По правде говоря, мадам любила повторять, что и во всей Европе не нашлось бы равного пансиона.

Мадемуазель Бовэ работала в пансионе очень давно — настолько давно, что знала его историю даже лучше, чем сама мадам. Именно поэтому, наверное, она продолжала работать, даже когда стала уже слишком стара для этого и вполне заслужила уход на отдых.

Беттина знала, что смерть старой учительницы для пансиона и мадам Везари практически ничего не изменят.

Пансионеркам печальное известие сообщат после утренней молитвы, и все опустятся на колени, чтобы помолиться о душе мадемуазель. А потом о ней забудут.

Почему-то было ужасно думать, что долгая жизнь закончится одной молитвой и забвением. Беттине хотелось бы, чтобы пришли слезы и принесли облегчение, ведь случилось несчастье — мадемуазель умерла,

Но уже в следующую минуту девушка решительно подняла голову и сказала себе:

— Я не стану плакать! Я ведь на самом деле совсем не любила ее, когда она была жива. Зачем мне притворяться сейчас, когда она умерла?

Беттина вспомнила, как очень давно в ее присутствии кто-то — кажется, отец — сказал о похоронах какой-то женщины:

— Теперь, когда она умерла, гроб завалили дорогими цветами. А ведь пока она была жива, никто не принес ей даже полуувядшей ромашки!

«Как это неправильно, — подумала Беттина. — Нам надо быть добрее к живым, а не устраивать спектакли тогда, когда они уже не могут это увидеть».

Она вспомнила цветы, которые наполняли церковь во время похорон матери. Многие венки прислали люди, которых ее мама не любила и которых отказывалась принимать у себя.

Тогда Беттина спрашивала себя, зачем они присылали свои цветы.

Ее мать это бы страшно позабавило, потому что она сразу бы поняла, хоть и не стала бы говорить вслух, что эти люди хотели наладить отношения с ее мужем — ведь тот часто бывал в обществе принца Уэльского и имел много влиятельных и знатных друзей.

Вернувшись мыслями к похоронам матери, Беттина вспомнила, как был убит горем ее отец — и как быстро он оправился.

— Жизнь должна продолжаться, Беттина, — сказал он дочери, у которой глаза еще не высохли от слез.

Ей так мучительно не хватало матери, что она даже думать не могла о ней, не расплакавшись.

— Да, я понимаю, папа, — с трудом смогла сказать она, почувствовав, что он ждет ее ответа.

— Я теперь сделаю одно, — рассуждал отец вслух, — это отправлюсь к твоей крестной матери, леди Бакстон. Она всегда относилась к тебе с симпатией. У меня такое чувство, что она — единственная, кто сможет нам сейчас помочь.

— Чем, папа?

— Я толком не знаю, — ответил ее отец. — Но я уверен: Шила Бакстон подскажет нам, что надо делать.

И леди Бакстон действительно знала, что надо делать: не успела Беттина опомниться, как ее уже отправили во Францию, в пансион мадам Везари, где ей предстояло пробыть следующие три года.

Этим летом ей исполнилось восемнадцать, и она считала, что ей разрешат выйти из пансиона в апреле и дебютировать в светском обществе, как это предстояло сделать всем ее ровесницам.

Однако, когда она написала об этом отцу, он сообщил ей, что леди Бакстон серьезно больна и приезд дочери несвоевременен.

«Останься пока в пансионе, — написал ей отец. — Я сейчас не могу беспокоить твою крестную. И, если говорить честно и откровенно, нет никакой надежды, что она «введет тебя в свет», пока прикована к постели».

Неприятно было оказаться самой старшей девушкой в пансионе и получать от подруг письма с рассказами о балах, театральных спектаклях и других увеселениях, на которые их возят, пока сама она вынуждена была заниматься в одиночку, поскольку обогнала всех других учениц старшего класса.

А потом, совершенно неожиданно, две недели тому назад Беттина узнала, что ее крестная умерла и она немедленно должна возвращаться домой.

— Я немного удивлена, Беттина, что ваш отец не пожелал, чтобы вы хотя бы закончили семестр, — заметила мадам.

