все ближе подбираясь к сердцевине лагеря - обители 'черных' -, отгороженной от всех остальных бревенчатым частоколом, на заострённых вершинах которых красовались человеческие - и не только! - черепа, неизменно испускающие из своих унылых пустых глазниц пучки зеленовато-белесого мертвенного света. Но внутри неё как раз и не наблюдалось ни следа паники! Несколько десятков мужчин в черных одеяниях и непроницаемых черных металлических масках скоро, но без панической торопливости, уже образовывали магический круг вокруг его стен. Слова заклинаний, произносимых ими, вряд ли кто мог расслышать и в обычное время, а сейчас, в этом сплошном огненном аду ревущего пламени и криков боли, страха и ужаса, - и подавно. Можно было видеть лишь как они мерно раскачиваются в такт мелодичным напевам с таким видом совершенного безразличия ко всему происходящему, как будто вокруг совершенно ничего не происходит. Но так мог подумать лишь невежда. Всем известно, что 'черные', даже погруженные в самый глубокий транс, продолжают видеть все происходящее лучше самого внимательного наблюдателя - 'умным', магическим зрением. А вскоре стал зримым и результат их усилий. Пламя, ревущее как стая голодных драконов тут же остановилось, словно наткнулось на невидимую стену, и подалось назад, охватывая ещё недоеденные островки зеленого леса. Не дать не взять морская волна, разбившаяся о каменный мол...
Но это было только начало сражения.
Внутри лагеря уже вовсю пели серебряные трубы, выбивали дробь барабаны. Тысячи рук выхватывали из стоек оружие, тысячи ног пришпоривали лошадей. Раззоренный муравейник обретал утраченный было порядок. Хаотическое движение сменилось движением упорядоченным, чарующие мелодии волшебных музыкальных инструментов развеяли панику в сердцах людей также легко, как магический ветер - наступающее пламя. И вот уже вместо криков и стонов тысячи глоток лающими голосами выкликивают 'песнь ненависти', испытывая только одно желание - разорвать, уничтожить, растоптать того, кто осмелился совершить это дерзкое нападение.
Снаружи лагеря тем временем уже все стихло, остался лишь шум угасающего пламени, треск разламывающихся от жара стволов деревьев и камней. Несмотря на глубокую ночь, от пылающего зарева было светло, как днем.
Сколько будет остывать лес? Не меньше чем двое-трое суток. Но у подвергшихся ночному обстрелу было другое мнение. Так долго ждать они не могли.
Внезапно, как по команде, со стороны лагеря подул сильный холодный и влажный ветер, словно огромный язык циклопического невидимого существа слизывая остатки пламени, а вслед за ним, по дюнам из серого, ещё теплого пепла, хлынула стальной змеей конница. У каждого всадника за спиной располагался пехотинец с луком, а также длинный шест с флагом, на котором трепетал фамильный герб. А вслед за ними со стороны лагеря вверх взметнулись какие-то тени, на миг закрыв луну и звезды.
С высоты птичьего полета все окружающее выглядело площадкой для игры в солдатики. Выгоревшая часть леса неровной черной кляксой виднелась внизу. Затем различалась темная лента реки, в водах которой поблескивали отсветы звезд. Ещё дальше - начиналось лесистое всхолмье. Туда в первую очередь устремились крылатые наездники, судя по всему именно оттуда стреляли.
И в самом деле, стоило только подлететь им поближе, как целый рой огненных стрел, со свистом прорезая воздух, устремился им навстречу. На ночном небе одновременно распустились несколько десятков багрово-алых цветов, а вслед за ними, запаздывая, послышался оглушительный грохот разрывов, от которых болели барабанные перепонки в ушах. Шипение и свист раскаленных добела осколков - и вот уже несколько темных крыланов вспыхнули и, шипя как ракета из праздничного фейерверка, рухнули прямо в воду, всего в нескольких десятков шагов от моста, по которому уже отбивали звонкий марш сотни подкованных копыт. Впрочем, и здесь не обошлось без неожиданностей. Передовые всадники едва успели затормозить - почти в самой середине моста произошел взрыв, однако напиравшие сзади силой инерции вытолкнули впереди стоящих прямо в разлом - и вот уже несколько десятков закованных в броню воинов камнем пошли ко дну, исключая тех, кто сумел удержаться на купах своих коней, пытавшихся выплыть. Из прибрежных кустов раздались торжествующие вопли - и тяжелые свинцовые пули раскаленным градом полетели навстречу нападавшим. Те смешались, подались назад. Чтобы не быть раздавленными в толпе, пехотинцы спрыгивали с моста в воду - их доспехи были не так тяжелы. Но по ним уже прицельно стреляли с берега - огненные цветы в воздухе позволяли увидеть - куда.
