– Таких, наверное, полным-полно, – ответил ей отчим.

Этими словами они обменялись уже внизу, в курительной комнате. Скай с ногами забралась в большое кресло. Норман сел с другой стороны камина и посмотрел на нее.

– Давай не будем говорить обо мне, – сказала она. – Лучше расскажи мне, чем ты сейчас занимаешься. Расскажи о новых машинах, о новых контрактах, короче, обо всем. С самого начала, с того самого момента, на котором мы остановились.

И Норман, подстегиваемый ее интересом, принялся рассказывать.

Он оставил без внимания предостережения Скай об опасностях, которые могут подстерегать его в новом браке. Несмотря на всю свою рассудительность и здравый смысл, которые подсказывали ему, что он ведет себя просто смешно, Норман знал, что ему нужна Карлотта. Нужна больше, чем любая другая женщина в жизни.

Он влюбился в юную актрису с первого взгляда. Каждый раз, когда они виделись, Норман понимал, что его сердце попало в плен и он очарован ее красотой.

Поначалу Норман пытался сопротивляться чувству, охватившему его при первой же встрече с Карлоттой. Собрав волю в кулак, он старался сдерживаться и не показывать ей волнения, которое вызывало в нем одно прикосновение ее руки.

Это безумие. Я приглашаю ее на ужин в последний раз, говорил он себе. И каждый раз чувствовал, что ему необходимо увидеть ее снова. Норман прекрасно понимал: будь он моложе, принадлежи он к поколению Карлотты, то уже давно сделал бы ей предложение. Однако он не решался произнести слова, которые готовы были вот-вот сорваться с его губ, причем не только из осторожности. Он заставлял себя хранить молчание, был вынужден оставлять слова невысказанными вовсе не потому, что боялся услышать ее ответ. Просто он полагал, что эту проблему можно решить деловыми, практическими способами – как он решал все прочие проблемы в своей жизни.

Он хотел сначала вызвать у Карлотты искренний интерес к себе и лишь потом предложить деловое участие в своей жизни. Они прощались, а слова любви так и оставались невысказанными, поскольку Норману казалось, что нужный момент еще не наступил.

Когда Скай покинула дом на Белгрейв-сквер, Норман почти пожалел, что не был откровенным с падчерицей, не получил от нее сочувствия и понимания. Возможно, девушка помогла бы ему справиться с самой сложной проблемой из всех, с которыми ему только приходилось сталкиваться.

Она, со своей женской интуицией, могла бы подсказать ему, как найти подход к Карлотте. Может, вскружить ей голову, как она вскружила ему? Но природная стеснительность мешала Норману честно во всем признаться.

– Удачной тебе охоты, дорогой мой! Надеюсь, что она ответит тебе «да», – сказала Скай, целуя его на прощание.

– Не говори глупостей, – неожиданно резко ответил Норман.

– Неужели глупости? – не поверила девушка. – Что ж, поживем – увидим.

Норман понял, что его скрытность ни в чем не убедила падчерицу.

Иногда Скай удается довольно точно предсказывать будущее, подумал он. Норман часто убеждался в том, что это правда, равно как и в ее потрясающей правоте относительно действий, которые она выносила на обсуждение. У него мелькнуло желание броситься за ней, попросить вернуться и довести разговор до конца. Однако природная сдержанность взяла верх. И Норман вернулся в дом. В курительной комнате он выкурил три сигареты подряд. На его лице застыло хмурое выражение напряженной сосредоточенности.

Прошел почти час, прежде чем он решился позвонить. Трубку взяла сама Карлотта.

– Мне надо с тобой увидеться, – сказал Норман. – Чем ты сейчас занимаешься?

– О, я ужасно занята, – ответила Карлотта. – Ты будешь смеяться, когда узнаешь, что я делаю.

– И что же? – поинтересовался Норман.

– Наклеиваю в альбом газетные вырезки – статьи, в которых говорится обо мне, – ответила она. – Мне кажется, моим внукам будет интересно узнать и увидеть, какой ослепительной красавицей была когда-то их бабушка.

– Неужели это так важно – уже сейчас беспокоиться о внуках? – спросил Норман. – Я очень хочу, чтобы ты приехала сюда.