— Да, мне тоже кажется это немного странным, — согласилась Беттина.

— Пожалуйста, напомните ему, что мы еще не получили от него оплаты, которую обычно вносят вперед. Конечно, мы можем немного ее сократить, но, пожалуйста, скажите ему, что семестр начался первого сентября.

— Да, мадам.

Беттина без всяких объяснений знала, почему ее вызывают домой.

Оплату за ее обучение в пансионе всегда вносила ее крестная, а с ее смертью этот финансовый вопрос решать было некому.

Сколько она себя помнила, у отца с матерью всегда было плохо с деньгами, но ничто не мешало отцу встречаться с его богатыми друзьями и принимать участие в их развлечениях, каких бы затрат они ни требовали.

Он охотился верхом на лис и оленей и пешком — на уток и куропаток, он участвовал в бегах и проводил вечера за карточным столом — словом, во всех развлечениях «Общества Мальборо-Хауз», центром которого были принц и принцесса Уэльские.

Беттина печально подумала, что для нее денег скорее всего не найдется — и теперь, после смерти леди Бакстон, у нее даже не будет нового модного платья, в котором можно было пойти на бал — если ее пригласят.

Ее мысли улетели так далеко, что Беттина невольно вздрогнула, когда в зал ожидания вернулся лорд Юстес. На этот раз его сопровождал официант из буфета с подносом, на котором стоял чайник, необходимая посуда и тарелка с толстыми сандвичами с ветчиной.

Официант поставил поднос на стул рядом с Беттиной, поблагодарил лорда Юстеса, чьи чаевые, видимо, оказались более чем щедрыми, и поспешно ушел.

— Вы почувствуете себя лучше, если выпьете чаю и что-нибудь съедите, — сказал лорд Юстес.

— Вы очень добры, — отозвалась Беттина.

— Поезд отойдет через полчаса, — сообщил он ей. — Я сказал, чтобы вам приготовили в дорогу корзинку с едой, и забронировал место в дамском купе.

Беттина снова поблагодарила его и налила себе чаю.

Лорд Юстес оказался прав: после чая она действительно почувствовала себя лучше — настолько лучше, что даже ощутила голод и взяла сандвич с ветчиной. На пароходе все страдали от морской болезни и не хотели есть, — а она слишком робела, чтобы есть одной.

Сандвич показался ей необычайно вкусным, и, покончив с ним, она взялась за второй. Однако не успела откусить от него и кусочек, как вернулся врач. Поспешно положив сандвич на тарелку, Беттина встала.

— Садитесь, — сказал ей лорд Юстес, — и предоставьте все мне.

Он отвел врача в дальний угол зала, и они начали тихо о чем-то совещаться. Беттина не могла расслышать ни единого их слова.

Ей казалось неудобным продолжать есть и пить, и она снова остро ощутила присутствие в зале ожидания мертвого тела мадемуазель.

Вошедшие следом за врачом санитары положили труп на носилки и с головой накрыли его одеялом.

Беттина подумала, что ей следовало бы попрощаться с мадемуазель Бовэ, но санитары действовали очень быстро и деловито, так что не успела она опомниться, как они уже унесли носилки и дверь за ними закрылась.

Врач продолжал разговаривать с лордом Юстесом, и теперь Беттина заметила, что они держат в руках документы мадемуазель, которые, видимо, достали из ее сумочки. Тут разговор закончился: врач направился к Беттине.

— Здесь имеется адрес пансиона мадам Везари, — сказал он. — Это именно туда нам следует послать уведомление о смерти этой дамы?

— Да, это так, — ответила Беттина. — Если у нее и был дом или родственники, то я об этом ничего не знаю.

— Вполне понятно, — согласился врач. — Можете не сомневаться, мисс Чарлвуд, что для нее будет сделано все, что скажет священник. Перед тем, как выехать сюда, я попросил уведомить католического священника, что женщина его вероисповедания находится в критическом положении. Он должен был прибыть, чтобы исповедать ее и дать ей последнее причастие, так что он, конечно, займется ее похоронами на католическом кладбище.

— Большое вам спасибо, — сказала Беттина. — Я глубоко благодарна за то, что вы взяли на себя столько хлопот.