Пиай не ощущал при подобных мыслях ни горя, ни раскаянья, однако сейчас, когда с последней встречи с Мерит прошло много месяцев, он сам удивлялся дерзости и наглости того Пиайя, как будто это был не он сам, а какой-то незнакомец. При этом он знал, что сделал бы то же самое и сейчас, несмотря на все опасности и препятствия, даже ценой собственной жизни. Не было основания этим гордиться, он просто не мог иначе. Как природой дано скарабею катить перед собой шарики из навоза, невзирая на все препятствия, так и ему было предназначено любить Мерит, и этого нельзя было бы изменить, даже если бы она отвернулась от него.
«Я и к этому должен быть готов, — подумал Пиай. — Может быть, она примирилась со своим супругом. Может быть, ее антипатия превратилась в терпимость, потому что она устала оказывать сопротивление. Это было бы понятно, и я должен был бы смириться с этим после столь долгой разлуки».
Так думал Пиай, однако в глубине его души теплилась надежда, что дела обстоят совсем не так. И эта надежда нашептывала ему: «Конечно, она продолжает ждать тебя. Ее тело тоскует по твоему, и присутствие навязанного ей супруга злит ее».
Пиай был скорее склонен прислушиваться к голосу надежды и верить его нашептываниям. Но что будет с Таккой? Она доверилась ему, и он согласился с этим. Пиай оглянулся в поисках спутницы. Маленькая нубийка в солнечный полдень легла под тент и заснула. Ее темная изящная головка покоилась на узле, стройные ноги она подтянула под свое пристойное длинное платье. Она лежала, как спящий ребенок, — хрупкая, доверчивая. Пиай ощущал к ней глубокую приязнь. Она была не только его возлюбленной, его второй женой, но и кем-то вроде дочери, которая окружает отца своей женской заботой, в то время как он защищает и охраняет ее.
— Я должен взять пример с фараона, да будет он жив, здрав и могуч. Он любит Нефертари, не пренебрегая другими женами и наложницами. В любом случае мне легче, потому что весь мой гарем состоит из Такки.
Как будто почувствовав, что он думает о ней, она повернулась, вытянулась, открыла глаза и сдержанно зевнула.
— Я спала?
— Да, моя дорогая, и я смотрел на тебя.
Она поднялась и села рядом с Пиайем.
— Здесь в полдень не так жарко, как на юге.
— В Мемфисе будет еще прохладнее, и, если нам повезет, еще сегодня ты переживешь свой первый дождь.
— Дождь! Я даже не могу себе этого представить. Неужели вода просто течет с неба, как будто кто-то выливает на наши головы несколько кувшинов?
Пиай рассмеялся:
— Нет, все не так просто. Вода в большинстве случаев падает мелкими каплями, и это длится некоторое время, пока ты по-настоящему не промокнешь. В Дельте она льет потоком, и тогда твое сравнение с кувшинами подходит. Я пережил подобное один-единственный раз в окрестностях Она, города Солнца.
— У тебя есть желание мне об этом рассказать?
— Если хочешь слушать.
Пиай рассказывал, а Такка, как завороженная, раскрыв глаза, слушала его. Все это ей казалось похожим на сказку.
Нефертари вернулась из Мемфиса, но в Пер-Рамзесе ничего не изменилось. Рамзес воспринял ее присутствие с холодной вежливостью и в рассеянности. С желчного лица Изис-Неферт не сходила язвительная насмешка, когда они встречали друг друга, а Мерит-Анта, новая жена, выказывала перед Великой Царской Супругой лицемерное смирение и наигранную покорность.
Тотчас после возвращения Нефертари к ней пришел главный советник. Парахотеп, бывший обычно спокойным и уверенным, на этот раз выглядел нервным, беспокойным и после торопливого приветствия тут же перешел к делу:
— Благодарение Хатор, ты вернулась, моя царица! Мы пришли к единому мнению, что нам пора действовать, пока еще не слишком поздно.
— Кто мы?