– Куда это – сюда?

– Я сейчас у себя на Белгрейв-сквер, – ответил он. – Я уже говорил тебе, что хочу снова открыть лондонский дом и приспособить его для жилья. Хотелось бы получить твой совет насчет интерьера.

Возникла короткая пауза.

– Я бы с радостью тебе помогла, – ответила Карлотта, – но в данную минуту я занята. Я вся перепачкалась клеем, и мне не хочется переодеваться. Лучше ты приходи ко мне на чай.

Норман хотел было возразить, однако вместо этого сказал:

– Приеду прямо сейчас.

Ему очень хотелось, чтобы Карлотта посмотрела дом. Он был разочарован, но в то же время почувствовал облегчение.

Ему было страшно увидеть ее на месте Эвелин, страшно, что на Белгрейв-сквер она окажется совсем другим человеком, нежели очаровавшая его девушка из богемной среды.

Ведя машину в направлении Стрэнда, Норман поймал себя на том, что стоит планы на будущее. Он и раньше часто задумывался о будущем. Представлял себе Карлотту на Белгрейв-сквер, пытался вообразить их совместную жизнь, себя в счастливом браке, возможно, даже отцом семейства. Однако подобные картины никогда не устраивали его, казались какими-то неполными. Завод постоянно притягивал к себе Нормана, требуя его времени, напряженной работы ума, постоянного внимания. Он допускал, что Карлотта, несмотря на все, что он мог ей предложить, сочтет дом на Белгрейв-сквер не вполне подходящим, каким-то мрачноватым, каким он когда-то казался и ему самому.

Такой брак попросту невозможен, резко сказал он себе, как говорил уже тысячу раз до этого.

Стоя перед входной дверью, ведущей в дом Магды, Норман тяжело вздохнул. Интересно, правда ли Карлотта хочет его сейчас видеть?

Норман прекрасно понимал, что утратил то, что на самом деле имело значение в его жизни, – прежнее юношеское стремление к идеалу.

Карлотта не обманула его – она на самом деле наклеивала газетные вырезки в альбом. Несколько месяцев она складывала их в ящик комода, но забывала ставить даты и теперь пыталась восстановить их по памяти. Она намеревалась заняться этим делом в первый же ненастный, дождливый день, но каждый раз, когда такой день наступал, у нее находились какие-то более важные и более интересные дела. Сейчас она извлекла на свет божий целый ворох вырезок и пришла в ужас, увидев, какая огромная работа ей предстоит.

Она принялась аккуратно обрезать края и наклеивать их на страницы старого номера журнала «Татлер», а затем не менее аккуратно размещать их в большом зеленом альбоме, на обложке которого было крупными буквами выведено ее имя.

За время своей недолгой сценической карьеры девушке удалось добиться куда большей известности, чем можно было рассчитывать при довольно скромных ролях, которые она играла. Карлотта была удивительно фотогенична, и редакторы охотно помещали ее фотографии на страницы журналов, руководствуясь чисто художественными, эстетическими соображениями.

Перелистывая альбом, Карлотта придирчиво рассматривала себя. Бросая взгляд на некоторые фотографии, она не могла удержаться от восхищения.

На многих снимках она и впрямь выглядела потрясающе. Карлотта обладала особой утонченностью и шиком, и это было для нее даже важнее, чем красота.

Девушка с гордостью сказала себе, что это – неоспоримое доказательство породы. Воспитанная Магдой в легкой, чуть фамильярной манере, Карлотта была не чужда снобизма.

Самым главным для нее было то, что мать ее принадлежала к семье Романовых. Но, конечно же, Карлотта бы никому в этом не призналась.

История ее рождения была достаточно романтична, чтобы распалить воображение девушки. Когда матери Карлотты пришлось спасать свою жизнь во время большевистской революции, на помощь ей пришел один молодой англичанин.

Несколько дней они не могли пересечь границу и за время, которое провели вместе, страстно влюбились друг в друга.

Наконец им удалось бежать, и на пароходе, перевозившем скот, они пересекли Черное море и добрались до Константинополя.