– Другие могут сомневаться, что это был дракон. Я не сомневаюсь, – произнес кто-то позади меня с легким самсамийским акцентом.

– О, как ужасно! – ответила молодая леди.

Я повернулась и увидела Джозефа, графа Апсигу, рассказывающего историю трем гореддийским придворным дамам:

– Я был частью охотничьей группы, граусляйн. Мы только зашли в Королевский лес, и собаки разбежались во всех направлениях, словно там было двадцать оленей, а не один. Мы разделились, некоторые поехали на север, другие – на запад, и каждая группа считала, что принц Руфус был с другой, но, когда мы воссоединились, его нигде не оказалось.

– Мы искали его до вечера, а потом позвали королевскую стражу и всю ночь провели в поисках. Его собственная собака – красивая пегая охотничья по кличке Уна – нашла его, лежащего на животе в топи поблизости.

Троица ахнула. Я развернулась и внимательно посмотрела в лицо графа. У него были светло-голубые глаза, кожа без единого пятнышка или морщинки, так что его возраст оставался загадкой. Он определенно пытался произвести на дам впечатление, но, кажется, говорил правду. Мне не нравилось вмешиваться туда, куда меня не приглашали, но мне нужно было знать.

– Вы уверены, что его убил дракон? В топи вы нашли прямые улики?

Джозеф направил на меня всю силу своей красоты. Он поднял подбородок и улыбнулся, как святой в деревенской церкви, сияя благочестием и вежливостью. Хор ангельских дам вокруг него уставился на меня и зароптал, зашелестели шелковые платья.

– Кто еще мог убить его, учительница музыки?

Я сложила руки на груди, защищаясь от его очарования.

– Бандиты, похитившие голову ради выкупа, например?

– Требований выкупа никто не предъявил. – Он ухмыльнулся, его херувимы ухмыльнулись вместе с ним.

– А как же сыновья святого Огдо, пытавшиеся разжечь драконофобию до приезда Ардмагара?

Он откинул голову назад и рассмеялся. У него были очень белые зубы.

– Ладно, Серафина, ты еще не предположила, что он увидел красивую пастушку и потерял голову от любви. – Его небесная армия сопроводила этот комментарий симфонией хихиканья.

Я собралась отвернуться – он явно ничего не знал, – когда знакомый баритон присоединился к разговору:

– Мисс Домбег права. Вполне вероятно, что это сделали сыновья.

Я отступила, позволяя принцу Люсиану беспрепятственно встать лицом к Джозефу.

Улыбка Джозефа померкла. Принц Люсиан никак не отреагировал на неприличное предположение о своем дяде Руфусе, но он определенно все слышал. Граф преувеличенно низко поклонился.

– Прошу прощения, принц, но почему бы вам не схватить сыновей и не запереть их, если вы так уверены, что они виновны?

– Мы никого не берем под стражу без доказательств, – ответил принц, словно его не побеспокоил этот выпад. Но сам три раза быстро топнул левой ногой. Я заметила это и задумалась, совершала ли я сама такие неосознанные движения. Принц продолжил тем же беззаботным тоном: – Безосновательные аресты только подбросят дров в костер, привлекут новых сторонников конфликта. Кроме того, это противоречит принципу: «Да будет ищущий справедливости справедлив».

Я взглянула на него, потому что узнала цитату.

– Понтеус?

– Он самый, – с одобрением кивнул Люсиан.

Джозеф ухмыльнулся:

– При всем уважении, но наш правитель, регент Самсама, никогда не позволил бы безумному порфирийскому философу влиять на свои решения. И он не позволил бы драконам совершить государственный визит в Самсам – конечно же, я не хотел оскорбить вашу королеву.

– Возможно, поэтому регент не сторонник мира, – сказал принц спокойным голосом, снова постукивая ботинком. – При этом он совсем не стесняется получать выгоду от нашего Мирного Соглашения, основанного на принципах безумного порфирийца, сам не рискуя ничем. И он будет здесь во время упомянутого государственного визита, что для меня лишняя головная боль – и я говорю это со всей любовью и уважением в мире.