— Мы — это принц Енам, принцесса Мерит, верховный жрец Хамвезе, Мена, Сети, конечно, я сам и вообще все те, которые хотят блага фараону, да будет он жив, здрав и могуч, и хотели бы, извини, что я это говорю, уберечь его от величайшей глупости. Ты должна будешь заметить, высокочтимая царица, что хеттская принцесса все еще держит его величество в своих когтях, и дело сейчас уже так далеко, что он дарит ей целые области своих владений. Несколько дней назад царь положил мне на стол документ, речь в котором шла ни больше ни меньше, как о том, чтобы передать все поступления от дани с западной части Амурру хеттской шлюхе Мерит-Анта. Когда я скромно возразил, что этого многовато и вообще не хотел бы Благой Бог прежде обсудить дело со своими советниками, на мою голову обрушился весь царский гнев. Что я о себе воображаю, и кто я вообще такой, чтобы сомневаться в его приказе! Впрочем, сказал он, нерадивого советника можно легко сменить. Он уже знает, что не все при дворе ценят Мерит-Анта по заслугам, но в конце концов его третья супруга должна иметь определенные права, и он, царь, для того и существует, чтобы ей эти права предоставить. Что мне было делать? Я поставил печать на договор и считаю, что дело дошло до точки, когда необходимо предпринять меры против этой ядовитой змеи.
Нефертари выслушала все спокойно и спросила:
— Как ты себе это представляешь? Что необходимо предпринять?
— Я вижу только одну возможность: эту женщину нужно убрать. Добровольно она вряд ли вернется к своему отцу. Царь находится в ее руках, и Амурру не будет его последним подарком. Ходят даже слухи, что Благой Бог хочет передать ей имение царицы-матери Туи, как только та переселится в Дом Вечности. Нетрудно догадаться, досточтимая царица, что жадное сердце Мерит-Анта недолго будет довольствоваться этим. Не без основания Изис-Неферт все чаще заглядывает к ней, потому что следующая цель их обеих — устранить тебя, моя царица, из сердца царя и отобрать у тебя ранг Великой Царской Супруги. Эта цель уже много лет занимает Изис-Неферт, но у нее не было никаких шансов на успех. Теперь все выглядит по-другому. Если Мерит-Анта родит принца…
— Она беременна? — быстро спросила Нефертари.
— Пока нет, она бы об этом тотчас растрезвонила. Могу я задать тебе один вопрос, досточтимая царица, до того, как я продолжу?
Нефертари кивнула.
— Придерживаешься ли ты того же мнения, что Мерит-Анта должна исчезнуть и очень быстро?
— Если все то, что ты рассказал мне, соответствует правде, то есть проверено и подтверждается другими, тогда ты имеешь мое согласие. Эта женщина должна уйти. У вас есть план?
— Планы есть, но есть также и сомнения. Предположим, Мерит-Анта умирает или исчезает, и царь начинает расследование. Любая мужская дружба кончается, если дело идет о женщинах. Другими словами, царь никогда не простит мне того, что я устранил его возлюбленную. Это же касается наследного принца Енама, потому что отцы прощают сыновьям многое, но они не терпят, если сыновья вмешиваются в их любовные дела, да еще так грубо и решительно. Фараон передаст наследование трона Хамвезе, а Енама изгонит в Куш. Хамвезе, само собой разумеется, на нашей стороне, однако он хотел бы остаться верховным жрецом и вовсе не желает быть фараоном…
— А если я возьму ответственность на себя?
— Ты потеряешь его сердце, моя царица.
— А разве оно у меня еще есть?
— Да, потому что Мерит-Анта принадлежит только его тело. Когда-либо ее очарование пройдет — может быть, уже завтра или через пять лет. Но мы не можем ждать этого. Сейчас уже не можем.
Нефертари задумалась, закрыла свои слегка раскосые миндалевидные глаза и, казалось, глядела сквозь веки.
— Есть только один человек, который может наступить на змею, не опасаясь мести фараона. От нее, скрипя зубами, он это стерпит, потому что он хороший и верный сын. На Тую, царицу-мать, можно положиться.
— Я мог бы тебя расцеловать, если бы это было разрешено и прилично. Я желал бы только, чтобы предложение исходило от тебя, моя царица, и тоже не вижу никакой другой возможности. Я сегодня же отправлюсь к ней.
Имение царицы-матери располагалось в самой плодородной части Дельты, удаленной от Пер-Рамзеса лишь на несколько часов пути на корабле. Из этой местности происходила семья ее супруга Озириса-Сети. Здесь он построил просторный летний дворец и передал все имение еще при жизни своей супруге. Туя скромно называла себя сельской жительницей. Она с успехом выращивала прекрасный рогатый скот и лошадей и хозяйничала на своих полях, применяя новые знания.