Какой бы увлекательной ни была это вежливая светская перепалка, внезапно я заметила мисс Суетливость на другом конце смежной комнаты. Она приняла стакан золотистого портвейна из рук пажа. Я не могла до нее добраться, не протиснувшись через толпу танцующих, а они только начали вольту[18], так что сейчас будет множество летающих конечностей. Я осталась стоять на своем месте, но не сводила с нее взгляда.

Труба огласила элегантное завершение этого жизнерадостного танца. Музыканты внезапно замолкли, и несколько человек столкнулось на танцевальном полу. Я так пристально наблюдала за мисс Суетливость, что ничего этого не заметила, и в результате осталась стоять одна посередине широкого прохода, когда толпа расступилась.

Принц Люсиан схватил меня за правую руку и оттащил с дороги.

В дверном проеме стояла сама королева Лавонда. Ее лицо покрылось морщинами, но спина не согнулась под тяжестью лет. Стальной хребет, как говорили в народе, ее осанка была тому подтверждением. Она все еще пребывала в белом трауре, в память о сыне, от шелковых туфель до шали и вышитого чепчика. Роскошные рукава тянулись по полу.

Глиссельда соскочила со своей кушетки и сделала реверанс.

– Бабушка! Какая честь!

– Я не останусь, Сельда, я здесь не ради себя, – ответила королева. Их голоса были очень похожи, но голос старой королевы был резче от привычки к приказному тону. – Я привела тебе гостей, – сказала она, приглашая в зал группу из четырех саарантраи. Среди них была Эскар. Они стояли, напряженные, как по стойке «смирно». Они не побеспокоились о праздничных нарядах, а блеск их колокольчиков был слишком тусклым, их сложно было принять за настоящие украшения. Эскар снова была в порфирийских брюках. Все уставились на них.

– О! – взвизгнула Глиссельда. Она снова сделала реверанс, пытаясь вернуть самообладание. Когда девушка поднялась, ее глаза все еще были удивленными. – Чем мы обязаны этому эм…

– Мирным Договором, подписанным почти сорок лет назад, – сказала королева, которая как будто возвысилась, обращаясь ко всем присутствующим. – Я считала, возможно ошибочно, что наши народы просто привыкнут друг к другу после прекращения военных действий. Разве мы, как масло и вода, не можем смешаться? Ошиблась ли я, когда ждала, что возобладают разум и добропорядочность или же стоило закатать рукава и только посеять их семена?

Люди в комнате выглядели смущенными, а драконы – неприкаянными.

– Глиссельда, поухаживай за своими гостями! – рявкнула королева и вышла из комнаты.

Принцесса определенно была напугана. Рядом со мной принц Люсиан переступил с ноги на ногу и пробормотал:

– Ну, давай же, Сельда.

Она не могла его слышать, но подняла подбородок, как будто вняла добрым словам, и попыталась соответствовать властному виду своей бабушки. Она направилась к Эскар и расцеловала ее в обе щеки. Маленькой принцессе пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до нее. Эскар грациозно приняла поцелуи, склонив голову, и все зааплодировали.

Потом вечер продолжился. Саарантраи собрались вместе с одной стороны, словно стадо перепуганного скота, их колокольчики жалобно звенели. Другие гости обходили их по широкой дуге.

Я тоже держалась на расстоянии. Эскар была посвящена, но я не хотела рисковать – другие могли меня почувствовать. Я не знала, как они могли бы поступить в таком случае. Меня могли бы принять за ученую с разрешением не носить колокольчик, или Эскар могла бы бестактно заявить о моем происхождении, и ее услышала бы вся комната.

Она точно этого не сделает. Орма рассказал мне, что межвидовое скрещивание так разрушало ард, что ни один дракон не подумал бы о том, что мое существование вообще возможно, и тем более не заговорил бы об этом.

– Осмелишься пригласить ее на танец? – произнес джентльмен позади меня, прервав мои размышления. На мгновение я подумала, что он имел в виду меня.

– Кого из них? – спросил вездесущий граф Апсига.